Имелась и еще одна деталь, причем существенная. Я посветил фонариком под койки, рассчитывая увидеть там пустые скорлупки мушиных яиц и шкурки личинок. Я не заметил там ни одной. Да и на телах следов размножения мух тоже не обнаружилось.
Для этого хватило бы и одной мухи: она отложила бы яйца, из них вылупились бы личинки, из техвзрослые мухи, которые, в свою очередь, тоже размножились бы, и так продолжалось бы до тех пор, пока хватало бы доступной для питания плоти.
И если подобного не произошло, это означало, что камеру хорошо изолировали.
Я перевел луч фонаря на ближнее тело. Обе руки превратились в клешни с длинными пожелтелыми ногтями. Рукава водолазки задрались, обнажив запястьяточнее, обтянутые дряблой кожей кости. Сама кожа имела оттенок темной карамели, что вполне естественно для данной стадии разложения и не имеет никакого отношения к изначальной пигментации.
Не думаю, что нам удалось бы идентифицировать их по отпечаткам пальцев, произнес Уэлан, посветив на руки обоим. Кожа слезла с кистей наподобие не по размеру больших перчаток и от пребывания на воздухе задубела.
Он ошибался, однако с возражениями я мог и повременить. Меня гораздо больше интересовало то, как врезались в руки жертв эластичные бинты. Кожа на ранах разошлась в стороны подобно закатанному рукаву. Обе жертвы были в джинсах, и в местах, где их перетягивали бинты, голубая ткань потемнела от крови.
И что мы здесь видим? спросил Уэлан, понизив голосвпрочем, в таком месте это прозвучало вполне естественно. Тут кого-то пытали?
Парек посветила фонарем на руки сначала одной жертве, а потом второй.
Не исключено. Но я не заметила на телах никаких травматических повреждений, если не считать тех, что от повязок.
Бедолаги могли повредить руки, пытаясь высвободиться.
Не исключено, но повреждения не только на коже, сказал я. Точно это можно установить при вскрытии. По-моему, повязки врезались и в мышечную ткань. А причинить себе самому такую боль подобное возможно лишь в полном отчаянии. Ну это вроде попавшего в капкан зверя, пытающегося отгрызть собственную ногу.
Уэлан покачал головой:
И кто бы их за это укорял?
Не я. И все же никаких следов пыток на телах нет. По крайней мере, физических, настаивала Парек, продолжая рассматривать тело ближней к ней жертвы. Зубы на месте, ногти тоже. Я пока не могу исключить удушения. Но то, что единственные видимые повреждения нанесены, похоже, себе самим, заставляет меня предположить, что в момент, когда их замуровывали, они находились в сознании.
Господи! воскликнул Уэлан. И долго это продолжалось?
Парек пожала плечами:
Если они умерли от жажды или голода, это могло занять несколько дней. Сложно определить прямо сейчас, однако в любом случае смерть не была быстрой.
Они могли задохнуться?
Если комнату замуровали герметично, то да.
Не уверен, возразил я. Я и сам поначалу думал так, поскольку здесь не было мух, а уж мухи пробьются даже через самую мелкую щель. Но если бы помещение задраили наглухо, в нем пахло бы гораздо хуже, чем сейчас: ведь выделяющиеся при разложении газы никуда бы не делись. Я пошарил лучом фонаря по стенам и потолку. Вот, смотрите.
В углу у пола темнело отверстие, похожее на вентиляционную решетку. Я подошел ближе, опустился на колени и посветил в него. С внутренней стороны оно было затянуто мелкой сеткой, за которой виднелась темная, поблескивающая хитином масса.
Там полно дохлых мух, сообщил я, поднимаясь. В общем, даже при такой их массе решетка наверняка пропускала достаточно воздуха, чтобы два человека могли дышать.
То есть они не задохнулись, пробормотал Уэлан. Вот уж не знаю, что лучше, а что хуже.
Я тоже не знал. Удушение не заняло бы много времени: кислород в помещении довольно быстро сменился бы двуокисью углерода, что вызвало бы гипоксию. Голод и жажда мучили бы значительно дольше.
Стоило встать на место последнему бетонному блоку, и связанные, беспомощные жертвы остались в кромешной темноте, без малейшей надежды на спасение. Надо ли было удивляться тому, что они содрали кожу с рук, пытаясь высвободиться?
