Меня никто не спрашивал, что я об этом думаю. Тогда везде так было.
Так, значит, девочка не общалась со своими родителями? спросила Луиза.
Я вам точно не могу сказать, как там всё было в этом случае, призналась Агнета. Но что-то не могу припомнить, чтобы её кто-нибудь навещал. Правда, может, я и ошибаюсь.
И она замолчала.
А её фамилию вы не помните? продолжила расспрашивать её Рик.
Нет, к сожалению.
Но кто-то должен же был знать фамилию её родителей? снова попыталась узнать хоть что-то Луиза, имея в виду службу опеки или руководителя заведения.
Да, согласилась Эскильсен. Это всё записывалось в истории болезни, но нас-то, тех, кто там работал, это вовсе не интересовало.
А эти истории болезни ещё существуют?
Да, такие документы всегда сохраняют в архиве, но я не знаю, можно ли получить доступ к таким старым делам. В моё время старые медицинские карты относили в подвал и там и хранили. Нам там попадались истории болезни ещё восемьсот шестидесятых годов, когда в Элиселунде появились первые пациенты. Некоторые из самых старых карт наверняка уже выставлены в музее.
Это в каком музее? не поняла Луиза.
Да там же, у нас, ответила Агнета с некоторым даже раздражением из-за того, что её собеседница так мало знала об этом заведении. Когда в восьмидесятом году была расформирована Служба опеки над умственно отсталыми, многие из строений Элиселунда пришли в запустение. В наше время используется только главное зданиеего переоборудовали под центр дневного пребывания лиц с ограниченными возможностями. Почти все остальные строения так и пустуют, но я где-то читала, что бывшую прачечную переоборудовали в музей, где выставлено разное оборудование, ну и всякие другие вещи, которыми на протяжении десятилетий пользовались в интернате. Например, я помню, что в нашем здании стояла такая специальная клетка для буйнопомешанныхеё наверняка перенесли в музей. Но, к счастью, сумасшедших в такие клетки давно уже не сажают.
Честно сказать, я себе плохо представляю, что это такое, призналась Луиза.
Это такой деревянный ящик площадью метра дватуда, внутрь, человека и сажали. В общем-то, там всегда кто-нибудь сидел, просто чтобы спокойнее было всем остальным. Ещё можно было их утихомиривать при помощи смирительных рубашек и ремней, но это хоть делалось прямо в палатах. А вот клетки выставляли на улицу или в сарай.
Как вы думаете, я смогу там найти старые истории болезней? спросила Рик, несколько потрясённая тем, как в изложении Агнеты Эскильсен подобное обращение с отстающими в развитии представало чуть ли не абсолютно естественным. Наверное, кто-нибудь из сотрудников центра дневного пребывания сможет мне помочь? предположила она.
Скорее всего в главном здании в рабочие дни всегда есть кто-нибудь из сотрудников. Но я не могу этого утверждать. Я ведь уже сорок лет там не бывала. Я просто подумала, что должна рассказать о том, что знаю, когда увидела фотографию малышки Лисеметте.
Ещё раз поблагодарив Агнету Эскильсен за то, что она откликнулась на призыв полиции предоставить всю известную информацию о пропавшей, Луиза набрала Элиселунд в Интернете.
«Центр дневного пребывания Элиселунд, амт Западная Зеландия»сообщалось на интернет-сайте. Там же был указан и номер телефона этого учреждения. Рик набрала номер и выслушала заданные механическим голосом вопросы, о том, требуется ли ей информация о часах работы центра дневного пребывания, касается ли её обращение кого-либо из клиентов центра или она желает, чтобы её связали с кем-либо из администрации. Луиза нажала на ту кнопку, которая соответствовала последней опции, и не успел в трубке прозвенеть один-единственный звонок, как она услышала женский голос.
Но ведь информация в истории болезни конфиденциальна, так что карточки не выдаются, сдержанно произнесла сотрудница центра, когда Рик объяснила, кто она такая и зачем звонит.
Нет, речь не идёт о том, чтобы получить историю болезни на руки, поторопилась уточнить Луиза. Нам бы только хотелось их увидеть
Все истории болезни охраняются законом о защите персональных данных, прервала её собеседница.
