Теперь, после восьми побед, он был уверен, что является слишком ценным товаром, который охранники не рискнут попортить дубинками и плетью. Еще бы! Сам громоносный Гхор Кирланда желал полюбоваться его схваткой с асиром, с этим рыжим псом Сайгом!
Похоже, кул-баши это было отлично известно. Он прочистил горло, хмыкнул и миролюбиво произнес:
– Тебя отправят на ристалище Митры, самое большое в Хаббе, а это, варвар, великий почет! Ты должен биться с Сайгом, и сперва хотели привезти его сюда или устроить поединок на арене Трота Шестирукого, у царского дворца, но громоносный повелел, чтобы вы сразились на крупнейшем ристалище, где Сайг покрыл себя славой. Ибо кинаты и народ Хаббы желают лицезреть… Но дальнейшее Конана не интересовало.
– Плевал я на кинатов и народ Хаббы! – прорычал он. – Получается, меня везут к этому Сайгу, а не его ко мне. Это еще почему?
– Сайг за четыре луны справился с десятком тигров и леопардов и убил с полсотни человек. Ты же прикончил только восьмерых.
– Знал бы ты, мешок с дерьмом, скольких я прикончил до того, как очутился в вашем поганом городишке! Скольким я выпустил кровь – по обе стороны Вилайета!
Голос Конана звучал грозно, а взгляд не отрывался от клинка, торчавшего за поясом кул-баши. Десятник попятился, а люди его отложили дубинки, готовясь к рукопашной, но киммериец вдруг махнул рукой.
– Нергал с вами, потомки псов! Уберите цепи, я пойду сам. Больно охота взглянуть на этого непобедимого асира, кабаний навоз…
Его вывели на арену, где ждала повозка с железной клеткой, запряженная двумя лошадьми. На выезде из амфитеатра к ней присоединилась охрана – десяток конных лучников с длинными пиками и колчанами, полными стрел. Были тут и собаки – четыре огромных пестрых мастафа с клыками длиной в половину пальца. Таких псов разводили в Шандарате, на северо-западном берегу моря Вилайет, где Конану пришлось постранствовать в далекой юности и претерпеть немало горя. В частности, и по вине этих клыкастых отродий, едва не сожравших его с потрохами!
Он с ненавистью покосился на псов, потом оглядел конвойных: один из них вез на седельной луке драгоценные рагаровы мечи. Немного успокоившись, Конан сел на дно повозки и прикрыл глаза. Ему не хотелось глядеть на Хаббу, розовую жемчужину в оправе изумрудных садов. Он снова предался мечтам о том, как выжжет ее дотла.
* * *
Ристалище Митры находилось на северо-восточной окраине города. Большой амфитеатр, вмещавший тысяч пятнадцать народа, был выстроен в распадке меж двух холмов: главным, на склоне которого лежала Хабба, а гребень венчал царский дворец, и пологой возвышенностью, покрытой виноградниками и садами. Здесь и там среди яркой зелени виднелись крыши сараев с давильными прессами и бочками, в коих выдерживался золотистый бранд; на самой же вершине торчала круглая сторожевая башня, сложенная поясами, из розовых и белых камней. Восточнее прибрежные холмы спускались к равнине, тоже покрытой рощами фруктовых деревьев и плантациями виноградной лозы, среди которых стояли селения и несколько малых городов, подвластных Хаббе. Три самых крупных, – Хира, Сейтур и По-Ката, были расположены вдоль Пути Нефрита и Шелка, уходившего в гирканскую степь. Впрочем, участок Великой Дороги, пролегавший по землям хаббатейского царства, был невелик, и не составляло труда одолеть его за день; как и другие цивилизованные страны восточного Вилайета, Хаббатея вытягивалась длинной, но неширокой полосой вдоль плодородного морского берега.
Конана эти географические подробности не интересовали. Он знал лишь одно: если отправиться из Хаббы на восток вечерней порой и бежать всю ночь, то рассвет встретишь уже в дикой степи.