Улитки на дне бассейна, полного пираний и мурен. Чёрные муравьи, сдуру вылезшие на асфальтовую дорогу во время, когда над ней кружит здоровенная стая насекомоядных птиц. Мирно пасущиеся на высокогорном лугу овцы, внезапно накрытые тенью драконьих крылвот кем мы все себя чувствовали. И даже маэстро Лимре мало чем мог утешить обитателей базы. Всё, что он мог нам сообщитьэто общую вероятность уничтожения базы, пляшущую в диапазоне от четверти до одной трети, и чуть меньшую вероятность гибели живущих в ней. То есть всех нас.
Несколько утешало, что участь у членов отряда оказалась одна на всех. Как спастись, так и погибнуть нам было суждено всем вместе (правда, у меня была возможность уйти во Мрак, но пользоваться ею я не собирался и сразу же выкинул из головы саму возможность бегства). М-да. То ещё утешение. "И умерли в один день"да тьфу на такие повороты!
А твари всё кружили, кружили, кружили. То спускались почти к границе Мрака, к которой льнула база, то уносились вместе с вихрями "киселя" за пределы видимости. Мелкие кидались из одного потока в другой, мельтешили, как мошкара; средние больше смахивали на рыбьи косяки: повороты "все вдруг", изумительная синхронность и строгий порядок, ломающийся лишь на границах турбулентности. Самые крупные твари вели себя разнообразнее всего. То замирали на одном месте, игнорируя течения и вихри, то принимались метаться туда-сюда, словно несерьёзная мелочь, то выписывали замкнутые петли и замысловатые зигзаги.
Опасность? Да. Потенциальная смерть? Снова да. Но как бы то ни было, а роение тварей Квитага было зрелищем диким и притягательным. Как стена накатывающей от горизонта грозы.
я сам от себя этого не ожидал. Честно. Это рванулось откуда-то из глубин памяти, из забытых снов, из старых, старых, старых тайников, которые казались такими же по-детски наивными, как зарытые во дворе сокровища пятилетнего сорванца.
Ан нет. Ничего наивного. И я даже не думал переводить, я читал, как когда-то запомнил этоно Схетта вздрагивала у меня около груди, ибо ламуо не замечает ментальных барьеров.
- О какая страшная, черная, грозовая
Расползается, уподобленная блину,
Надвигается, буро-желтую разевая,
Поглотив закат, растянувшись во всю длину.
О как стихло всё, как дрожит, как лицо корёжит,
И какой ледяной кирпич внутри живота!
Вот теперь-то мы и увидим, кто чего может
И чего кто стоит, и кто из нас вшивота.
Наконец-то мы всё узнаем, и мир поделен -
Не на тех, кто лев или прав, не на нет и да,
Но на тех, кто спасется в тени своих богаделен,
И на тех, кто уже не денется никуда.
Шелестит порывами. Тень ползёт по газонам.
Гром куражится, как захватчик, входя в село.
Пахнет пылью, бензином, кровью, дерьмом, озоном,
Все равноозоном, озоном сильней всего.
- Ещё!потребовала Схетта, когда слова закончились.
Я на мгновение нахмурился. Разрушать настроение не хотелось. Но из кладовых памяти уже всплывало новое-старое, и притом вполне подходящее:
- Призрачно всё в этом мире бушующем.
Есть только миг, за него и держись
Когда я допел или, скорее, домурлыкал, она уже взяла себя в руки.
- А твоё?
- Можно и моё. Мальчишеское такое, несовершенноено вроде в тему
Вдох-выдох. И:
- Позадисожжённые фрегаты.
Позадиразрушенные замки.
Впередиполшага до расплаты,
Илиили. Кто не сдохнетв дамки!
Иногда кричали нам: "Бродяги!"
Иногда шипели вслед: "Убийцы!"
Среди нас встречаются и маги,
И ворьё, и просто кровопийцы.
Нас судили строже, чем овечек:
Рвали ноздри, бичевали, гнали.
Мы не зажигали в храмах свечек,
Мы своими жизнями играли.
Кроткие, эгей!.. но кротких рядом,
Не отыщешь ни с огнём, ни с лупой.
Стрелы здесьзазубренные, с ядом;
Здесь опасно всё, включая трупы.
Где металлосколками о камень,
А клинки ломаются, как судьбы,
Важен только сердца ярый пламень.
Эй, на небе! Уж не обессудьте.
Кто там над бессмертием трясётся?
