Ракитина Ника Дмитриевна - Гонитва стр 3.

Шрифт
Фон

 Ты же нестарая, Ульрика! Как ты можешь жить здесь? хуже зверя. Я сделаю своев последний раз,и увезу тебя в город.

 Алесь нет!девка откачнулась, и большая уродливая тень ночницей мазнула по потолку, вздрогнули пучки высохших трав. Кутаясь в драный плат, Улька подумала, как не совмещаются Алесево юное лицо в золотистом пушке щетины и глазадревние, ярые, с желтой искрой внутри. Злые. Ей было холодно.

Сухонькой лапкой она заслонилась, точно упреждая прикосновение.

 Мне хорошо здесь тихо,слова выдыхались с расстановкойона разучилась говорить.

 Стоит ли из-за давнего предательства столько лет? (убивать себядодумал каждый). По праву старой дружбы

Варево расплескалось. Александр кинулся ловить котелок.

Угли недовольно шипели, плевались гнусно смердящим чадом. Ему еще больше захотелось уйти.

Рука у девки была теплая, пахла травой, вырывалась, как напуганный зверек, царапала мозольками

 Улю Всего две капли. В последний раз.

 А то увезу тебя силой,пригрозил он.

Из-под спутанных волос на него с беспомощным отчаяньем глянули синичьи глаза.

 Не трогай меня княже. Не можно мне! Что ж вы робите?! За что?

Алесь пожал плечами. Отодвинул немытую девку. Стоило возиться пусть помирает Нужна она, жаль! И насилой не возьмешь

 Спалю!сказал он.Все спалю, и оставайся.

 Злыдень ты.

 Был бы я злыдень,он развернулся, как тетива,взял бы младеня в погосте и прирезал на капище. Малого прошу. Дай. В последний раз. Землей клянусь, в последний. Ты не почувствуешь даже.

Девка скособочилась в тени, раскачиваясь и тихонько воя, космыли падали на лицо.

 Вот тут,прижала она вдруг ладошку к сердцу,птице больно. Рвется!

 Ты просто спятила,Алесь безнадежно сел на колоду у огня.Столько лет столько людей проливают кровь за святое дело. Сидишь тут, прикидываешься блаженной. Стерва ты, Улька. Сестру забыла?!

Он вынул ладанку из-за пазухи:

 Тут земля с ее могилы.

 Нет.

 Я тебе никогда не врал. "Стража" своим не лжет.

 Я не ваша.

 А чья же? Не ведьма, нет? Тринадцать лет в марце, так? Кто тебя из-подо льда вытащил?

 Помню.

 Вот и гляди,он привалился к стене. Из отвора-оконца тянуло прелью, плесенью и грибами, крапивой, папоротником. Князь сидел спокойно. Словно время не подгоняло. Словно он заехал к любке в янтарный терем. Время было его.

Девка сновала по землянке, раздувала угольки, терла миску песком: но каждое движение ее было нарочитым и словно оборванным. Алесь ждал. Медленно достал из кармана склянку, откупорил, покачал в ладони, любуясь на сверкающее содержимое. Столь же неторопливо достал нож, прокалил над огнем.

 Нет. Нельзя навьев подымать. Грех.

 Прекратите, панна Маржецкая.

Властно взял Ульку за хрупкое плечо, разорвал ветхий рукав, чистой тряпкой обмыл кожу на локте.

 Грех здрады на твоей сестре. Не хочешь Северину спасти? Ведь из-за нее Игнася расстреляли. И тот генерал, каратель, приезжал на ее могилу.

 Неправда! Не-ет

Лейтава, Краславка, 1830, середина августа

Адам Цванцигер, прямой наследник коменданта Двайнабургского Франциска Цванцигера, командор Краславской прецептории, барон, маршалок Люцинский, снял соломенную шляпу и вытер вспотевший лоб. На платке осталась черная полоса.

 Так что больше копать не будем,вклинился в размышления голос Гервасия, артельного головы, третий месяц работающего с паном на раскопах.Потому как грех. Пан ксендз говорил с амвона, что грех, долокопство и разрывание могил то есть.

