Я хочу умереть.
Как-то вы сказали, что никогда бы не притронулись ко мне, я на грани и едва могу говорить. Сказали, что скорее умрете, чем коснетесь такой грязи, как я.
Ну, говорил, и что? Он сбрасывает мою руку со своего запястья, а затем вновь касается моего лица, проводя большим пальцем по губам. Это же не моя инициатива, не так ли? Ты сама сказала, что пойдешь на все ради спасения родителей. Интересно, смогла бы ты перешагнуть через себя? Смогла бы моя гордая грязнокровка полностью капитулировать передо мной? Телом и душой.
Что ж, все дело в гордости, да? Люциус все еще жаждет, чтобы я признала его абсолютную власть надо мной.
Что делать? Он перевернул все с ног на голову, так что теперь кажется, что я во всем виновата, но это не так!
Он смотрит на меня из-под полуопущенных век, на губах играет слабая улыбка. Опасный, хищный вид.
Но я же грязнокровка. Он ненавидит меня только за одно мое существование! Не понимаю.
Разве имеет значение, понимаешь ты или нет? Ты хочешь спасти родителейвот, что важно.
Большим пальцем он проводит по ключице, спускаясь ниже.
Лицо заливает краска. Я чувствую себя такой голой. Он уже видел меня обнаженной, полностью обнаженной, но сейчас
Он никогда не намекал на это. Не было никакой реальной перспективы заходить так далеко.
Не было?
Не знаю. А вдруг, с самого начала такая вероятность уже существовала?
Ну, так что, грязнокровка?
Слезы текут по лицу.
Я, - Господи, в это с трудом верится. Это ужасно! Почему он спрашивает меня именно об этом? Я никогда
От унижения на мгновение теряю дар речи.
Это ведь не ответ на мой вопрос, да? Он растягивает слова, ухмыляясь, как будто точно знает, что я хотела сказать. Я хотел знать, готова ли ты подчиниться моей воле в обмен на жизнь своих родителей?
О, ну что за подлец! Он же фактически спрашивает моего разрешения, чтобы нет, я не буду думать об этом!
Он много раз повторял мне, что я не в его вкусе. Значит, все дело только в его желании иметь надо мной неограниченную власть о, ненавижу!
Но мне ничего больше не остается. Я не могу позволить своим родителям погибнуть.
Господи, как хочется умереть.
Бровь Люциуса изгибается в немом вопросе, а пальцы продолжают ласкать мое плечо.
Я киваю, смаргивая слезы.
Хорошо. Я согласна.
Его глаза опасно вспыхивают, лишь на мгновение, но я успеваю заметить, что они темнее, чем обычно. Намного темнее
Он нежно проводит пальцем по моему лицу, от виска к подбородку. Его рот приоткрывается, когда он оценивающе окидывает меня взглядом.
Я вся дрожу.
Резко убрав руку, Люциус злорадно смеется.
Этот смех поражает меня в самое сердце.
Ну, а я вот тебя не хочу.
Сердце уходит в пятки, а голова начинает кружиться.
Что?
Он продолжает смеяться и смотрит на меня с презрением.
Моя милая девочка, ты всерьез подумала, что я бы опустился до такого? Ненавижу этот высокомерный взгляд. Предал свои принципы и пренебрег моим долгом перед Темным Лордом, чтобы связаться с мерзкой, отвратительной грязнокровкой?
Но Зачем вы дали мне понять, что охотно бы сделали это? Зачем заставили поверить, что у меня есть шанс спасти родителей? Почему вы наблюдали за мной, пока я спала, прошлой ночью? Почему, почему, почему? Но почему вы
Я просто хотел посмотреть твою реакцию, хладнокровно произносит он. Теперь я знаю, насколько далеко ты готова зайти, чтобы спасти тех, кого любишь. Еще штрихи к твоему портрету, грязнокровка. Я бы никогда не притронулся к тебе, и вообще не пойму, как кто-нибудь может хотеть тебя? Но мне приятно знать, что в случае чего, мне бы с легкостью удалось
Ушам не верю!
Мои родители, - в отчаянии начинаю я.
С ухмылкой на губах он подходит к двери.
Тебя это больше не касается. В ближайшие двадцать четыре часа ты станешь сиротой.
НЕТ! Бросаюсь к нему, в отчаянии цепляясь за его руку. Пожалуйста, прошу вас, не делайте этого
Импедимента!
В его лице столько эмоции, о которых я ничего не хочу знать. Я отлетаю назад и врезаюсь спиной в каменную стену, больно ударяясь головой, а потом теряю сознание.
