«Винни», куда мы?
прочь, ответила та. И, нежась в ней, Черная Элис впервые могла оценить всю прелесть открытого космоса, глубокого космоса, движущегося все быстрее, по мере того как ускорялся буджум, рвущийся совершить первый гигантский прыжок в межзвездную тьму Большой Пустоты.
Они направлялись в неведомое.
Прочь, повторила Черная Элис и велела себе оставить печали. Не горевать. Не сходить с ума. Это куда лучше, чем стать мозгом в канистре.
Тела членов экипажа уже переваривались в ней, и когда «Винни» прыгнула, Элис пришло на ум, что очень скоро напуганные астронавты начнут рассказывать по ночам новую жуткую историюо загадочном исчезновении буджума «Лавиния Уэйтли».
РИС ХЬЮЗКак Щепкинс по волнамПеревод А. Гузмана
Скоро он разменяет шестой десяток, наш Кастор Щепкинс, и для стереотипного валлийца это весьма почтенный возраст, если не сказать преклонный. Впрочем, Кастор с гневом отметает малейшие упреки в стереотипности. Не все же, мол, настоящие валлийцы питаются исключительно картошкой фри с пивом и как огня бегут любой работы, ответственности и физической нагрузкинет, это всё его личные, щепкинсовские особенности, а то, что они совпадают с клише, совпадение и есть, не более.
Впрочем, с возрастом его не все так просто, и возможно, что на самом деле Щепкинс вдвое старше, чем говорит, поскольку однажды случилось нечто невероятное и спутало картыво всех смыслах. Он сидел в любимом пабе с двумя своими лучшими друзьями, Падди Делюксом и Одержимцем Харрисом, предвкушая очередную партию в покер и очередной выигрыш, немалый и неминуемый, когда возник спор о результатах прошлых игр, угрожая испортить весь вечер. Началось с того, что Падди пожаловался на состояние Касторовых карт. Вот как он сформулировал свои претензии:
Не карты, а черт-те что, считай крапленые. Да ты все эти пятна от пива небось наперечет знаешь, не говоря уж о брызгах жира, ну и видишь, что выпадает.
Словом, жульничаешь, добавил Одержимец Харрис.
Кастор Щепкинс заявил, что оскорблен таким обвинением, но его друзья продолжали ворчать, слово за словои вот они уже наотрез отказывались сыграть хоть одну партию какой-либо колодой, кроме новой, нераспечатанной, которую Падди позаботился прихватить с собой. Речь зашла даже о возмещении былых проигрышей, намекали и на компенсацию морального ущерба; в конце концов Кастор сдался и признал, что в пятнах от пива и картошки теоретически можно и вправду усмотреть нечто подозрительное.
Они принялись играть новой колодой, и Кастор продул все партии до единой, оставшись в итоге должен приятелям около сотни фунтов. С собой у него таких денег не было, и он сказал, что выйдет поищет банкомат, одна нога здесьдругая там. Падди с Харрисом кивнули.
Разумное предложение, сказали они.
Вернусь через десять минут, провозгласил Кастор.
Он встал и направился к выходу, а они торжествующе смотрели ему вслед, но торжество это было сродни ликованию рыбы, ухватившей червяка на крючке, и глаза их болезненно блестели в ожидании подвохаПадди с Харрисом и помыслить не могли, что Кастор беспрекословно выполнит обещанное, не попытавшись тем или иным образом взять реванш. Десять минут прошло, он не возвращался. На звонки по мобильному не отвечал. Падди потер нос, а Харрис почесал подбородокне обязательно в таком порядке.
Вернулся Кастор через час, нетвердой походкой и тяжело дыша, а упав наконец на свой стул, еще какое-то время пыхтел и что-то бормотал то ли по-испански, то ли по-арабски (Падди с Харрисом так и не пришли к единому мнению), прежде чем содрогнуться, облизать губы и подергать себя за мочки ушей. Приятели молча смотрели, как он медленно приходит в себя, и вот он обратился к ним.
Вы ни в жизнь не поверите, что со мной случилось! сказал он.
