Никогда.
А была ли у него какая-нибудь работа? Ну, прирабатывал он где-нибудь в дополнение к пенсии? Может, он был лифтером там или еще кем-нибудь?
Нет. Иногда я... она прервала себя.
Да?
Нет, ничего.
Вы давали ему деньги? Именно это вы собирались сказать?
Да.
А где он жил, мисс Констэнтайн?
Я... я не знаю.
Как это так, неужто вы...
Я не знаю, где он жил. Но он... но он часто приходил сюда.
И оставался здесь?
Иногда и оставался.
И как долго?
Ну... самое большее... он тут оставался, это было, когда он пробыл здесь две недели.
Питт знает об этом? Лотта пожала плечами.
Не знаю. А какая разница? Яхороший постоялец. Я живу безвыездно в этом отеле целых четыре годас первого же дня, как приехала сюда. И какая кому разница, если старый человек... она оборвала начатую фразу и снова поглядела прямо в глаза Карелле. И нечего пялить на меня глаза, будто я вам Лолита или еще там кто-нибудь. Я любила его.
И он никогда даже не упоминал при вас о форменной одежде, так ведь? И не говорил ни о какой работе?
Он говорил о каком-то дельце.
И что же это было за дельце? спросил Карелла, наклоняясь к ней поближе.
Девушка уселась поудобнее.
Он не говорил, в чем оно заключается.
Но он упоминал о каком-то деле?
Да.
Когда это было?
Когда мы в последний раз с ним виделись.
А что конкретно он тогда сказал?
Он только упомянул вскользь о том, что у него намечается какое-то дельце с глухим.
Они сидели сейчас в глубоких мягких бархатных креслах, в богато убранном вестибюле за низким кофейным столиком, и вдруг показалось, что вокруг воцарилась мертвая тишина.
С глухим? спросил Карелла.
Да.
Он глубоко вздохнул.
А кто этот глухой?
Я не знаю.
Но у Джонни было какое-то дело с ним, правильно?
Да. Это он так сказал. Он сказал, что у него намечается какое-то дело с глухим, и что он скоро здорово разбогатеет. Он собирался... Мы собирались обвенчаться с ним.
Значит, глухой, проговорил вслух Карелла. Потом он тяжело вздохнул. Где я могу отыскать вас, мисс Констэнтайн, если вдруг возникнет срочная необходимость увидеться с вами?
Либо здесь, либо в клубе Гарем.
А что вы там делаете?
Я работаю там. Вожу по залу тележку и продаю сигареты. Вот там-то мы и встретились с Джонни, в клубе.
Он купил у вас сигареты?
Нет. Он курит... он курил трубку. Я продала ему табак для трубки.
Морской? спросил Карелла. Этот сорт табака называется Морской?
Д-да, а что... Откуда вы...
Позвольте дать вам мою визитную карточку, мисс Констэнтайн, прервал ее Карелла. Если вы припомните что-нибудь еще, что может помочь следствию, позвоните мне, пожалуйста, хорошо?
А что именно?
Простите, не понял...
А что, по-вашему, я должна припомнить, чтобы потом позвонить вам? И откуда мне знать, что для вас может быть полезным, а чтонет?
Ну, например, любая информация об этом глухом очень помогла бы...
Я о нем больше ничего не знаю.
Или, например, если вдруг вам вспомнится, что еще говорил Джонни об этом дельце, которое...
Я уже рассказала вам все.
В ответ Карелла лишь молча пожал плечами.
Так, может, вернуть вам вашу визитную карточку? спросила Лотта Констэнтайн.
* * *
Этот вечер глухой решил отметить поторжественнее. Возможно, что поводом послужил его успех в кафе-мороженом, расположенном сразу же за строительной площадкой. А может быть, он отмечал завтрашнее событие и, как бывалый генерал, поднимал символический тост за предстоящее сражение.
Этот символический тост в данном случае был посвящен приглашению девятнадцатилетней девушки с немалыми достоинствами, причем отнюдь не интеллектуального порядка.
