«Рано». Девочка никогда не меняет тона, даже когда говорит с ним. Даже когда ей приходится разжевывать ему очевидные истины например, как сломить волю человека.
Бывший полицейский не знает, где она этому научилась. Не знает он и того, каким образом она пережила казнь в Коробке и освободила его. Главное, что ей это удалось, и бывшему полицейскому остается только верить в нее. Повиноваться ей и надеяться на ее милосердие.
Девочка прижимает плоскогубцами левый мизинец связанного мужчины. Тот начинает мычать еще громче, невразумительно умоляя о пощаде. Девочка медленно качает головой.
Рано, говорит она, смыкает плоскогубцы и готовится к долгой ночи.
1
Мужик был конченым кретином, одевался как кретин: брюки с отворотами и мокасины на босу ногу, у него была кретинская, да вдобавок еще и загорелая физиономия, и, словно этого было мало, разговаривал он тоже как кретин. Данте Торре с трудом удержался, чтобы не сообщить кретину его диагноз, и с деланым энтузиазмом вошел за ним в портик университета Сапиенца. За внушительным фасадом ректората скрывались гораздо более древние корпуса, где размещались факультеты. Он задерживал дыхание, пока снова не оказался под открытым небом. Попав в центральный двор, он набрал полные легкие воздуха, и Кретин, также известный как доцент Франческо Дельи Уберти с кафедры новейшей истории, обернулся к нему:
Все хорошо, господин Торре?
Конечно. Так о чем вы говорили, профессор?
Я говорил, что ребята будут счастливы с вами познакомиться.
К ним, смеясь и толкаясь, направлялась группа студентов. Данте повернулся боком к молодежи и вскинул руки, вовремя избежав столкновения. Из его папки на булыжную мостовую посыпались бумаги и ручки. Кретин нагнулся:
Позвольте вам помочь.
Данте поспешно подобрал один из листков, пока тот не успел к нему прикоснуться.
Не беспокойтесь, я сам.
Что вы, это такие пустяки.
Я сам, не допускающим возражений тоном повторил Данте.
Кретин резко выпрямился:
Простите.
Данте попытался улыбнуться.
Просто у меня тут как бы своя система, на ходу придумал он. Господи, до чего ему было паршиво.
Всю ночь Данте проворочался, размышляя о предстоящей встрече, и каждые двадцать минут вставал то за кофе, то за таблетками, то за водкой, водой и сигаретами. Заснуть ему удалось только на рассвете. Во сне он шел по сужающейся пещере, пока свод не стал настолько низким, что двигаться дальше было невозможно, в жизни он не осилил бы такой подвиг даже под транквилизаторами, а повернув назад, обнаружил, что выход завален огромным валуном. В этот момент по пещере прокатился голос Отца, приказывающий Данте отрезать его больную руку. Он проснулся, и его вывернуло провонявшей спиртом желчью прямо на себя.
Не вставая, он закурил сигарету. Могло быть и хуже: он мог захлебнуться собственной рвотой во сне, как Джон Белуши. Сорвав с кровати постельное белье, Данте сунул его в ванну своего люкса и попытался отстирать пятна, чтобы горничная не поняла, что с ним стряслось. Его потуги привели к самым плачевным результатам пришлось вывесить сырые, вонючие простыни на балкон и надеяться, что они высохнут. К счастью, стоял прекрасный солнечный день, и солнце слепило Данте даже сквозь зеркальные очки.
Только теперь он заметил, что Кретин, похоже, о чем-то спросил и дожидается ответа. Данте нащупал в слуховой памяти его последние слова: доцент спрашивал о его образовании.
«Какой же ты зануда».
Я даже школу толком не окончил, сказал он вслух.
Правда? Судя по вашей речи, никогда бы не подумал. Я в том смысле, что вы производите впечатление глубоко образованного человека, пояснил Кретин.
Данте продолжал вертеть головой, прикидывая периметр двора и ширину проходов и пожарных выходов. Стены казались до тошноты близкими, гомон во дворе резал уши. Он уже взмок от пота.
Я самоучка. Но официального образования не получил.
Должно быть, из-за похищения?
«Должно быть, из-за похищения? мысленно передразнил Данте. А из-за чего же еще? Кретин».
Да. Когда я сбежал, мне было уже почти восемнадцать, и мне пришлось получать свидетельства об окончании младшей и средней школы. Это оказалось довольно сложно. Помимо меня, в вечернюю школу ходили только дети и неграмотные старики.