Глава 15. Скорбь
«Я словно слышал крик: "Не спите больше! Макбет зарезал сон!""Не спите! Гламис зарезал сон, и впредь отныне Кавдор не будет спать, Макбет не будет спать!» Уильям Шекспир, Макбет (пер. Лозинского)
Думай, думай.
Состав Оборотного Зелья:
настой из сушеных златоглазок,
пиявки,
тертый двурог,
спорыш,
льнянка обыкновенная, собранная при полной луне,
измельченная шкурка бумсланга,
маленькая частица того, в кого вы хотите превратиться
Да, кажется, всё. Или я что-то упустила?
Как будто это имеет какое-то значение.
О, замолчи. Заткнись!
Он не сделает этого. Я знаю, что он не будет делать этого
А что если все же сделает?
Нет, нет. Я не буду думать об этом.
Но как я могу не думать?! Принимая ванну, переодеваясь, убираясь в своей комнате, вспоминая содержание учебников, которые я когда-то знала наизусть, я пытаюсь заставить себя не думать об этом.
Нет. Он не станет. Я уверена. Он просто решил меня напугать. Больной, сумасшедший ублюдок. Ему доставляет удовольствие так играть со мной.
Да он продаст душу дьяволу за малейшую возможность поиздеваться надо мной.
Он хотел, чтобы я умоляла его. Хотел узнать, как далеко я могу зайти. И теперь эта скотина знает, насколько далеко. Разве это не забавляет его? Я думала, что научилась понимать его, но нет, все еще не до конца. Полагала, что знаю все о его чувствах ко мне, но после того, что случилось в последнюю нашу встречу, я не знаю, что и думать
Но если Волдеморт приказал
Нет, я не буду думать об этом. Я не буду, не буду.
Он не убьет их.
Но может.
Нет. Я знаю его
Дверь со стуком распахивается.
Поспешно поднимаюсь на ноги, он входит в комнату, не глядя на меня и, молча, закрывает за собой дверь и запирает ее на замок.
И только тогда он поднимает на меня взгляд.
В его глазах мелькает что-то.
И в этот момент я понимаю, что все кончено.
Кончено.
Он не улыбается и не злится. Проблеск искренних эмоций выдал его. Он причинил мне боль худшим из всех способов, и ему это известно. Именно поэтому он так смотрит на меня.
Ох
Тишина. Безумный ужас охватывает меня.
А потом
Крик.
Мой крик.
Волна боли и страдания накатывает на меня внезапно, с такой силой, какой я не знала прежде. Их лица встают перед глазами, но я никогда не увижу их живыми.
Хватаю себя за волосы.
Я не могу остановить крик. Это нечто первобытное, не поддающееся контролю.
Больше ничего не имеет значения. Господи, Боже мой, он действительно сделал это! И я никогда, никогда, Боже мой!
Царапаю лицо, оставляя глубокие борозды на щеках. Сильнее, сильнее, иначе я не выдержу, если раздирающая меня изнутри боль выйдет на поверхность. Они мертвы, они мертвы!
А он стоит и молчит!
Он смотрит, как я убиваюсь от горя, и меня это бесит!
Кое-как подавляю рыдания. Я должна спросить, я должна
Они мертвы, не так ли?
Он стоит, не шевелясь, лицо его абсолютно безучастно. Это сердце сейчас разлетелось вдребезги? Он он стоит здесьи он их убил, он УБИЛ их!
НЕ СТОЙТЕ ТАМ, КАК ИСТУКАН! Кричу я.
Если бы я не знала его лучше, я бы сказала, что он вздрогнул при моих словах.
А чего ты от меня ждешь, грязнокровка? Тихо спрашивает он, в его голосе совершенно отсутствуют эмоции. Чего ты хочешь от меня?
Меня разрывает от ярости. Я даже не могу говоритьтак сильно я его ненавижу. Я дрожу, и в голове бьется мысльмои родители, мои родители, Боже мой
Наконец, я с трудом нахожу слова.
Чего я хочу? Захожусь в истерическом смехе. Я хочу, чтобы вы исправили то, что натворили. Я хочу снова увидеть своих родителей. Но этого невозможно, не так ли?
Он смотрит на меня с раздражением. Как будто он никогда прежде не видел ничего столь невыносимого и чуждого ему во всех отношениях.
Я хочу, чтобы вы пошли на тот самый балкон, где спасли меня, и выбросились с него, мой голос постепенно перерастает в крик. Я хочу, чтобы ты сдох, Люциус Малфой! Я хочу, чтобы ты пожалел, что родился! Я хочу-