Зашибём и праха не оставим!
Больше ничего не остаётся,
Мы Горенье собственное ставим!
И не важно, кто здесь стар, кто молод,
С золота иль с дерева мы ели,
У кого здесь посох, лук иль молот -
Важно только, кем мы стать сумели!
И ещёпоследний, главный приз:
Слава или
Смерть, поберегись!
С минуту Схетта молчала, пряча лицо.
А я втихую костерил себя. Психолог доморощенный, пень в грызло! Сначала, значит, Айсу всё нутро "Одинокой птицей" перепахал, теперь вот у девушки по душе проехался коваными колёсами вдоль и поперёк. Да ещё с ситуацией подгадал так, что просто ах. Слава или смерть, да, придурок? Ай, молодца! До чего кстати пришлоськак на заказ!
- Знаешь, Рин,шепнула Схетта,ты первый, кто додумался читать мне стихи.
- Извини
Наградой мне был прямой взгляд блестящих ярче обычного серебряных глаз и выражение лица, без слов говорящее: ты что, совсем идиот?!
- Только при одном условии,криво усмехнулась она.
- Каком?
Улыбка Схетты стала шире и зубастей. Она потянула меня за руку, увлекая прочь из гостиной, и я пошёл следом, аки агнец на заклание.
4
- Эй, эй! Ты куда?
- Не хочешь ко мне? Тогда давай к тебе. Вроде я ещё не видела, как ты обустроился а посмотреть хочется!
- Схетта
- Заткнись, милый.
- Но
- Просто заткнись!
Ну, я и притих. В конце концов, мелькнула шальная мысль, что в этом такого? А если всё-таки случится худшее, не так обидно будет
И старательно заблокировал все сигналы со стороны общих каналов ментальной сети, кроме выделенной плоскости для сигнала общей тревоги. Полную блокировку никакой форс-мажор не мог бы оправдатьне говоря уже о том, что при полной блокировке ментальная сеть просто рассыпалась бы на сферы изолированных сознаний. Айс как менталист по-прежнему побивал меня своим опытом и широчайшим спектром навыков, но Паутинника он всё же не потрошил и стать фокусной точкой для моей сети не мог. Это вам не права администратора компьютерной сети передать. Тут ближе будет другое сравнение: даже человеку с самолучшей координацией нельзя просто перекинуть полдюжины цирковых булав и сказать: теперь ими жонглируешь ты! Если не тренировался в жонглировании или тренировался только с тремя мячами, шесть булав не осилишь, хоть пополам переломись.
- А у тебя ничего так, миленько,заявила Схетта, добравшись до моих "апартаментов" и осматриваясь. Мои брови сами собой поползли вверх.
- Миленько?
- Это называется ирония, милый. Вот это что за штуковины?
Маг, подумал я с не меньшей иронией, это всегда и везде маг. Гипертрофия любопытства и длинный нос на первом месте.
"Штуковины", расположенные полукругом около моего рабочего места, служили экранами для мониторинга внутренних данных Параллели. Я вполне мог бы мониторить свою Параллель и в иных режимах, например, выделяя несколько отдельных визуальных слоёв в поле восприятия, но рабочее место, оформленное по всем правилам технической эргономики, казалось мне более привычным и удобным. Сейчас по большинству экранов плыли неспешные цепочки символов, от вполне читабельных до совершенно абстрактных, а на центральном экране вяло тлела диаграмма, отражающая энергопотребление нашей базы в эконом-режиме.
- А это?
- А это клавиатура.
- Набор символьных цепочек при обращении к кинестетическим модальностям?
- Да, причём без обращения к структурам символа. Вводится сразу весь образ. Один символодин клик. Довольно удобно.
- Любопытный метод. Похож на практическое, почти материальное воплощение принципа упаковки. А что, если будет нужно ввести символ, отсутствующий в наборе? Или иероглиф?
- Для этого существуют смены так называемых раскладок и отдельные программные инструменты. На самый крайний случай нужный иероглиф на любом из экранов можно просто нарисовать.
- Чем?
- Чем угодно. Хоть пальцем, хоть движением глазных яблок. Это только по форме техника, а по сутичисто магический интерфейс с мыслеуправлением.
- Угу. Потом растолкуешь мне нюансы. А вот это что за штуковина?
- Кровать.
- А зачем в матрасеСхетта плюхнулась на моё лежбище и, не закончив вопроса, подпрыгнула,ух! Здорово! Ты сам до водяного матраса додумался?