Однако глухой, как вы наверняка уже догадались, был человеком весьма экономным и всегда точно знал, что он хочет. В этот вечер он не был расположен вести научные дискуссии и математические споры. Не интересовали его и душеспасительные беседы с особами прекрасного пола о возвышенных стремлениях, духовных запросах, тяге к независимости и равенству этих особ и, уж тем более, об их борьбе за более полное раскрытие своей личности. Намерения его были значительно проще и скромнее: он просто хотел переспать с хорошей бабенкой. И выбирал он партнершу примерно так же, как намечал бы место очередного ограбления. Он недели две присматривался к ней, пораженный ее несомненной красотой: она была брюнеткой с огромными глазами, полным чувственным ртом и высокой грудью. Даже скрытая под форменным нарядом официантки, грудь ее выглядела упругой и соблазнительной. Ноги у нее тоже были что надодлинные, изящные и гладкие.
Однако сами по себе юность и красота, как считал глухой, еще не обещали всего того, что ждут от хорошего партнера в постели. Поэтому он продолжал внимательно приглядываться к девушке. Он заметил, что черные и яркие ее глаза поглядывают на окружающих весьма вызывающе, и что вызов этот обращен к каждому мужчине, который входил в ресторан. Он бил несколько удивлен такой откровенностью девятнадцатилетней девушки и попытался по достоинству оценить это ее качество.
Ему совсем не улыбалось оказаться в постели с нимфоманкой. Он прекрасно знал, что чувство наслаждения может возрастать до бесконечности, если оба партнера испытывают его одновременно, и у него вовсе не было желания иметь дело с ненасытной женщиной. С другой же стороны, ему не хотелось связаться и с неискушенной невинностью, с девушкой, которая превратит этот долгожданный вечер в нелепость с потоками пота, крови и слез. Вызов же в глазах девушки означал, что у нее уже были обладатели, они могут быть и в дальнейшем, а кроме того, вселял надежду, что на обладание ею стоит потратить и время, и усилиянужно только достойным образом встретить бросаемый ею вызов. Довольный сделанными наблюдениями, он продолжал следить за ней.
Конечно, объем груди у этой девушки, похоже, склонной к полноте, несмотря на свою привлекательность, мог оказаться всего-навсего избытком жировых отложений.
В этом случае ее прелести не представляли особого интереса, однако этому явно противоречило то, как девушка несла свою грудь. Она прекрасно сознавала ее великолепие и все время помнила о ней. Каждое движение, каждый шаг были наполнены упоением своей красотой, и глухой безошибочно определил в этой девушке скрытую силу и страсть.
Ноги ее тоже таили немалый запас чувственности. Они были отличной формы, с полными и сильными икрами, изящно переходящими в узкую лодыжку. Официантки, как правило, носят туфли на низком каблуке. Однако она выбрала для себя ту обувь, которая особенно подчеркивала форму ее ног. И хотя она не решилась на высокую шпильку, что было бы слишком утомительным, в туфлях на французском каблучке она выглядела и красиво, и достаточно соблазнительно. Эти ноги, сильные и ловкие, с быстротой и легкостью переносили ее от стола к столу. Словно рычаги, они приводили в движение ягодицы и бедра, да и просто служили ее украшением. Как бы невзначай, он однажды вступил в разговор с ней. Девушка, как он и предполагал, вряд ли могла претендовать на замещение профессорской должности где-нибудь в Гарварде. И первый его разговор, как он позднее припоминал, свелся примерно к следующему обмену фраз. На десерт тогда он заказал себе шоколадный эклер.
А вы падки на сладенькое, заметила девушка.
А я люблю все сладкое, отозвался глухой.
Ну, так уж и все, кокетливо возразила она и упорхнула к следующему столику.
Не торопя события, он вскоре продолжил этот разговор. Новая беседа только подтвердила его прежние выводы. И когда в конце концов он предложил ей провести остаток вечера вместе, то был уверен, что она согласится. Так оно и произошло.
В этот вечер, а было это четырнадцатого апреля, он поразил ее блеском своего остроумия за обеденным столом. Она слушала его, широко раскрыв глаза от изумления, и почти не вмешивалась в разговор, завороженная его речью. Потом они прогуливались под усыпанным звездами небом, и глухой неустанно и твердо направлял их шаги в сторону своей квартиры на Франклин-стрит. Когда он предложил ей подняться наверх и чего-нибудь выпить, она немного помялась, а сердце у него радостно забилось от предвкушения: значит, все не будет так просто, предстоит хоть какая-то борьба, а это только возбуждает аппетит.