Упарившись от столь длинной речи, бородатый Гервасий замолк. Как стена. Пан Адась судорожным движением ткнул пенсне и оглянулся на виленского профессора отдаленной истории. Толстый профессор то и дело вытирал обильно текущий по лысине пот и прикладывался к бутылке с сидром, засунутой в ведерко с водой. На умоляющий взор хозяина Краславки он только развел ручками. Что вы хотите, мужики, варвары, лейтвины. Отчаясь уговорить мужиков, пан Адась махнул рукой: а, все к черту!и плюхнулся рядом с профессором на траву. После спиноломных мучений сидеть было удивительно приятно. В траве пестрели цветочки, трещали кузнечики и солнце, подбираясь к зениту, сулило скорый обед.

 Так что пан прикажет,дипломатично кашлянул над ухом Гервасий.Закапывать?

 Почемузакапывать?этот невинный девичий голосок заставил артельщиков побледнеть, а пана Адасяпокраснеть, вскочить и снова рвануть пенсне. Один профессор мирно хлебал сидр, не понимая причины переполоха.

 Э-эсказал барон Цванцигер.Профессор отдаленной истории Долбик-Воробей. Франциска-Цецилия, моя племянница.

Профессор кивнул не вставая и просопел что-то, к случаю приличествующее. Перед ним стояла невинная девица семнадцати, должно быть, лет, совершенно обыкновенная: пухленькая, румяная, с собранными по еллинской моде в узел на темени волосами; когда она встряхивала головой, тугие локоны, свисающие вдоль ушек, колыхались, как у озорной спаниелихи. На Фране было хлопчатое в мелкий цветочек платье, соломенную шляпку с лентой и букетик диких гвоздик она держала в руке.

 Почемузакапывать?строго повторила паненка.

Теперь побледнел пан Адась, а покраснели мужики.

 Мракобесие,фыркнул профессор.

Девушка уронила гвоздички и шляпку ему на колени.

 Да там же да археология да

В конце ее короткой и выразительной речи одна из лопат с перекладиной на ручке очутилась в руках барона, втораяв руках профессора, а в черенок третьей она вцепилась сама и решительно сиганула в раскоп.

Пан Адась с тоской подумал об остальных своих племянниках, двоюродных братьях Франи, попивающих сейчас холодное молочко на соседней мызе в окружении хорошеньких пейзанок и ничуть не привлекаемых великой наукой археологией.

 Вашей племяннице полком командовать,отсапываясь, изрек профессор. Барон развел руками: нисколько не сомневаюсь.

Следующие четверть часа из раскопа доносилось только усиленное пыхтение да звяканье лопат о подвернувшиеся камешки. Артельщики топтались и дергались наверху, нервно отскакивая, когда на ноги падали комья земли. Потом что-то стукнуло, вскрикнулои мужики сгрудились над ямой, помирая от любопытства и головами застя свет.

 А-кыш!громыхнул профессор.

В раскопе сделалось немного светлее, и кто-то из мужиков, разглядев, сдавленно пискнул:

 Шки-лет.

 Пшли. Пшли вон.

Но артельщики не нуждались в понукании. Роняя шапки и подсмыкая ноговицы, они уже неслись с горы в сторону города. Археологам же было в высшей степени наплевать и на мужиков, и на окружающий мир. Почти не дыша, нежнейшими касаниями пальцев и специальных кисточек счищали они землю со своей находки. Долбик-Воробью грезилось триумфальное выступление в Виленском историческом обществе, пан Адась составлял в уме письмо своим ближайшим друзьям фольклористам братьям Граммаус, а панночка вытирала слезы восторга грязным локотком. Наконец профессор с усилием выбрался на край раскопа и сел, свесив вниз короткие ноги.

 Феноменально. Похоже на языческое погребение. Только почему их похоронили голыми?

 Саваны могли истлеть

 Милочка, от одежды всегда остаются элементы. Пряжки, хм, запоны, браслеты, бусы Дикари падки до украшений, как рождественское дерево. Здесь же,он указующе ткнул перстом,только короны. Бронза и янтарь. Весьма типично. Или нет?спросил он сам себя.Феноменально.

