И друзья пошли домой, только держась тише и ступая осторожней. Было не темно, а как-то серо. Подтаявший снег на вид казался твердым, словно выточенным из гранита, деревья будто припорошило холодной сталью. Помрачневший вместе с природой Орикон достал меч. Раймондил покосился на друга и тоже потянул клинок из ножен. Безоружным остался только Лайо, тащивший в руках здоровенный букет.
Они вышли к кромке небольшого поля, которое летом сплошь зарастало маками и полынью. Иувидели, тут же упав за кусты, затаившись.
По полю медленно плыл серый всадник на огромном тощем жеребце, оставляя на снегу не примятые следычерные воронки, словно выгоревшие до пепла. Висел, не шевелясь, длинный плащ, лицо было скрыто капюшоном. Тяжелое, сиплое дыхание нагоняло тоску, внутри что-то сжималось и леденело.
Орикон совсем побелел, стиснул меч, кажущийся совершенно бесполезнымразве возьмешь простым оружием эту неведомую жуть? Раймондил закусил губу и сдвинул бровиза версту видно, что боится, но убьет всякого, кто посмеет это предположить. Лайо передернулся. Ему, в отличие от друзей, страшно почти не было. Он не знал, что этого принято бояться. Совсем недавно перед подобными тварями следовало благоговеть.
- Терпеть его не могу.
- Вы встречались?Орикон говорил одними губами, а в глазах стояло недосказанное: «и ты до сих пор жив?!»
- Еще в детстве, в цитадели,буднично пояснил Лайо.Там много в библиотеке разного странного народу толкалось. У него под капюшоном голова лысая, как колено, на длиннющей шее. И глазищи круглые, белесые. Ходит, пыхтит, зубами цыкает. Как глянетсразу муть какая-то накатывает, потом в себя приходишь, еще пару дней еле ползаешь и даже жрать не хочется.
- Знаешь, «орчонок», я все больше удивляюсь, как ты ухитрился там не только выжить, но и квенья выучить,выдохнул Раймондил.
- И вкусного от него было не дождаться,продолжил Лайо предаваться воспоминаниям ранней юности.Я старался не попадаться ему на глаза. Это нетрудно, он на мелочь всякую внимания не обращает, если только нос к носу между полок столкнеон осекся.
Справа, шагах в сорока от друзей, на поле, испуганно пятясь спиной вперед, вышла девушка в ярко-красном плаще. Ей тоже было не по себе, вот только опасность мерещилась в чащобе, куда Виле пристально вглядывалась, совершенно не замечая того, что стоит позади.
- Она же в лазарете должна быть,шепнул Орикон.
- Должна, неугомонная!бессильно сжал кулаки Раймондил. И тихим, хрипловатым от напряжения голосом позвал:Виле, сюда-а-а
Та вздрогнула, заозиралась изамерла на месте, увидев всадника, который уже развернул коня в ее сторону. Упала в снег спрятанная под красным плащом маленькая корзинка, рассыпались какие-то темные стружки.
Раймондил оглянулся на друзей: Орикон недвижим от ужаса, даже в плену зимой он так не боялся. «Орчонок» о чем-то судорожно размышляет, наверняка пытается выдумать план, но не выходит, вот и начинает потихоньку паниковать.
А, была не была!..
- Девчонку в обиду не дадим,обозначил Раймондил высокую цель. Встал в полный рост, взмахнул мечом и заорал:За мной!!!
Оцепенение спало: и Лайо, и Орикон подхватили крик, вслед за товарищем выкатываясь из-за кустов. Чудище, уже приблизившееся к девушке вплотную, остановилось и обернулось к источнику звука. Виле по-прежнему стояла ни жива, ни мертва, даже не пытаясь убежать обратно в лес. Наверное, успела заглянуть под капюшон
Раймондил первым оказался между всадником и девушкой, замахнулся, но так и не сумел ничего сделать. Чудовище протянуло к эльфу серую высохшую руку, задышало, зачмокало, и Раймондил ничком повалился в снег.
