Хоть бы суперменом каким была. Ну там, пламя глазами или супер-слух. А то психопатка с пушкойзрелище жалкое. Но про меня.
Сирена заглохла. Осматриваются, но уже никого не видятя эти дворы получше знаю. Неспеша удаляюсь и уже лелею мысль о тёплой кроватке. Вот онамоя настоящая любовь. И кошмары-то в ней никогда не снятся. Мне вообще не снятся сны. Вот хорошо это или плохо? Наверное, всё-таки хорошо. Пока спишь, кажется, что тебя и нет. И ничего нет. Нет монстров, от которых надо кого-то защищать. А и не надо, может. Но приходится.
Утром ночная мерзость кажется зыбкой, расплывчатой. Как ужастик, который только что закончился, и ты едва успел вздохнуть, понимая, что всё произошедшеевымысел. Но чем больше времени проходит, тем больше кажется, что увиденное было реальным, что ещё мгновениеи обрушится, обольёт пахучей липкой жижей страх. Вот так я узнаю своих монстров. Чувство, едва заметное с утра, усиливается, становится навязчивым и щекочет под волосами.
И тогда я снова иду на охоту. Брожу по городу, делая вид, что очень занята. И рано или поздно натыкаюсь на одну из этих тварей. Что бы не пробовала, как бы не старалась, никогда не могла пройти мимо, разминуться, не узнать, ошибиться
И сейчас вижу. Он выглядит совсем нормальным. Вот же он, обычный старичок Хотя нет, скорее плохо сохранившийся мужчина. Он берёт сдачу в газетном киоске. Продавщица смотрит, как он аккуратно подтягивает к себе мизинчиком каждую монетку. А вот как его вижу я: этот же человек да какой, к чёрту, человек? Мразь. Зверь. Возле школы. Недалеко от стадиона. Даже и не заметишь невооружённым глазом, будто сам из памяти выветривается. И все его сальные мыслишки, и потные пальчики, и грязная провонявшая лекарствами тряпка в кулачке. И всё, что он хочет сделать, всё, что мог бы, всё, что сделает
Ненавижу.
Ненавижу.
Ненавижу.
Мерзкая тварь, монстр. Разве такие жизни заслуживают? Разве такие должны улыбаться продавщице из газетного киоска? А ведь её сын ходит в ту самую школу. И на стадионе сегодня вечером будет именно он.
Не такие люди заслуживают жизни. Такие нелюди заслуживают меня. И сегодня я опять буду охотиться. Как и вчера. Вчера один такой уже лишился своих мерзких желаний. Больше он ничего не захочет. И не захочет ту женщину, которая прошла бы мимо него через пол часа после выстрела. Если бы этого выстрела не было.
Они зовут себя людьми.
Только подумайте, онилюди! А мымонстры; грешники; одержимые дьяволом садисты. О нет, они боятся не дьявола! Они боятся справедливости. Нас. И правильно: бойтесь.
Плевать, чем вымощена моя дорожка. Я и так прекрасно знаю, куда иду. Но сегодня эта тварь не будет ошиваться возле стадиона. И это я тоже знаю точно.
Не вам меня осуждать. Уйду я. Придёт кто-то ещё. Всегда будут те, кто захочет сделать город немного чище. Хотя я в это верю всё меньше.
Иногда мне кажется, что мир заслуживает ещё один шанс.
Но только иногда.
А вы как думаете?
День первый
Вначале было Слово.
И Слово былоИмя.
Имя звенело и переливалось Силой.
И Сила казалась вечной.
Сила влекла и радовала. Сила Была. И в этом была её сила.
Из Силы явились миры. Миры мешали друг другу, сталкивались и кружились в беспокойном вихре. Миры танцевали. Миры взрывались и рождали себя снова. И они были блестящими, как светлячок.
И так явился светлячок.
И стало видно так много! Стало видно то, чего не видно было раньше. А чего-то другого видно не стало. И неставшее назвалось тенью.
И тень упала на землю. И Земля Стала. И крохи Земли упали в воду и стала Вода.
И стало так хорошо! И стало радостно. И из радости явилась Душа. И Душа сказала, что войдёт в этот новый мир и будет в нём.
А из Души явилось нечто новое. И нечто новое назвалось человеком. И человек сказал, что умеет любить. И душа поверила и осталась с ним.
Но Душа мешала человеку. Требовала, мучала и осуждала. И тогда человек отвернулся от неё. А Душа отвернулась от человека.
Человеку стало одиноко.