 Возможно, мы что-нибудь найдем глубже.

 Да, весьма вероятно. Это нужно зарисовать. А потом извлечь скелеты для дальнейшего изучения. Да-с.

 Подайте мне альбом,попросил пан Адась.

Разгибаясь с рисовальными принадлежностями, профессор вдруг увидел коня и человека и отшатнулся от неожиданности. Он не слышал ни топота копыт, ни стука от прыжка о землю, ни хруста травы под ногами. И конь, и молодой мужчина словно сгустились прямо перед ним из знойного марева, и вставая с колен, ученый увидел поочередно полускрытые зеленью короткие сапоги, костюм для верховой езды, сшитый из грубого сукна, но ладно сидящий, рубашку, распахнутую на крепкой загорелой шее, и над ней удлиненное, с высокими скулами лицо в обрамлении не по моде длинных рыжих волос. Что-то в этом загорелом лице с серыми глазами и твердым подбородком смутило профессора, но уже через секунду он понял, что вот так же точно мог выглядеть, обрасти он плотью, найденный сегодня скелет. Вон даже незагорелая полоска на лбу от похожей на свернувшегося ужа короны! Долбик-Воробей яростно помотал головой. Привидится же такое. Жара и сидр Между тем незнакомец помог вылезти из раскопа барону и панночке. Лицо последней, там, где не было грязи, покрылось пунцовыми пятнами.

 Вы очень вовремя, Алесь,сказал пан Адась, отряхая перепачканные руки.Мой управляющий, Александр Ведрич,представил профессору. Археолог надулся.

 Я увидел бегущих артельщиков.

 Вы на удивление вовремя. Пришлите пахолков с носилками, надо отнести находки в вифлеофеку. И возьмите у Анны Карловны несколько локтей кисеи.

Во все время разговора, отвечая барону звучными рублеными фразами, смотрел молодой управляющий в раскоп. И очень не нравилась заезжему профессору желтая искра в его взглядекак у волка, то исчезающая, то возникающая, словно задуваемая ветром свеча.

 И вы суеверны, как эти хамы?зацепил он.

Алесь повернулся, на две почти головы возвышаясь над толстяком. Желтая искра мигнула.

 Зря. Оставьте в покое наши могилы.

 Все, Алесь! Поезжайте! Прихватите Франю.

Мужчина кивнул, помог близкой к обмороку толстушке взобраться в седло. Когда улеглась поднятая копытами пыль, пан Адась сказал:

 Чудесный молодой человек. Князь по происхождению. К сожалению, не по закону: его родители были мятежниками.

Виленская знаменитость не пожелала ни отрицать, ни согласиться.

Ложилась под конские копыта пыльная дорога. Пахла волошками и маками, доцветающими на обочинах. Какое-то время всадница молчала, собираясь с духом, потом вытерла ладонью пот с грязного лица:

 Простите, пан Ведрич, можно я спрошу?

Он улыбнулся краешками губ, позволяя.

 За что вы так не любите нас?и продолжала, заикаясь от волнения и проглатывая слова:Да, я немка. Но я люблю эту землю. Я здесь родилась. Мы пришли не вот только, мы давно живем рядом с вами, четыреста лет. Мой пра-пра, в общем, дедушка, Адам Цванцигер был крестоносцем, рыцарем, и нес сюда свет веры.

 Да, выиграл Двайнабург в карты, споив вусмерть балткревца-коменданта.

Франя возмущенно задергалась, пробуя соскочить на дорогу. Алесь с легкостью удержал ее:

 Спокойно, панна Цванцигер, Смарда пугается.

Франциска-Цецилия не оставляла своих попыток. Наконец тяжело спрыгнула в пыль. Алесь какое-то время заставлял коня идти шагом, давая огорченной и рассерженной девушке возможность держаться с ним вровень. И наконец, склонившись с седла, въедливо прошептал:

 Милостивая паненка, ваш дядя очень ждет меня с носилками на раскопе.

