Тем не менее надо было пробовать.
Зельда, мы с вами встречались пять лет назад. Когда вы наблюдались у доктора Шермана.
Взгляд без тени мысли.
Лу Шерман, напомнил я. Он был вашим психиатром.
Она кругло моргнула.
Ядетский психолог. И одно время занимался вашим Овидием.
Моргание.
С Овидием я работал, пока вы лечились у доктора Шермана. Вы тогда жили в отеле в Беверли-Хиллс.
Понимания во взгляде не больше, чем у обоев за ее спиной.
Я продолжал тараторить как одержимый:
Мы с доктором Шерманом организовали Овидию няню, чтобы вы могли возвратиться к работе. Точнее, это сделал я. Через агентство по найму.
На губах блуждающая растерянная улыбка, как у больных афазией, которые чувствуют, что что-то не так, но не поймут, что именно.
Зельда, вы знаете, где находитесь?
В ответмучительно сдвинутые брови. Я повторил вопрос, уже мало чего ожидая.
Здесь, произнесла она.
«Здесь» это где, Зельда?
Это
«Это» значит что? Вы знаете?
Она сощурилась. Сплела пальцы и уронила руки перед собой. С одной стороны, хорошо, что она не буянит, но вообще, что я ей могу сказать? Что она подопытная крыса в грантовом проекте?
«Где же может быть мальчик?»
Вчера, Зельда, вы были в клинике, произнес я. Оттуда вас перевезли сюда, но всего на два дня.
Реакции никакой.
Вы знаете, какой сейчас день?
Сейчас.
Мой следующий вопрос был буднично-идиотским:
В смысле, какой день недели?
Эту фразу я с таким же успехом мог произнести на албанском.
Вы помните, из-за чего оказались в больнице?
Она закрыла себе ладонями глаза. Сжатые кулаки смотрелись небольшими дугами.
Зельда, прошу прощения, если эти вопросы
Исчезла, неожиданно громко и резко бросила она.
Кто исчез, Зельда?
Мамуля.
Ваша мать
Нет, нет, сорванным шепотом заговорила она, нет нет нет нет нет нет
Все это монотонно, без гневливости; звучало больше как усталая мантра.
Скрючившись, она прижала ладони к вискам.
Мамуля произнес я как подсказку.
Ушла.
Когда?
Молчок.
Вы искали вашу маму.
Она шумно засопела.
И не нашли.
Она посмотрела на меня как на сумасшедшего:
Я бы искала, но они меня сюда.
Конечно. Вы искали вашу маму, когда
В отчаянии зарычав, она откинулась на матрас и натянула себе на голову одеяло.
Зельда
Одеяло приподнялось. Я ждал. На этот раз ее сон перемежался агрессивным, колючим похрапыванием.
Следующие полчаса я провел в ожидании, подавляя в себе напряжение все той же приятной умозрительной образностью. В которую, однако, нередко вторгались тревожные мысли.
«Одиннадцать лет».
Когда дыхание у Зельды замедлилось и стало ясно, что она заснула крепко, я пустил в ход ключ и покинул это узилище.
* * *
Кевин Брахт поднял глаза от книги.
Можно с чем-нибудь поздравить?
Я покачал головой.
Тогда что будем делать, док?
Я дал ему свою визитку.
Буду здесь завтра перед ее выпиской. Если возникнут какие-нибудь проблемы, дай мне знать.
Он подошел к двери.
Что же с ней, такой вот, будет?
Попробую пристроить ее куда-нибудь, где безопасно.
Но ведь это только с ее согласия. Таков порядок.
Я понимал, о чем он. Правила принудительного удержания категорично гласят: если пациент так или иначе угрожает себе или окружающим, врач обязан это зафиксировать. Если нет, тогда полная свобода без всяких исключений. Это вызывало невольный вопрос: что Зельда сделала такого, что ей изначально присвоили код? Я спросил Брахта, есть ли у него какие-то соображения на этот счет.
Да нет. Ее просто доставили и сказали, что она была задержана.
Лично я не видел на ней ни ссадин, ни каких-либо следов борьбы.
Так ведь и я тоже. Кроме самого эпизода задержания, когда ее брали в наручники, вид у нее был такой же, какой вы только что видели. Мне, кстати, попробовать ввести ей дополнительно еще какой-нибудь препарат? Само собой, неофициально.
Нет, просто приглядывай за ней.
Ну а как же, док. Может, даже найду повод, чтобы вернуть ее обратно.
Я покачал головой:
Не надо. Если в этом будет необходимость, оно само проявится.
Согласен.
Когда я направлялся к двери, Кевин сказал:
Надеюсь, я не показался вам самоуправным козлом. Насчет повторного удержания. Мне просто подумалось о ее безопасности. Куда ей, бедняге, деваться, ежели что? Ведь черт-те где окажется.
Я это именно так и понял, Кевин. И рад, что ты здесь.
Спасибо, док. Он рассмеялся. Мне б так радоваться
* * *
На обратном пути я прошел через соты офисных кабинок. Возле ближнего сестринского поста находилась Кристин Дойл-Маслоу, занятая сейчас своим «Айпэдом». Моего приближения она, похоже, не заметила, а потому, когда я был от нее уже в двух шагах, вздрогнула и поспешила выключить планшет. Хотя то, что у нее на экране, я успел заметить. Киносо щитами, копьями и кровищей.
Я прошел, не сбавляя хода.
Как там статус? спросила она.
Кво, ответил я.
Что?.. А, ха-ха Когда вы думаете вернуться?
А когда ее выпустят?
Она уже снова была занята «Айпэдом»:
Завтра в три часа дня.
Вот я и буду к этому времени.
А если инцидент?
В каком смысле?
Ну какая-нибудь проблема?
«Скажу, пожалуй».
У вашего санитара есть мой номер. У вас есть какие-то планы на период после выписки?
А это ваша забота?
Я пошел дальше.
Это всё? в спину спросила она.
А чего еще? бросил я, не оборачиваясь.
Если вы знаете других пациентов, подпадающих под нашу программу, то скажите: пусть обращаются.
* * *
Из своей «Севильи» я набрал медицинский центр университета и спросил доктора Неру.
У нас их трое. Вам которого?
Который из психиатрии.
Прошу подождать. С минуту в трубке артачилась испанская гитара. Есть доктор Мохан Неру. Вам дать номер?
Я пометил себе автоответчика отделения психиатрии, а затем снова вышел на оператора и попросил доктора Неру.
Если вы пациент, то у нас действует строка сообщений
Я коллега. Доктор Алекс Делавэр. Речь о нашем общем пациенте.
Прошу подождать Да, вы есть в списке Александер А, так вы не из нашего района, но Хотя у вас до сих пор сохранены привилегии. Минутку.
Через пару инструменталов фламенко:
Спасибо за ожидание. Сегодня у него приемный день, но на звонки он не отвечает.
Какие именно услуги он оказывает?
Информацией такого уровня мы не располагаем.
* * *
Вествуд находился как раз по дороге домой. Через главный южный въезд я свернул на территорию кампуса и возле административного здания медцентра взял влево. От него в обе стороны тянулись лечебные корпуса. Как и свойственно мини-городку, в этот час здесь всюду кипело движение.
Психиатрическая больница Рейвенсвуда располагалась в одном из самых новых и импозантных зданий комплексашестиэтажный архитектурный изыск из известняка и меди, проспонсированный и названный в честь магната, чья дочь умерла от осложнений анорексии. Машину я припарковал по своему факультетскому пропуску, на грудь пришпилил корпоративный бэйдж «Западной ассоциации педиатров» и, поднявшись в лифте на пятый этаж, нажал красную кнопку запертой двери с табличкой «Стационар взрослой психиатрии».
Всего в медцентре около тысячи койко-мест, из которых восемьдесят числятся за Рейвенсвудом. Из них двадцать отведены педиатрии, десятьпациентам с Альцгеймером, давшим согласие на подопытность в обмен на надежду, а остальные тридцать входят в университетскую программу для лиц с расстройствами пищевого поведения (услуга, приносящая немалые дивиденды).
Остается пятнадцать коек под общую психиатрию. Они, в свою очередь, подразделяются на восемь в палате добровольцев, не особо отличающихся от своих соседей-реабилитантов, и семь для тех, у кого клеймо «5150».
Неудивительно, что когда сюда привезли Зельду, здесь все было уже под завязку.
«ЛАКБАР» был местом не ахти, но за неимением оного ее, вероятно, переправили бы на другой конец города в психушку окружного подчинения. Так что, может, все сложилось и к лучшему. Если мне удастся пристроить ее туда, где она сможет прожить завтрашний день. Чтобы она там оклемалась, пришла более-менее в адекват и все-таки рассказала, где сейчас находится ее сын.