А Лайо только сейчас понял, что вместо оружия его руки сжимают злополучный букет, завернутый в холстину, а ножны остались в кустах, среди прочих вещей. Возможность рокировки уже, понятное дело, исключалась. Недолго думая, Лайо сдернул холстину и со всей силы хлестнул чудище букетом по вытянутой руке. А потом коняпо морде. И еще раз, и еще
Посыпались сверкающие белизной лепестки, затрещали, ломаясь, толстые волокнистые стебли. Сиплое злое дыхание сменилось шипением, всадник попятилсявидать, атака пришлась не по вкусу. Он дернулся, скидывая капюшон, под которым и правда оказалась жуткая маленькая голова в морщинистой коже. Лайо подпрыгнул иблаго, размеры букета позволялидотянулся до лица. Белые цветы оставляли на серой коже неприятные желтые волдыри, которые лопались, истекая чем-то мутным. Раздался пробирающий до костей вой, Лайо размахивал неожиданным оружием отчаянно, остервенело, не обращая внимания на боль в исколотых листьями руках. В голове осталась единственная мысль: если он сейчас остановится, отпрянетконец всем.
- Андалайтэ, беги!донеслось сзади.
Лайо на миг обернулся и увидел, как Орикон помогает подняться едва стоящему на ногах Раймондилу, а Вилинис медленно, как во сне, отступает назад.
Он замахнулся в последний рази побежал.
Чудовище их преследовать не стало.
- Моринготтовяло бранился Раймондил дрожащим голосом.
Из его носа текла кровь, капли падали на меч Орикона, до сих пор валяющийся без ножен. Виле сидела напротив, тихо всхлипывала и обеими руками сжимала только что подаренный ей букет, заново обернутый в холстину. Он поредел, поломался, и вообще напрочь потерял товарный вид, но расстаться с цветами девушка не согласилась бы ни за какие сокровища мира.
Орикон рылся в сумке, ища бинты, Лайо рассеянно посасывал исцарапанный палец и смотрел на Виле. Все-таки не надо было ей цветы дарить. Они ее уже совсем не достойны. Или подарить, но иначе, а не молча сунуть в руки вместо приветствия. Хорошо, Орикон догадался пояснить, что именно Виле цветы и предназначались, иначе вовсе странно вышло бы.
Наконец были найдены бинты и фляжка с чистой водой, а Раймондила удалось привести в чувство настолько, что он ухмыльнулся и заключил:
- А ты везучий, «орчонок». Это ж надо ухитриться в момент встречи с ангамандской тварью иметь при себе не что-нибудь, а букет цветов, притом тех самых, которые тварь не выносит! Виле, ты его береги.
Вилинис кивнула. Лайо почувствовал, как краснеет.
- Хорошо, что оно не пошло следом,пробормотал Орикон.Я все равно чувствую его где-то неподалеку.
- Не всякой темной твари приятно схлопотать по роже благословением Элберет,заявил неунывающий Раймондил.Но рассиживаться посреди леса не стоит.
- А может, мы еще немножечко отдохнем?попросила Виле.У меня ноги до сих пор подкашиваются.
- На кой тебя вообще из крепости понесло?сердито осведомился Раймондил.
- За корой. В лазарете кончилась ольховая кора, и я решила, что успею до темноты,Виле снова всхлипнула.Кто же знал
Лайо подошел к ней и поднял на руки. Никуда ее одну не отпускать, а то три раза виделись, и два из них с ней что-то приключалось. Виле тоже надо беречь. И как-то сразу тепло и светло от этой мысли стало на сердце, как порой становилось от музыки по ночам, только Лайо это едва помнил. Лишь сейчас подумал, что теперь тепло и светло ему будет всегда. Потому что есть Виле.
Орикон и Раймондил со значением переглянулись и очень деликатно промолчали. А Виле просто обхватила новоявленного кавалера свободной от букета рукой.
До крепости они добрались уже затемно и своим появлением устроили переполох. Даже лорд, потревоженный шумом, вышел во двор.
- Возвращаясь с гор, мы встретились в поле с жутким чудовищем, порождением тьмы,доложил Орикон, не дожидаясь расспросов.
Лорд внимательно изучил расцарапанные лица друзей, Виле, держащую ощетинившийся колючками сверток, и Лайо, держащего Виле; окровавленный меч Орикона, который тот почему-то нес перед собой, как знамя; бледного, но храбрящегося Раймондила.
Лайо впервые со дня знакомства видел, как у Макалаурэ поднимаются брови.
- Убили?потрясенно уточнил лорд.
- Удрали!с гордостью выпалил Орикон.
Уже поздней ночью, когда волнения улеглись, расспросы прекратились, караулы были удвоены, а участники приключения разошлись отдыхать, Орикон вспомнил, что позабыл сыграть для Лайо на арфе.
Орикон оделся, захватил инструмент и отправился к другу. А у дверей его комнаты нос к носу столкнулся с Раймондилом и Макалаурэ. Лорд держал в руках лютню.