Потому что не было с ним Души. И никто не мог вернуть её, потому что никого рядом уже не осталось. Никто не обижался на человека, и никто не видел его обиды.
Потому что Бог тоже исчез.
Потому что, когда Богов не любят, они уходят спать.
Я сам
Я сам свой Бог и свой Дьявол.
Не подумайте только! Я не перечитал Ницше и у меня нет проблем с самооценкой.
Просто до некоторых фактов со временем доходишь. Мне, правда, для понимания сути дел пришлось умереть. Но не беда. Зато сколько интересного узнал!
Вы когда-нибудь видели муравья больше слона и слона размером с пылинку? А я теперь видел. И верблюда в игольном ушке и женщину, обратившуюся в соляной столбвсё видел. И много-много воды. И настоящий свет. Не тот, который можно встретить на земле, нет. СВЕТ. Настоящий. Такой яркий, что, наверное, выжег бы глаза. Если бы они у меня имелись. Вот умора! А глаз-то и нет. И рта нет. Но я всё равно знаю, каковы на вкус самые удивительные на свете блюда. Правда, и вкус отвращения, чистого, неподслащённого тоже узнал. Гадость, скажу я вам. Настоящая гадость.
Так о чём бишь я?
Ах да! Ясвой Бог. И свой Дьявол. Это я к тому, что сам себя наказываю и хвалю за все дела, сделанные ТАМ. Раньше. И это не как в «Заратустре». Не в том смысле, что сам решаю, что такое хорошо и что такое плохо. В глубине души мы все, и старина Гитлер и мерзавец Пушкин прекрасно знаем, как поступать можно, а как нельзя. И, в конце концов, наступает момент, когда за всё содеянное мы получаем сдачу. Иногда пинком. А иногда конфеткой.
Я научные трактаты строчить не собираюсь. Это ж как я вам опишу смерть? Нет уж, увольте. Но наказания за грехи, поверьте, есть. Как и поглаживания по головке за переведённых через нужные дороги старушек.
А вы что думали? Старичок на облаках и дядька с рогами под землёй? Не смешите! Даже теперь это кажется невозможным.
Хотя невозможностьпонятие относительное. Я вот вчера Или тысячу лет назад В общем, летал на хвосте колибри. Ух! Это вам не Формула-1!
А вот за утопленную кошку я мучался долго. Не раскалённые сковородки, конечно Но будто сжираешь сам себя, выплёвываешь и начинаешь сначала Ох, прости меня, Мурёна! Поверь, я за эту глупость получил сполна.
Вот только один минус. Рано или поздно (подозреваю, что всё-таки поздно, очень поздно) всё надоедает. Потому что всё попробовал, всё испытал. И становится тоскливо. Так скучно и одиноко
Позвольте, каждый день умирает 160 000 человек! И где же они все? С кем погонять в мяч или полюбоваться на закат?
Почему-то я совсем один. Быть может, именно этим я сам себя наказываю за какой-то ещё не ведомый мне грех.
С другой стороны
Я многому научился.
Я могу созидать.
Создам-ка я себе друга. Нет, подругу.
И назовём её, к примеру, Ева.
Ведьма не может
Ведьма не может плакать. Она может обманывать фальшивыми слезами. Даже если они настоящие.
Ведьма не может умереть. Она может уйти и ждать. Ждать момента, когда появится шанс снова вступить в игру.
Ведьма не может сдаться. Она может ползти вперёд, вгрызаясь в своих палачей и не замечая, как сама становится палачом.
Ведьма не может просто идти. Она может шагать по дороге судьбы с гордо поднятой головой.
Ведьма не может любить. Она может отдавать своё тело как плату за доверие.
Ведьма не может просто жить. Она может двигаться к цели. Веками. Снова и снова спотыкаясь, но вставая и упрямо продолжая путь.
И когда она добьётся всего, чего хотела, она больше не сможет жить. Не потому, что жизнь потеряла смысл, а потому что уже выполнила свой долг.
И она сама станет под нож, который когда-то дала тому, кого не могла любить.
И бесконечно долго будет ждать момента, когда в сердце погаснет последняя искра жизни.
Не тот, кого она не смогла полюбить, принёс смерть. Ведьма сама выбирает участь, сама убивает себя, продолжая взывать к смерти год за годом, веками.
Потому что иначе она не была бы ведьмой.
И она уже не заплачет, потому что ведьмы не могут плакать.
И не умеют смеяться.
Призраки дома Винчестеров
Джон не высовывался из комнаты уже неделю. Жена радовалась, что он хотя бы раз в день отвлекался на еду: по крайней мере, тарелки с супом исправно пустели.