Обстановку дополнял шкаф из мореного дерева с дверцами, покрытыми затейливой резьбой; с того места, где стояла Сара, сюжет рельефов было не разглядеть.
В кабинете слабо пахло сигарами. Дымчато-снежный рассвет мешался с тусклым сиянием лампы под зеленым абажуром, стоявшей на рабочем столе. Директор зашагал к нему по мягкому ковру, расшитому мифологическими сюжетами. Он сосредоточенно смотрел себе под ноги, будто обдумывал речь.
Вы верующая, госпожа инспектор?
«Ничего себе вопрос», подумала Сара. Она пришла сюда не ради теологических дискуссий, однако боялась спугнуть профессора Грундапока он расположен к беседе, нужно ее поддерживать, чтобы выудить что-нибудь полезное, поэтому решила ответить, но с привычной краткостью:
Я думаю, опасно выбирать веру в ущерб стремлению к свободе.
Директор, только что усевшийся за стол и рассеянно вертевший в руках плексигласовый куб для фотографий, с удивлением вскинул голову:
Должно быть, вы много читали и думали на эту тему, чтобы сформулировать такой емкий ответ.
Разумеется. Но сейчас я бы с удовольствием почитала досье мертвого пациента.
Да-да, конечно. Простите, я не зря упомянул про смену часовых поясовголова совсем не работает И должен вам признаться, эта внезапная смерть потрясла меня сильнее, чем кажется, но перед сотрудниками нужно было сохранять лицо.
Ханс Грунд поднялся и открыл резной шкаф. Теперь Саре удалось рассмотреть рельеф: с дверцы злобно гримасничали демоны и огорченно хмурились ангелы вперемежку. Директор достал с полки тонкую картонную папку и протянул ее Саре.
Не дожидаясь приглашения, она села в кресло около стола и, заправив рыжую прядь за ухо, склонилась над досье пациента 488.
В папке оказался всего десяток листовотчеты о различных курсах лечения, направленных на снижение агрессивности, несколько примечаний о его необычной молчаливости и никаких упоминаний ни о личности пациента, ни о причине его помещения в психиатрическую больницу «Гёустад».
Почему так мало записей? спросила Сара.
Директор отвел глаза и откашлялся.
Послушайте, буду с вами честен. Я не знаю, кто он, и никто о нем здесь ничего не знает. Поэтому личное дело такое тонкое.
Но вы обещали все объяснить.
Этот человек поступил в «Гёустад» тридцать шесть лет назад с полной ретроградной амнезией, сопровождавшейся параноидальным бредом. Его привезла полиция, как мне сказали, он был задержан за агрессивное поведение на улице. При нем не было документов, и он не мог назвать своего имени.
Сара села поудобнее.
Значит, за тридцать шесть лет ни о нем самом, ни о том, что с ним случилось, так ничего и не выяснилось?
Ханс Грунд покачал головой.
И никто его не искал?
Никто. Полиция довольно долго пыталась установить его личность по спискам пропавших без вести за несколько лет, но тщетно. Мы тоже разыскивали родственников или знакомыхникто не откликнулся. В общем, поскольку этот человек мог быть опасен для себя и окружающих, его оставили здесь. Вот такая печальная историяпришел один, без памяти, и умер в одиночестве, никто о нем не вспомнит.
Откуда взялись шрамы у него на лбу? Вам они не кажутся странными?
Я не сомневался, что вы об этом спросите. Шрамы уже были, когда его привезли. Но ни моему предшественнику на посту директора, ни мне так и не удалось узнать, что означают цифры. Пациент никогда не говорил, как они появились.
Сара могла бы удовольствоваться этими ответами, поехать в Главное управление полиции, дождаться отчета от судмедэксперта и закрыть дело с вердиктом «естественная смерть одинокого безымянного больного с амнезией». В конце концов, она здесь не для того, чтобы копаться в биографии жертвы и расшифровывать значение старых шрамов; ей всего лишь нужно выяснить, что произошло в палатесамоубийство, убийство или безвременная кончина от инфаркта. Однако просто необходимо было устроить директору хорошую встряску. Все, что он говорил, звучало вполне правдоподобно, вот только Саре хотелось выманить его из зоны комфортаей казалось, профессор Грунд чувствует себя слишком вольготно и со своего директорского поста видит в ней рядового сотрудника, от которого надо поскорее отделаться.
Почему вы обгрызли ноготь до крови?
В глазах профессора мелькнула растерянностьСара это заметила, хотя он сразу заморгал, сделав вид, будто у него болят глаза от быстро меняющегося освещения.
Эта история может получить неприятные последствия, инспектор. Вам, так же как и мне, прекрасно известно, что долгие годы о «Гёустаде» ходила дурная слава. Одна из моих задачсоздать больнице достойную репутацию, продолжив дело своего предшественника. А сегодня, выйдя из самолета, я узнал, что к нам приехала полиция, и с ужасом подумал, что инцидент наверняка будет предан огласке. Несколько броских заголовков в газетахи все наши усилия пойдут прахом. Он взглянул на обкусанный ноготь и пожал плечами. Согласен, для директора психиатрической клиники это не лучший способ справиться с переживаниями, но все мы люди, в конце концов. У каждого свои слабости, верно?
Сара не знала, как отнестись к такому ответу, но продолжать разговор на эту тему уже не было сил. Так или иначе, придется ехать в управление, писать рапорт, а потом остаться наедине с собой и со своей собственной драмой. При мысли об Эрике она почувствовала, что сейчас опять начнется паническая атака, и уже собиралась распрощаться с директором, но в этот момент в наушнике прозвучал голос Тобиаса Ловструда:
Инспектор Геринген!
Слушаю вас.
Судмедэксперт говорил быстро и озабоченно, и сразу стало ясно почему. Выслушав его, Сара тоже занервничала.
Поняла, сейчас спущусь.
Достав из заднего кармана рацию, она связалась с офицером Нильсеном и попросила его подойти к кабинету директора.
Какие-то проблемы? встревожился Грунд.
Сара, не удостоив его ответом, вышла в коридор дожидаться полицейского. Через минуту светловолосый гигант уже был на месте, и, приказав ему глаз не спускать с профессора до новых указаний, она поспешила на первый этаж.
* * *
Когда Сара в бахилах и перчатках снова вошла в палату, Тобиас и двое криминалистов уже уложили труп на каталку и собирались застегнуть патологоанатомический чехол.
Надеюсь, вы не ошиблись, сказала Сара.
Судмедэксперт поблагодарил криминалистов за помощь, и те разошлись паковать свое оборудование.
Я делаю выводы, только когда не сомневаюсь в предпосылках, инспектор. Мне самому не верится, но таковы факты: тело жертвы сюда перенесли.
Сара машинально взглянула туда, где недавно сидел мертвый старик.
Почему вы так думаете?
Потому что расслабление сфинктера мочевого пузыря post mortem произошло в другом месте. Можете сами убедиться: штаны жертвы пропитаны мочой, но ни на полу под ним, ни где-либо еще в этой палате следов мочи не обнаружено. А судя по пятну на штанах, лужа должна была натечь приличная. Старик умер не здесь. Его сюда принесли через несколько минут после смерти.
Сара выхватила из кармана парки рацию.
На связи инспектор Геринген. Всем офицерам полиции приказ никого не выпускать из больницы и никого не впускать. Офицер Дорн, вызовите подмогу, надо усилить охрану места преступления. Офицер Нильсен, оставайтесь с директором, не отходите от него ни на шаг.
В наушнике затрещало, и раздались голоса:
Офицер Дорн. Вас понял.
Офицер Нильсен. Вас понял.
Офицер Сольберг. Принято.
Сара снова взглянула на судмедэксперта:
Вы проверили следы удушения? Это пальцы жертвы, как и утверждает надзиратель?
Тобиас приподнял подбородок мертвеца, чтобы лучше была видна шея.
Вот эти отметиныот мизинца и указательного пальца правой руки. Если бы его душил кто-то другой, синяки были бы расположены иначе. Он действительно
Пытался сам себя задушить голыми руками, подхватила Сара. Но кто-то мог убить старика, а потом инсценировать суицид, прижав его руки к шее, чтобы остались отпечатки.
Замысловато, но возможно. Однако доказать это вряд ли удастсякриминалисты сказали, на теле пациента нет никаких следов, кроме этих. Ни на руках, ни на шее. Так что версия весьма маловероятная.