Рассказывай, ответили они.
Сейчас-сейчас, проговорил он, горло только промочу, а то нервы совсем ни к черту. Не возражаешь, если я у тебя отхлебну? Ага, так-то лучше. И у тебя глоточек? Ну да, полкружкиэто не совсем глоточек, но слушайте внимательно: меня похитили! Понимаю, звучит нелепо, но это чистая правда. Так вот, выхожу я отсюда, иду по эспланаде и вдруг вижу недалеко от берега корабльстаринный галеон! С него спускают шлюпку, она гребет к берегу, и тут я заметил кое-что странное.
В каком смысле странное? спросил Падди.
Кастор понизил голос до шепота:
Люди в шлюпке были одеты как пираты, ну, в таких черных штанцах в облипку и белых рубахах, пузырящихся на ветру, с повязанными на головах пятнистыми платками, одноглазые, с колючими бородами, и многие размахивали абордажными саблями или сжимали в зубах ножи, ну я и подумал, что снимается кино, правда, не видел ни режиссера, ни камер. Хотелось задержаться посмотреть, но первейший мой долг был добыть для вас деньги, так что я поспешил дальше.
Какая забота, отметил Харрис.
Кастор кивнул:
Я дошел до банкомата, вставил карту, ввел ПИН-код, забрал новенькие хрустящие банкноты, но, как только деньги оказались у меня в руке, меня схватили, вскинули в воздух и куда-то понесли. Улицу заполнила толпа беснующихся головорезов. Банкомат они тоже прихватили с собойзаложили пороховой заряд и выломали из стены. У меня от этого взрыва все в голове смешалось. Я вообще не понимал, что происходит, пока не стало слишком поздно. Вокруг был полный хаос, асфальт усеян битыми бутылками, от паров рома не продохнуть. Когда дым рассеялся, я увидел, что меня запихнули в шлюпку Только тогда я понял, что никакие это не актеры, а настоящие пираты. В учебниках истории написано, что пираты нападали не только на другие корабли, но и на прибрежные городки, разоряли их и грабили. Портколтипичный прибрежный городок, так и напрашивается на подобный налет. Видно, пираты решили наскочить по-быстрому, схватить что плохо лежит и смыться до приезда полиции. Представляю, как они были разочарованы скудной добычейединственный банкомат и единственный пленник, то бишь я.
Да уж, не зажируешь, согласились Падди и Харрис.
Вот именно, вздохнул Кастор. Может, им просто надо было потренироваться. Короче, на галеоне меня заперли в какой-то темный затхлый чулан, и я с ужасом принялся вспоминать, как пираты обычно поступают с пленниками, но потом успокоился и понял, что вряд ли мне предстоит «пройти по доске». Если бы они хотели меня убить, зачем им вся эта морокаспокойно могли перерезать горло прямо у банкомата. Значит, скорее всего, они замышляли продать меня в рабство. Мне было ужасно неудобно, что вы так и сидите там и ждете денег, но я никак не мог передать вам весточку.
Дни тянулись медленно, налетел жуткий шторм, и я заблевал весь чулан, а держали меня только на хлебе и воде. Когда я просил нормальную еду, они хохотали на пиратский манер и относились к другим моим просьбам с таким же презрением. Я уж думал, они хотят сгноить меня в этой темнице, но однажды утром головорез, куда благороднее прочих головорезов, отворил дверь и выпустил меня. Он представился капитаном Костяком и сказал, что у него ко мне серьезный разговор. Отвел меня в свою каюту, предложил сесть и угостил пивом с картошкой, которых мне так не хватало. Когда я набил живот, он пристально оглядел меня и сказал:
«Нам не хватает одного человека, и, чтобы эффективно управлять кораблем, я должен срочно найти замену. Вы единственный кандидат на вакансию, так что я хочу предложить эту работу вам. Если вас не устраивает и вы предпочли бы рабский труд в масляных копях Дерьментаадское, кстати, местечко, что ж, не буду настаивать».
