Вчера Игорь показал некоторые свои документы. Я не касаюсь доказанности вины, а беру отношение наших судебных органов. Парню 29 лет, страдает сахарным диабетом, гипертонией и т. д., порядка 20 заболеваний, у него вес очень большой. Суд неоднократно прерывался, давление у него зашкаливало за 240, неоднократно помещался в больницу, еле ходит с палкой, хотя и молодой. Судья, уже Останкинский, а не Басманный, заявил ему: «Нечего дурака валять. Давно бы уже на зоне был, на свежем воздухе».
Думаю, что в этом заключается все наше правосудие.
Мне вспоминается одна знакомая, работала главным хирургом в известной в Питере больнице и вдруг ушла, стала администратором. На мой вопрос, почему она это сделала, ведь ее никто не гнал, она ответила, что, если хирург перестает чувствовать боль пациента, он должен сам уйти.
Вот и в системе правоохранительных органов, будь то следователь, опер, прокурор или судья, если перестаешь чувствовать боль потерпевшего, обвиняемого, их родных и близких, делать нечего. Эти люди превращаются в роботов, или, как говорил профессор Лукашевич, в ремесленников, они штампуют и не думают, какой товар получается. К сожалению, теперь их большинство.
Вчерашнее меню:
1. Завтрака нет.
2. Обед гороховый суп (кушать можно, но не очень), макароны на воде (глотать можно, но не нужно).
3. Ужин: каша пшенная, на воде (если развести со сгущенкой и маслом, то даже очень ничего).
3 Августа 2010 года (вторник)
Подъем. Зарядка. Погода все еще держится на высоком уровне. В камере обстановка не меняется, воздухосборники или вентиляторы не работают. Их, оказывается, все время ремонтируют. Но нам от этого не легче. К зиме, видно, будут готовы.
День прошел как обычно, без замечаний. В туалете воды полно, обещают отремонтировать, «если себя вести будем хорошо».
Меню:
1. Завтрак сахарный песок.
2. Обед: суп перловый (без комментариев), картошка с мясом (мясо бывает, это правда, даже жевать можно, а картошка оказывается, как объяснили знающие люди, из государственных запасов, замороженная, поэтому она порезана, как для жарки, вкуса никакого. Но если посыпать пакетиком из бульона, кушать можно, но не нужно).
3. Ужин: сечка (без комментариев), рыба жареная (из копченой селедки или что-то в этом роде, не пойму, но пробовать не решился).
Сел читать УПК (уголовно-процессуальный кодекс) и не могу. Такая злость берет, что хоть волком вой. Что же это такое получается: преступник (это он сам признает) указывает на меня, как на соучастника, и я, отработавший всю свою сознательную жизнь в правоохранительных органах на благо государства, честно отработавший, ничего доказать не могу. Как можно бороться с такой системой? С момента введения в уголовный процесс соглашения с обвиняемым, следствие превращается в черт знает, что. Оперативники фальсифицируют и ни за что не отвечают, а следователи смеются в лицо, видя твое бессилие.
Раньше хоть как-то реагировала прокуратура, а теперь с нее контроль за ходом расследования сняли, и следствие беспредельничает, творит, что хочет. Что же это за законодательство такое? Выход только один: его менять. Человеческие судьбы просто размазываются, и никому до этого дела нет.
4 августа 2010 года (Среда)
Подъем. Зарядка. Вчера я что-то сорвался маленько. Погода еще донимает, в камере дышать нечем, вот и не выдерживают нервы. Как-то мы смотрели, как тренируют спецназ в Израиле: пустыня, свыше 50 градусов и марш бросок, с полной выкладкой. Может и нас тренируют по этой программе.
Нервы, нервы, нервы, как себя заставить все выдержать? В конце концов, должно же быть правосудие, или это только одна видимость? На одной сторонея, всю жизнь боровшийся с преступниками, а с другой стороныпреступник, который признает свою вину и указывает на меня, как на соучастника, причем все на словах, ни одного конкретного действия, подтверждающего его слова, с моей стороны не было. И в этих условияхвера ему. Почему? Потому что следствию нужны показатели в борьбе с коррупцией. Всю жизнь воевал с этими показателями и с этим бредом, опять столкнулся на старости лет.
Ну, ладно. Успокоились. Каждый день пишу рассказы о советской милиции, все, что вспоминаю. Уже порядка 15 написал. Ведь, если бы не тюрьма, так и писать не начал бы. Так что во всем надо искать положительные стороны.
Теперь о меню:
1. Завтрак не было.
2. Обед: борщ (есть можно, но не полностью, овощи гнилые, но не все). Гречневая каша с мясом (без претензий, хотя понятие мясоотносительное).
3. Ужин: пшенная каша и молоко (без претензий).
Можно сказать, жить можно, только бы завтрак давали.
5 августа 2010 года (четверг)
Подъем. Зарядка. Погода бьет все рекорды, и мывместе с ней, выживем или нет. Уснуть невозможно. Подушка вся мокрая. Вчера, вроде, вентилятор запустили, но проработал он недолго, весь свет вырубился, и часа два были без света.
Вентилятор, по всей видимости, больше работать не будет. Прошу исходящий номер по моей жалобе на имя Президента, не дают. Написал заявление на имя «хозяина» (начальника изолятора), все равно, молчание.
Меню:
1. Завтрак: не дают.
2. Обед: суп с макаронами (сплошная вода, даже не брал), картошка с мясом (каким (?), но и его, правда, я не нашел).
3. Ужин: манная каша на воде (глотать можно).
6 августа 2010 года (пятница)
Подъем. Зарядка. Жарища и духотища. Просто невозможно. К вечеру слег, плохо себя чувствовал, всего ломало. По всей видимости, тепловая нагрузка сказалась. Вчера был адвокат. Загорелый, отдохнувший, с бутылочкой воды. Даже мне не предложил, а у меня в горле пересохло. Передал, что сын нанял еще одного адвоката. Какой-то бред, он что думает, что адвокаты могут спасти? Меня это злить начинает. То, что я прошу, ничего не делается. Уперлись в медицину, думают, что это поможет. Тут такие больные сидят, что им и не снилось. Мышиная возня, словом.
Вчерашнее меню:
Завтрак. Оказывается, завтрак есть, но его не предлагают, т. к. никто не берет. Узнав, что меня он интересует, предложили картошку. (Не заинтересовался).
Обед: гороховый суп (кушать можно), на второе опять картошка замороженная (без комментариев).
Ужин: макароны на воде (даже не стал брать).
7 августа 2010 года (Суббота)
Подъем. Зарядка. Вчера в камеру привели еще одного парня, теперь нас четверо. При такой температуре это большая проблема. По всей видимости, нас все-таки готовят для спецназа. Только там такую подготовку проходить надо.
Приходил начальник изолятора, полковник, интересовался, может ли нам кто-либо купить вентилятор. По нашему состоянию было видно, что он крайне необходим. Все были мокрые и без воды. Разрешил открыть «кормушку», чтобы хоть немного проветривалось. Общий вентилятор так и не работает. Общая атмосфера в камерена выживаемость.
Надо попросить адвоката, чтобы хоть вентилятор купил.
Следует отметить, что со стороны сотрудников отношение нормальное. Все понимают, что у нас в стране никто и никогда не застрахован от попадания в камеру, и что издеваться над нами нельзя, так как сами могут попасть в такую же ситуацию. И мы понимаем, что они делают свою работу. Затем приходил заместитель начальника по оперативной работе, сказал, что читал мою жалобу на имя Президента, и там я жаловался в отношении медицины. Сказал, что, если в будущем возникнут проблемы, лучше обращаться к нему. Хотя, как только я въехал, то уже беседовал с ним и интересовался насчет оказания помощи по медицинской линии. Тогда он мне заявил, что помочь ничем не может.
Приезжал еще следователь, я даже не помню его имени, сынок, не старше сына. Честно говоря, я так и не понял, для чего он приезжал, в чем срочность его приезда. Ему понадобилось мое заявление, что я не против участия в деле еще одного адвоката, которого взял сын. Честно говоря, возня с адвокатами мне уже надоела. Сын явно переоценивает их работу. Мы со следователем немного побеседовали. Он заявил мне, что у них появились против меня показания от одного адвоката, которого я не знаю. Я же ему ответил, что при желании, у них могут появиться показания не только от одного, для них это не проблема. Потом мы еще немного друг друга по расспрашивали, и тут он мне интересное сказал: «Вы понимаете, что попали под систему, на вашем месте я бы признался и вышел на свободу».