Мы с Парек вышли из камеры, освободив место для детективов и техников с прожекторами. В дверях палаты она остановилась и, нахмурившись, посмотрела назад:
Похоже, кто-то не пожалел сил, чтобы спрятать два тела. Особенно с учетом того, что дом давно собирались снести.
Вероятно, тот, кто это совершил, не заглядывал так далеко. Или они могли исходить из того, что останки не переживут сноса, скорее всего и не пережили бы. Даже кости перемололо бы в труху, и шансы на то, что в грудах строительного мусора смогут что-нибудь найти, равнялись нулю.
Да, согласилась Парек. Но зачем париться с перегородкой? В таком месте, как это, полно укромных уголков. И вообще, спрятать тела на территории было бы проще. Или на чердакекак ту, первую жертву.
Я тоже размышлял над этим. Лес за больницей прекрасно подошел бы для захоронения.
Наверное, тот, кто убил их, не хотел светиться на камерах наблюдения, предположил я. Камеры тут фальшивые, но они могли этого не знать. И не исключено, что к женщине на чердаке эти две жертвы не имеют никакого отношения.
Парек ехидно усмехнулась:
Только не разыгрывайте из себя адвоката дьявола. Все трое погибли запертыми. Двоих замуровали, скорее всего заживо, инасколько я понимаюженщину тоже заперли, только на чердаке. Кстати, вы обратили внимание: коек в камере три. Сдается мне, она кому-то предназначалась.
Мне вспомнились потеки на деревянной лестнице, ведущей на чердак. Возможно, беременная женщина бежала туда в надежде спрятаться от преследователя. Впрочем, пока это оставалось предположением.
Доктор Хантер!
Я оглянулся. Уэлан разговаривал с незнакомым мне полицейским. Он тоже посмотрел в мою сторону и подошел.
Внизу вас ждет инспектор Уорд.
Прямо сейчас? Я покосился на пролом в перегородке.
Теперь в камере сделалось светло, и пара детективов щелкала затворами фотоаппаратов, пока остальные устанавливали подпорки, укрепляя поврежденный потолок. Минут через пять мы могли бы уже вернуться в камеру.
Если вы не против.
Лицо Уэлана не выражало ровным счетом ничего, однако я заподозрил неладное.
Не застревайте там, напутствовала меня Парек. Терпеть не могу ждать.
Коридор на обратном пути словно был еще длиннее. После царившей в больнице вечной ночи солнечный свет на улице показался неожиданным. Подслеповато щурясь, я вертел головой в поисках Уорд. Она стояла у одного из трейлеров, разговаривая с кем-то из начальства. Я двинулся в ту сторону и только теперь заметил несколько припаркованных у крыльца темно-серых микроавтобусов, новеньких, с крупной эмблемойстилизованной двойной спиралью ДНК и надписью «БиоГен». Ниже, буквами поменьше, значилось: «Биологические и патологоанатомические исследования».
Доктор Хантер!
Ко мне направлялся мужчина в дорогом костюме синего цвета. Я вспомнил: я видел его со свитой в больнице в ночь, когда Конрад провалился с чердака, только теперь лицо его не было столь суровым. Лет тридцати пяти, двигался он с легкостью атлета. Начавшие редеть волосы были тем не менее безукоризненно ровно острижены, а лицо выбрито так гладко, что казалось высеченным из мрамора. От него исходил сильный запах одеколона. Не неприятный, однако навязчивый.
Мы с вами незнакомы, но я много слышал о вас. Коммандер Эйнсли, представился он, протягивая руку.
Рукопожатие его было крепкимпочти до боли.
Пока мы жали друг другу руки, я пытался сообразить, что привело столь редкую птицу в Сент-Джуд. В замысловатой структуре столичного полицейского управления коммандер занимает место между старшим суперинтендантом и замом главного комиссара. В общем, на несколько чинов старше Уорд. Похоже, расследование привлекло к себе внимание больших шишек.
Мне хотелось лично поблагодарить вас за помощь, оказанную профессору Конраду, продолжил он, сияя профессиональной улыбкой. Зубы у него были ровные, белоснежные, а глазараздражающе голубые. В сложной ситуации, которая могла обернуться гораздо хуже. Вы просто молодец.