То есть вы сбежали из силосной башни, где вас держал Отец?
Браво. А вы, вероятно, из династии профессоров?
Кретин улыбнулся:
Мой дядя возглавляет факультет политологии, а отец преподает в Лозаннском университете. Вы узнали фамилию?
«Нет, я узнал, что без протекции ты бы унитазы драил, а не в доцентах ходил».
Да. Прославленная фамилия, с натянутой улыбкой сказал Данте.
Ему нестерпимо хотелось удрать. Капли пота уже стекали по икрам. Оставалось лишь надеяться, что доцент ничего не замечает. Данте был одет в черный костюм, а на черном обычно не видно мокрых пятен. Помимо костюма, на нем были белая панама, из-под которой виднелись светлые волосы до плеч, и шипованные криперы со стальными носами. Он смахивал на Дэвида Боуи времен «Lets Dance», правда изрядно вытянувшегося и похудевшего.
Вот мы и пришли, сказал Кретин, показывая ему на полсотни раскладных стульев, расставленных прямо во дворе. Напротив них стояли стол, стул и микрофон, а позади стола похожий на гигантский блокнот флипчарт, со шнура которого свисал синий маркер. Согласно вашим пожеланиям, мы устроились на свежем воздухе. В свете недавних событий мы можем лишь надеяться, что кто-то придет
Мы далеко от станции, сухо произнес Данте.
Кто знает, не подложат ли эти сумасшедшие новую бомбу.
В таком случае одно место ничем не хуже другого, верно?
Кретин не нашелся с ответом и сменил тему:
Как вы намерены провести лекцию?
Я собирался начать с некоторых наиболее неоднозначных исторических случаев, принялся импровизировать Данте.
Золотая коллекция конспирологических теорий, сказал Уберти.
Да, и городских легенд. Данте прервался, потому что в третьем ряду уселась парочка студентов, которые махали еще двум приятелям. Кто-то и правда пришел его послушать. При этой мысли он похолодел и как вкопанный застыл посреди двора.
А потом? допытывался Кретин.
Мне нужно в уборную, сказал Данте.
Вам туда. Кретин махнул на дверь в главное здание.
Вход показался Данте пещерой из его сна, распахнутой голодной пастью.
Мне просто захотелось выпить глоток воды.
Там есть и торговый автомат.
Данте уставился на него. На лбу у доцента было написано: «Кретин».
У меня клаустрофобия. Потому я и провожу лекцию под открытым небом.
Кретин Дельи Уберти виновато улыбнулся:
Да, конечно. Простите. Я думал, что ненадолго вы можете
Бывает по-разному. Сейчас не могу.
Один из психиатров, наблюдавших Данте в детстве, научил его оценивать выраженность своих симптомов по шкале от одного до десяти, и сейчас столбик его внутреннего термометра приближался к седьмой отметке. Еще чуть-чуть, и придется сбежать домой. Тем временем на стульях расположились еще восемь студентов. Он говорил себе, что, если не явится и десяти человек, не станет даже начинать, но студентов пришло уже больше.
Извините. Давайте я сам схожу. Вам без газа?
Главное, жидкую.
Как только Кретин исчез, Данте пошарил в папке и извлек упаковку прегабалина. Это обезболивающее обладало сильным анксиолитическим действием, и, хотя обычно его прописывали эпилептикам, он обнаружил, что в его случае лекарство было неплохой чрезвычайной терапией. Однако, поскольку в стенки желудка оно всасывалось слишком медленно, Данте повернулся лицом к колонне, разломил две капсулы и, притворяясь, будто потирает нос, вдохнул порошок. Через сосуды слизистой препарат попадал в системный кровоток быстрее и должен был подействовать всего за пару минут.
Господин Торре? раздался чей-то юный голос за его спиной.
Данте вытер нос рукавом («Клянусь, это не кокс») и обернулся. Перед ним стояли двое улыбающихся студентов парень и девушка лет двадцати. Невзрачный, сутулый паренек казался типичным зубрилой, а его подружка в розовой футболке, натянувшейся на груди четвертого размера, выглядела более чем привлекательно. Стараясь не опускать взгляд ниже ее ключиц, Данте быстро пожал обоим руки и незаметно вытер ладонь о брюки. Он терпеть не мог, когда к нему прикасались незнакомцы. Впрочем, по большей части он не слишком жаловал и прикосновения близких людей.