Франя оглядела пустую, знойную дорогу, мореные гряды на окоеме и озеро, осененное мрачными ресницами елей, и согласилась сменить гнев на милость. Но все равно старалась держаться прямо и строго, и Алесь, уважая ее намерение, не прикасался к ней. Какое-то время они скакали в молчании.

 По крайней мере, мой пра-пра, в общем, дедушка, относился с уважением к своим землям в Ливонии. И мы я тоже стараюсь. Я очень уважаю ваш народ, его терпимость в вопросах веры, его трудолюбие, удивительные вышивки и песни. Но некоторого я просто не понимаю! Вас унижают, а вы гнетесь в рабской покорности! И гонцы.

 Вы издеваетесь или действительно хотите понять?

Франя обернула к Алесю красное от жары лицо:

 Что вы я

 Вы понимаете, что значит патриотизм?

 Д-да,она кивнула.

 Так вот, его обычно принимают за чувство, а он может быть действием. Гонцы это те, кто могут услышать тихий голос нашей земли и донести его до других, чей слух не столь совершенен.

Франциска обхватила щеки:

 Я мне казалось, это чувство великое А вы нуждаетесь в костылях?

Алесь отшатнулся:

 К-как какое право имеете вы рассуждать про наше чувство и нашу веру, судить, не понимая, и указывать, во что нам верить и как нам жить?! И каковы наши права, и

 О Катилинапискнула Франя. И замолчала. Медленно заполыхали щеки и лоб. Она снова попыталась спрыгнуть с лошади, но Алесь грубо прижал ее к себе и пришпорил рыжего.

Краславка, владение барона Цванцигера, очень похорошела во времена его деда воеводы Людвика. На круче правого берега Двайны велел он возвести белокаменные палаты, вокруг которых разбили парк, простиравшийся до самого местечка. Там, на площади, окруженной каменными домами, по его же приказу воздвигли здание ратуши с башней, гостиный двор, госпиталь и при нем монастырь сестер милосердия. Во вновь отстроенных домах поселили ремесленников, выписанных из Шеневальда. На горе по другую сторону речки Краславки, разделявшей городок надвое, вырос великолепный костел. Костел этот предполагалось сделать кафедральным собором Ливонской епархии, разрешающая булла была уже получена, но политические дрязги помешали. Тем не менее костел этот великолепной барочной архитектуры навещали паломники не только Шеневальда, но Лондина и Лютеции.

В особом двухэтажном доме среди парка расположилась большая библиотека и музеум, пополненный уже стараниями Адама Цванцигера. В цоколе библиотеки помещалось уездное училище.

Краславка славилась превосходными изделиями ковров, бархата, сукна, ситцев, разного рода оружия, экипажей, золотых и серебряных украшений. Четыре ярмарки позволяли выгодно сбывать их на все стороны света. Также торговали жители льном, льняным семенем и пенькою.

Краславка вообще была удивительным городом. Расположенная как бы в чаше между Двайной и горами, она оставалась теплой даже тогда, когда осенние ветры сдували последнюю листву с деревьев, и свирепели лютовские метели. А сейчас городок млел в полуденном зное, пах перезрелыми вишнями и смородиной, прелью тянуло от замшелых стволов и широких листьев яворов, укрывающих дворец.

Копыта Смарды звонко процокали по каменному мосту над Краславкой, каменные же львы лениво жмурились вслед с парапетов. За мостом Алесь Ведрич свернул на уводящую вверх замощенную улочку. Панна Цванцигер опять попыталась вырваться. Алесь отстранил ее и взглянул с презрительным любопытством, как на возможно опасного зверька.

 К жениху торопитесь?

 Нет!!Франя рыбкой забилась в его сильных руках.

 Сидите смирно! Я пообещал вашему дяде доставить вас домой, и я это сделаю.Немного подумал и добавил тихо, но твердо:Я ничего не имею против вас, панна Цванцигер, лично. Но ваш народ ответит перед нами за свои грехи, и очень скоро.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке