И при томудивительно, насколько мне не хочется уезжать.
Я всё понимаю. Всеи Этнографическое Общество, и КомКондали добро, моё присутствие и влияние на юге одобрено аж самим Рашпилем, который, кажется, куратор комконовской программы на Нги-Унг-Лян и мне всё равно не хочется.
Мне прямо-таки отчаянно не хочется покидать друзей, которые стали мне почти роднёй за этот суматошный год. Жаль навсегда оставить Государыню Ра с её горячими вспышками милосердия и жажды справедливости, слишком детскими для прагматичного двора. Жаль расстаться с Государем, умницей Вэ-Ном. Господин Ки-А, капитан де Тревиль, только-только начал мне более или менее доверять Придворный Гадальщик Ун-Ли так и не успел познакомить меня с благородной вдовойзато подарил на счастье крохотный ножик в чеканных ножнах, на шее носить Учитель Лон-Г, видный учёный-естествоиспытатель, ещё немало мог бы рассказать о своей прославленной теории внутриутробного изменения тел людей и животных в зависимости от правильности метаморфозы матери и её питания Я никогда не увижу новорождённого младенца Сестрички Лью и Господина Первого Л-Та, с ребятами даже попрощаться не удастся, они уехали в деревню. Наконец, меня всерьёз огорчает предстоящая разлука с Ри-Ё, моим пажомно Ри-Ё я намерен передарить своё дарёное Государем поместье. Не то, что это поможет ему в его любовных делахно у него будет кое-какое положение; его матери и братишкам нужен свой дом взамен потерянного.
У меня то состояние, какое случается у этнографов во время долгой удачной миссии: Тай-Е кажется мне домом, жители Столицы и окрестностейсвоими На душе смутно и печально, короче говоря.
Я с тяжёлым чувством вхожу в свои апартаменты во Дворце. Ри-Ё в рубахе с закатанными рукавами и коротких штанах, босой, затягивает ремни на седельных сумках. Поворачивается ко мне.
Ваши рукописиупаковал, Учитель, говорит он.Но чистая бумага и тушечницавот тут, в самом верху, в отдельной коробке. Я сразу достану, как попросите.
Ри-Ё, говорю я, ты не достанешь. Ты заберёшь мать с братишками от родственников и переедешь жить в поместье Э-Тк. И не глупи ты, ради Небес! На юге вот-вот начнётся заваруха.
Ри-Ё слишком готовно кивает.
Да, Учитель, я знаю, знаю. Весь двор об этом болтает. И вы меня, пожалуйста, проститея, конечно, не отпущу вас одного. Вы мне всё это время были как Отец, я не могу вас бросить в таком делея ж себе не прощу, если вас убьют.
Думаешь, я не справлюсь без тебя? спрашиваю я несколько сердито. Хочешь, чтобы я лишил твою мать старшего сына просто так?
Ри-Ё улыбается.
Учитель, вы вернули моей Маме Старшего Сына просто так! Что бы со мной было, если бы не вы! Я не прощу себе, если с вами что-то случится. Короче, простите, я очень виноват, но я написал Маме письмо. Я послал ей все мои наличные деньги, кроме кое-какой мелочи на дорогу, и сообщил, что уезжаю с вами. Чтобы она сожгла цветы Отцу. Чтобы он замолвил за меня словечко в Обители Цветов и Молний.
И смотрит на меня преданными щенячьими глазами. Не могу я злиться на него всерьёз! Стыдно признаться, но я рад, что Ри-Ё со мной напрашиваетсядрузья в непростых обстоятельствах на вес золота. Маленький паршивец, похоже, это замечает.
Вы, пожалуйста, не беспокойтесь, Учитель, частит он. Мама ведь получила посылку, ну, ту, которая от Сборщика Податейпомните? Господина-Меч-Ржа-Съела! Мои не бедствуют. Мама в последнем письме писала, что Второй уже пытается меня заменять Учитель, позвольте мне, во имя Земли и Неба, спину вам прикрыть, если что? Мама, знаете, тоже молится за вас
Подхалим, ворчу я. Весь запал ругаться прошёл.
И он, моментально сообразив, что его дело выгорело, сияет, как надраенный пятак.
Ну так вот. Я вашу торбу с травами не трогал, Учитель, как вы велели, вы её сами уложите, а наши чистые рубашкивот тут
Я смотрю, как он болтает и показывает, что куда положил, и чувствую самую искреннюю благодарность. Вот вам и нги-унг-лянская отстранённость мой Ри-Ё вполне искренне любит совершенно деревянного в смысле эмоций, уродливого и чудаковатого старого хрена. Милый ребёнок
За мной заходит волк. Мне надлежит взглянуть, как себя чувствует любимая рабыня Львёнка Эткуру: лейб-медику Государя Эткуру не доверяет. Я иду к лянчинцам.
Мои друзья-заговорщикив нервном раздрае, как всегда в последнее время. Разве чтонынче заметнее, потому что отъезд близок. Анну прохаживается по комнатене сидится ему на месте, имей он хвостповиливал бы. Элсу шепчется со своей девочкой, обанапряжены и встревожены. Эткуру хохлится; за прошедшие две недели он осунулся, у него под глазами синяки, лихая вальяжность пропала. Он рывком повзрослел на десять лет. Ви-Э его жалеет, едва ли не больше, чем он её.
Ви-Э здорова на удивление. За две недели её метаморфоза почти закончена, она не только встаёт с постели, но и ходит, довольно бодро. Утверждает, что страсть Эткуру вылепила её, как огонь придаёт форму стеклу. Сама же относится к своему господину покровительственно-нежно, как к младшему, сюсюкает изо всех сил, называет «миленький» и «солнышко», не спорит, уступаетно не как рабыня, а как старшая сестра. Во время метаморфозы, кажется, как-то лихо изощрялась по ночам: Эткуру слишком смущает вопрос, как себя чувствует его подругаон отводит глаза и бормочет в сторону с оттенком опасливого восхищения: «Она, знаешь, Ник, слегка сумасшедшая!»а Ви-Э хихикает.
Видимо, Ви-Эдействительно вышесредняя актриса. По ней абсолютно не видно, как её мучает метаморфоза; свежа, как роза. Как-то я улучил минутку спросить, чем Эткуру так сподобилсяВи-Э сказала: «Ну что вы, Господин Вассал! Он жеодин, мой выигранный мальчик Онмой настоящий. Его ведь могло бы и не быть, вы знаете, и добавила тоном щедрого признания заслуг, и хороший боец, кстати». Называет она себя Кошкой ЛьваЭткуру это смущает, смешит и льстит.
Ви-Э не даёт Эткуру пасть духом. Если бы не онаГосподин Посол сорвался бы в депрессию. Он постепенно осознаёт всю катастрофичность собственного положения в подробностяхи ему плохо от этого. Если Анну рвётся в бой, то Эткуру боя совершенно не хочет. Он даже пожаловался мне, очередной раз надравшись в хламбольше всего его порадовало бы чудо, позволившее жить как всегда, но лучше. Забыть предательство Льва Львов, как кошмарный сон, вернуться во Дворец Прайда, развлекаться, участвовать в спаррингах, смотреть на жонглёров, скачки и собачьи боиа в виде дополнительной радости любить Ви-Э. И чтобы Анну был в свите, и чтобы Элсу тоже был где-то поблизостии чтобы всем было весело.
Эткуру страшно представлять себе, как он будет обвинять Льва. И он понимает, что нельзя не обвинятьиначе вся его компания пропала. И он боится адакогда рядом Ви-Э нет. Когда Ви-Э рядом, она Эткуру убеждает, что онправедник.
Ви-Э по отношению ко всяким божественным делам настроена, как многие жители Кши-На, скептически. В богословские споры с лянчинцами не лезет, но их веру, кажется, тихохонько не одобряет. Во всяком случае, сейчас я слышу, как она говорит:
Ну как ты можешь Творца прогневить, миленький? Если ты прав?
А мы с тобой такие безнравственные, говорит Эткуру печально. У тебя лицо до сих пор без моих знаков, мы с тобой спим в одной постели и оно так и дальше будет, я не могу раскаиваться поэтому Творцу не интересно, что я прав.
Ви-Э, одетая в расписные северные шелка, лежит у него на коленях и обнимает за талию:
Знаешь, солнышко, говорит она задумчиво, не то, чтобы ты ошибался, но мне кажется Творец так стар, мудр и благостеннеужели он не отметит того, кто за справедливость, из-за его постельных дел? Это ж всё равно, что подглядывать за детьми!
Эткуру отвешивает ей подзатыльник, совершенно, впрочем, беззлобно, и спрашивает меня:
Ник, может, ей ещё вредно ехать? А?
Как ты себя чувствуешь, Ви-Э? спрашиваю я, точно зная, что она ответит. И она тут же выдаёт именно это:
Могу рубиться на мечах, скакать верхом на диком жеребце и жонглировать зажжёнными факелами!
Ты о себе не думаешь, хмуро возражает Эткуру. И обо мне не думаешь. Вот умрёшьа я тебя даже в аду не найду, язычницу
Знаешь, что мне сказал Юу из рода Л-Та, брат? говорит Анну останавливаясь. Не надо оттягивать момент истины. А истина в том, что нам придётся ехать и всё менятьили надо просить у Снежного Барса милости и проситься к Нику в деревню. Чистить хлев его поросятам за миску похлёбки. Потому что грош нам цена тогда.