«Мне надо подумать. А что, собственно, за вакансия?»
«Впередсмотрящего. Наш последний впередсмотрящий прошлой ночью упал с мачты и разбился насмерть, равно как и предпоследний в свое время, не говоря уж о предпредпоследнем и так далее. Без впередсмотрящего мы не будем знать, куда плывем, и не узнаем это место, когда доплывем, так что это очень важный пост и серьезная ответственность».
Я хотел заявить, что не желаю иметь ничего общего с ответственностью ни в какой форме, но тут до меня дошло, что, как у члена экипажа, у меня будет куда больше шансов сбежать и вернуть вам долг, чем если я попаду в масляные копи Дерьмента. Так что я согласился. Капитан Костяк просиял и объяснил мне мои обязанности. Я должен был забраться в «воронье гнездо» на самой высокой мачте и кричать во все горло, как только увижу что-нибудь примечательное. Он дал мне исчерпывающий список того, что следует считать примечательным, и там значились: суша, шторма, водовороты, корабли с грузом сокровищ, пираты-конкуренты, рифы, каннибалы, киты, гигантские кальмары, русалки, спасательные шлюпки, соблазнительные облака, изменение очертаний, цвета или прочности на разрыв линии горизонта.
Приступить к работе следовало немедленно, и я, преодолевая тошноту, полез по вантам. Я карабкался выше и выше, оскальзываясь, обдирая пальцы о грубую пеньку, по лбу моему катился пот, желтый и вязкий, как масло от картошки фри, но я говорил себе, что должен залезть наверх, чего бы мне это ни стоило. И у меня получилось, так что можете расслабиться. «Воронье гнездо» оказалось не просторней и не устойчивей крупного котелка со скользкими стенками, и сердце мое бешено забилось, причем не совсем от восторга, вернее, совсем не. Я принялся гадать, как долго продержусь, пока тоже не полечу вниз вслед моим предшественникам. Хорошо еще, в тот момент море было сравнительно спокойным, так что я справлялся со своими обязанностями более или менее удовлетворительно. Завидев среди волн какой-нибудь объект, я лез в список и выяснял, следует кричать или нет. Если это было «большое бревно», кричать не следовало, а если «большое бревно с человеком на нем», то следовало. И так далее.
Как же ты спал? перебил его Падди.
Честно говоря, хреново, вздохнул Кастор, но я научился сворачиваться в клубок так туго, что помещался в «гнезде». Ночью там было холодно, даже в тропиках, может, потому, что я залез так высоко. Только не спрашивайте, как мне доставляли еду и питье, а то придется заодно объяснить, как я оправлялся! Пока остальные пираты внизу обжирались арбузами и намазывали тосты маслом из Дерьмента, пили ром и сок лайма, я затягивал пояс потуже, но иногда мне позволяли спуститься. Каждый раз, как мы заходили в порт, мне разрешали сойти на берег вместе с остальным экипажем.
И сколько портов ты видел? поинтересовался Харрис.
Всех не перечесть! Мы несколько раз обошли вокруг света и останавливались в Бомбее, Рангуне, Сурабае, Шанхае, Осаке, Лиме, Монтевидео, Луанде, в странных приморских городках на побережьях Нижнего Бо, Чикчирика и Посредственной Утопии, среди прочих. Однажды мы даже встали в Уэльсе, в Тенби, и я уже собирался дезертировать и доехать до Порткола на автобусе, с пересадкой в Суонси, но капитан Костяк задержал меня. Такой шанс пропал! Капитан хотел сказать мне что-то важное, в общем, выбора у меня не было, пришлось выслушать.
«Штурман Щепкинс, начал он, из всех впередсмотрящих, какие у меня служили, никто вам и в подметки не годился. Вы кричите без промедления, никогда не ошибаетесь, до сих пор не выпали из гнезда и не расшиблись насмерть. Не впередсмотрящий, а идеал! Будь моя воля, никогда бы вас не отпустил. Поклянитесь мне, что если вы когда-нибудь женитесь и заведете сына, то назовете его тоже Кастором и воспитаете так, чтобы он во всем походил на вас. Вот как высоко я вас ценю. Надеюсь, ваши друзья тоже вас ценят?»
