А вы все-таки постарайтесь, мягко проговорил Эрнандес. Он уже успел спрятать револьвер в кобуру и сейчас направился к бару. Там он налил коньяк в довольно объемистый бокал и вернулся к Смиту. Возьмите. Выпейте это.
Я не пью.
Берите.
Смит принял стакан, понюхал его содержимое и сделал движение, как бы пытаясь отстранить его от себя. Однако Эрнандес настоял на своем. Смит выпил, с явным трудом глотая обжигающую жидкость. Потом он закашлялся и поставил стакан на стол.
Мне уже лучше, сказал он.
А теперь сядьте.
Да я в полном порядке.
Садитесь!
Смит послушно и, направившись к одному из больших мягких кресел, неохотно и как бы с недоверием ко всему происходящему погрузился в него. Он молча вытянул вперед длинные ноги и, стараясь не глядеть на Эрнандеса, принялся рассматривать носки своих надраенных до блеска ботинок.
Вернемся к письму, сказал Эрнандес. Постарайтесь поподробней припомнить, что в нем было?
Не знаю толком. Это же было давно.
Не упоминалась ли в этом письме некая Лотта Констэнтайн?
Нет. А кто она такая?
Не упоминал ли он в нем о человеке, которого называют глухим?
Нет, Смит вдруг поднял на него глаза. А почему его так называют?
Ладно, не будем об этом. А о чем же все-таки говорилось в этом письме?
Честное слово, не знаю. Письмо, по-моему, начиналось с того, что он благодарил меня за ботинки. Точно, с этого оно и начиналось.
За какие ботинки?
Я купил ему пару ботинок у нас на судне в магазине. Я служу на эскадренном миноносце, и у нас есть небольшая лавочка. Вот отец мой и сообщил мне в прошлом письме размер своей обуви, а я подобрал ему там пару. Ботинки просто отличные, а стоили-то всего примерно девять долларов. В обычном магазине он вряд ли смог бы купить их за такую цену. Смит помолчал. Но в этом же нет ничего противозаконного.
А никто и не говорит, что это противозаконно.
Нет, на самом деле. Деньги за эти ботинки я честно уплатил, а то, что они продавались со скидкой, так я здесь тоже не обманывал государство. А кроме того, старик-то мой до того, как устроился на эту работу, все равно сидел на государственном страховом пособии.
А на какую работу он устроился? быстро спросил Эрнандес.
Что? Да не знаю, на какую именно. В последнем письме он сообщал, что пристроился куда-то.
А на какую должность?
Ночным сторожем или охранником.
И куда же? Эрнандес даже придвинулся поближе к своему собеседнику.
Не знаю.
Он не сообщал вам, куда именно он устроился?
Нет.
Но он же должен был вам написать это.
Нет, он не сообщал ничего. Он написал только, что работает ночным сторожем, но что работа эта временная, только до первого мая, а после этого он вообще сможет, наконец, позволить себе уйти на пенсию. Вот и все, что он написал мне.
А что он хотел сказать этимпервым мая и пенсией?
Понятия не имею. Мой отец всегда был полон всяких заманчивых идей. Смит немного помолчал. Правда, из них так ничего путного и не вышло.
Сможет позволить себе уйти на пенсию, повторил как бы про себя Эрнандес. А откуда у него появятся средства на это? Это что, с жалования ночного сторожа?
Да и на эту работу он едва успел устроиться, сказал Смит. Нет, наверняка он не имел в виду эти заработки. Он, видимо, рассчитывал на что-то другое. Скорее всего, это был его очередной план быстрого обогащения.
Но он ведь писал вам, что будет работать там только до первого мая, так ведь?
Ага.
А он не упоминал в письме о том, что это за фирма, в которую он устроился? Он не писал, где именно он работает?
Нет, не писал. Я уже говорил вам об этом. Смит помолчал. Зачем вообще кому-то могло понадобиться убивать его? Он в жизни своей не обидел ни одной живой души.
И тут только он заплакал по-настоящему, закрыв лицо руками.
Лавочка по прокату театрального реквизита располагалась в центральной части Айсолы на Детановер-авеню. В витрине ее было выставлено три манекена. Первый был в костюме клоуна, второй наряжен пиратом, а третийв форме летчика времен первой мировой войны. Стекло витрины было давно немытым, наряды на манекенах покрылись пылью и, похоже, их здорово попортила моль. В помещении все выглядело тоже мрачновато: залежалые пыльные костюмы и в самом деле не пощадила прожорливая моль. Владельцем лавки был неунывающий мистер Дуглас Мак-Дуглас, который в прошлом мечтал о карьере актера, но вынужден был удовлетвориться, так сказать, смежной профессией. И сейчас, лишенный возможности реализовать свою мечту на театральных подмостках, он старательно помогал другим воплощать прекрасные образы на сцене, сдавая по сходной цене костюмы, в которых такие же, как он, одержимые театром играли в любительских спектаклях, посещали балы-маскарады и так далее. Он не мог составить конкуренции более крупным фирмам проката театрального реквизита, да и не очень стремился к этому. Просто он был человеком, который счастлив тем, что имеет возможность заниматься любимым делом.
Когда глухой вошел в его лавочку, Дуглас Мак-Дуглас сразу же узнал его.
Здравствуйте, мистер Смит, сказал он. Рад вас видеть. Ну, как ваши успехи?
Дела идут просто отлично, ответил глухой. А как у вас? Фирма процветает?
Да уж куда лучше, отозвался Мак-Дуглас и заразительно расхохотался. Он был очень толст, и огромный живот его заколыхался при смехе. Он сложил руки на животе, как бы пытаясь усмирить эти волнующиеся слои жира, и потом спросил:Вы пришли за заказанными костюмами?
Да, сказал глухой.
Все готово, заверил его Мак-Дуглас. Они в полном порядке и отлично вычищены. Только вчера мне прислали их из химчистки. А что это будет за пьеса, которую вы намереваетесь ставить, мистер Смит?
Это не пьеса, сказал глухой. Это будут съемки фильма.
И в нем будут действовать мороженщики, да?
Совершенно верно.
И ночные сторожа тоже, да?
А почему вы решили, что ночные сторожа?
А вы ведь брали у нас две формы ночных сторожей. Одну вы взяли уже довольно давно, а вторуюв начале этого месяца. Разве они не для этого фильма?
Нет, они тоже будут задействованы, конечно, сказал глухой.
Вы их вернете все одновременно?
Да, одновременно, солгал глухой. У него вообще не было намерения возвращать эти костюмы.
А как будет называться фильм? спросил Мак-Дуглас.
Ограбление столичного банка, сказал глухой и улыбнулся.
Мак-Дуглас тут же расхохотался в ответ.
Это комедия? поинтересовался он.
Нет, скорее трагедия, сказал глухой.
И вы будете снимать его прямо здесь, в Айсоле?
Да.
И скоро?
Съемки должны начаться завтра.
Очень интересно.
Надеюсь, что и фильм получится интересным. Так не дадите ли вы мне эти костюмы? Видите ли, я не хотел бы вас торопить, но...
Естественно, сказал Мак-Дуглас и тут же направился в подсобное помещение.
Ограбление столичного банка, подумал глухой и ухмыльнулся. Интересно, что ты подумаешь обо мне, когда до тебя, жирный мешок, дойдет истинный смысл всего этого. Быстро ли ты сообразишь что к чему, когда услышишь первые сообщения по радио? Почувствуешь ли ты себя сообщником или пособником преступления? Хватит ли у тебя пороху сразу же броситься в полицию с описанием внешности. Джона Смита, который брал у тебя напрокат эти костюмы? Но ведь настоящий-то Джон Смит мертв, не так ли?
Но этого вы пока еще не знаете, мистер Мак-Дуглас, это уж точно.
Да, вы не знаете того, что Джон Смит, этот старый болтун, был убит, наряженный в костюм, который был взят напрокат именно в вашей лавке. Ведь как нам стало известно, этот самый Джон Смит уже сделал слишком много весьма прозрачных намеков на то, что должно произойти завтра. Да, такого человека, как этот Джон Смит, опасно иметь рядом с собой в серьезном деле. К тому же, он не прикусил язык даже после того, как ему пригрозили. Пришлось поговорить с ним иначе: До свидания, мистер Смит, очень приятно было иметь вас рядом в нашей маленькой компании. Да только, видите ли, мистер Смит, словосеребро, а молчание, мистер Смит, молчаниезолото. И именно поэтому мы и должны заставить вас молчать, мистер Смит. Навеки, мистер Смит. Иконец.