Рик вздохнула и попробовала зайти с другой стороны. Надо же, она только было обрадовалась тому, что им удалось хоть на шаг продвинуться в деле установления личности женщины, как поперёк дороги у неё становится эдакая бюрократическая крыса!
У нас сложилась такая ситуация, что мы пытаемся установить личность одной погибшей женщины. К нам обратился человек, узнавший её по фотографии, и этот человек говорит, что покойная, будучи ребёнком, жила в Элиселунде, уточнила Луиза. Единственное, о чём я вас прошуэто чтобы кто-нибудь из сотрудников центра проверил, не хранится ли у вас до сих пор история её болезни, и сообщил нам либо личные идентификационные номера, либо фамилию родителей этой женщины, чтобы мы таким образом смогли войти в контакт с её близкими, если те живы.
Это невозможно, отрезала сотрудница центра.
«Ну вот, придётся получать ордер», вздохнула Луиза, осознав, что для того, чтобы пробить эту бюрократическую стену, её способностей не хватает.
Но вы можете мне хотя бы сказать, хранятся ли у вас ещё истории болезни шестидесятых годов? спросила она.
Ну разумеется. С чего бы это мы стали выкидывать такие вещи? колко парировала женщина на другом конце провода.
Быстро пораскинув мозгами, Рик решила, что теперь, когда стало понятно, что истории болезни на месте, стоит сделать ещё одну попытку.
Но вы уж позвольте мне всё-таки спросить, начала она снова, разве не может кто-нибудь из ваших сотрудников спуститься в архив и поискать в старых историях болезни, не жила ли в интернате девочка по имени Лисеметте, родившаяся в шестьдесят втором году или около того.
Любой может сюда позвонить и запросить нечто подобное, откуда я знаю, кто на самом деле спрашивает? прозвучало в ответ, и Луиза, потеряв терпение, чуть было не сорвалась, но тут сотрудница интерната добавила, что для начала полицейские могли бы потрудиться и приехать к ним на место. И тогда уж внятно объяснить нам, кого именно вы разыскиваете, закончила она.
Я сама приеду, приняла решение Рик. Наверняка же я найду у вас кого-нибудь из тех, кто работал в Элиселунде в середине шестидесятых годов и сможет мне рассказать об этом времени?
Это вряд ли, но мы храним все годовые отчёты. Там указаны фамилии и собраны фото всех, кто жил здесь в соответствующие годы.
Луиза поторопилась записать адрес и закончила разговор.
На выход, сказала она Эйку, как раз в этот момент появившемуся в дверях с коричным кренделем в руке. По всей видимости, нашу женщину зовут Лисеметте и ребёнком она была помещена в интернат для умственно отсталых под Рингстедом. Теперь он расформирован, но вся документация сохранилась. Если у тебя нет других дел, думаю, нам надо съездить туда и просмотреть журналы регистрации за несколько ближайших к шестьдесят второму году летможет, узнаем тогда, она ли это, а потом выйдем и на её близких.
Под майским солнышком края канав давно поросли зелёной травой. Жёлтые одуванчики уже отцвели, и на стеблях покачивались только «парашютики», собранные в сероватые шарики. За одним из поворотов полицейских встретила и вовсе идиллиякрытые соломой дома со стенами, где пространство между балками было заполнено белой глиной, и пасущиеся у самой дороги лошади. Дальше между полей вилась аллея длиной чуть ли не в два километра, ведущая к озеру Харальдстед-Сё. Когда они съехали с шоссе на эту дорогу, Луиза почти забыла, зачем они здесь. Небо было совершенно безоблачным, и красота вокруг была неописуемой. Дорога описала последнюю плавную дугу, начался спуск к воде, и взору открылись белые здания Элиселунда.
Среди всей этой идиллии величественно высились здания расформированного заведения для умственно отсталых. Его внушительные корпуса стояли прямоугольником, образуя внутреннюю площадь, а позади этой структуры располагалось ещё несколько построек поменьше. Должно быть, когда-то все они были обнесены высокой стеной, подумала Луиза и, подъехав поближе, заглушила двигатель и внимательно оглядела комплекс старинных построек. Границы участка были обозначены едва заметными остатками облупившейся каменной кладки.