«А как же», заверил я его.
Так что я остался служить под началом капитана Костяка, но чем дальше, тем это было тяжелее, а не легче. Какое-то безотчетное стремление гнало его вперед, и я не мог понять, да, наверно, он и сам не понимал, что за цель перед ним маячитдалекая страна, спрятанное сокровище, всемирная дурная слава или что-нибудь, что помогло бы ему забыть прошлое. Что бы это ни было, оно влекло и нас, так сказать, в духовном кильватере капитана, пока мы не стали как жертвы, сами жаждущие жертвоприношения. С содроганием вспоминаю некоторые эскапады в разрушенных храмах на заросших джунглями островах, стычки с разумными обезьянами, вооруженными духовыми трубками, гонки с кораблями-призраками.
Свою долю злодейств мы тоже совершили, а как же. Мы ведь были пиратами, не забывайте, и мне до сих пор ужасно стыдно вспоминать кое-какие из наших подвигов. Однажды мы наткнулись на фабрику, выпускавшую календари, на белом свете такая всего одна, и сбили там всю тонкую настройкувставили палку в колеса (лопаточку, строго говоря). В другой раз мы проплыли навстречу движению на благотворительной гонке надувных плотов, разметав гонщиков, как самодовольные буржуазные кегли, которыми они, в сущности, и были. Да уж, не для слабонервных был наш промысел, и я каждый день мог ужасно покалечиться.
Однажды мы заплыли в узкий пролив между двумя препятствиями, от вида которых сердце мое в ужасе захолодело. Справа был огромный айсберг, слевадымящий вулкан, только что поднявшийся из моря. Вода в проливе бурно кипела, корабль швыряло из стороны в сторону, чуть не переворачивая, и меня мотало, как грузик на конце стрелки метронома. Когда мы проплывали мимо кратера, верхушку мачты с «вороньим гнездом» лизнуло сернистое пламя. Контакт длился лишь мгновение, но этого было достаточно, чтобы моя одежда вспыхнула. Слава богу, в следующий миг мачта откачнулась вправо и с оглушительным шипением притушила меня о ледяной бок айсберга. И подобный случай был отнюдь не единичный.
Так могло бы продолжаться до бесконечности или, по крайней мере, пока капитан Костяк не завел бы нас на погибель, но одна моя встреча тихим облачным утром все изменила. Облака были густыми, но очень низкими, практически лежали на поверхности океана, и над ними поднималась лишь моя верхушка мачты. Я озирал необъятный пушистый простор, и эффект был крайне умиротворяющим. К своему изумлению, вдалеке я увидел человека, стоящего на облаках, но это была лишь оптическая иллюзия. По мере его приближения стало очевидно, что это такой же впередсмотрящий, как и я, в таком же «вороньем гнезде» на верхушке высокой мачты. Мы помахали друг другу. Все было как во сне: казалось, мы парим, подобно ангелам, совершенно забыв о кораблях внизу, и безмятежность сцены отвлекла нас от исполнения служебного долга. Внезапно я осознал, что мы идем курсом на столкновение!
Кричать и предупреждать было уже поздно. Треск ломающегося дерева и вылетающих гвоздейвот аккомпанемент, под который я низринулся в океан. Летел я долго. Меня выбросило далеко в облачную массу, и, пронизав ее, я ухнул в холодную соленую воду. В голове у меня помутилось, глаза обожгло; отфыркиваясь, я замолотил по воде руками и ногами ивот уж везение так везениеслучайно уцепился за бочку, выплывшую из одного или другого трюма. Я вскарабкался на нее, уселся верхом и, моргая, уставился в лицо прекрасной женщины. Больше никто не выплыл, и она любезно позволила мне разделить с ней бочку в обмен на то, что я не дам ей скучать. И я развлекал ее в меру сил моими необыкновенными, но совершенно правдивыми историями, пока нас не выбросило на необитаемый остров.