О-Галли, Флорида. Я покопаюсь там.
Я записал ей два номера телефона, один Эрни Бентли, а другой Ньюаркского контрольного центра с условным кодом, который означал, что она может пользоваться нашей линией связи и ей может предоставляться ограниченная информация. Я дал ей время запомнить номера, а затем сжег бумажку.
Дейв Элрой будет здесь, и если станет туго, ты должна скрыться и предоставить ему вести дело дальше. Удостоверься, что не суешь голову в петлю. То, что ты женщина, не спасет тебя. Поняла?
Да.
Я передал ей пачку банкнот и сказал:
Этого должно тебе хватить на расходы, пока я не вернусь. Если понадобится платить за информацию, свяжись с Ньюарком, и они все организуют. И, пожалуйста, плати без колебаний, если будут продавать. Деньги в нашем деле самая дешевая вещь.
Тайгер
Да?
Что-то изменилось в ее лице. Появилась серьезность, какой я не видел прежде. Ее глаза были похожи на глаза тех, кого я помнил сидящими в бомбоубежище и смотрящими в потолок так, будто сквозь него они могли видеть в ночном небе виражи приносящих смерть бомбардировщиков.
Ты действительно думаешь, что должен играть именно такую роль в деле? Не лучше ли оставить это для тех, кто соответственно экипирован, чтобы заниматься делом такого рода?
Я заскрипел зубами.
Как это, детка?
Наше правительство. Они
Они представляются великими людьми, почти зашипел я. Но предают простых людей из-за явной глупости или алчности, потому что схватили барыш, затаив дыхание. А публичное разоблачение следует только после какого-нибудь шантажа или вымогательства. Нет, милая, такие ребята, как я, должны быть здесь. Мы существуем с давних пор и не собираемся оставлять свои позиции. Если один уходит, его место занимает другой, но всегда есть кто-нибудь, кто делает настоящую политику, прикрывая масляные рожи маскирующихся привлекательными титулами правительственных чиновников. Люди-то видят их насквозь. Они не избраны, а назначены на ключевые посты, в результате чего мы в очередной раз имеем новое псевдоправительство, функционирующее на основе коллегиальной политической философии или теории какого-нибудь невразумительного политика «красного оттенка» с диктаторскими замашками, надеющегося когда- нибудь управлять миром. Ты хочешь, чтобы я назвал имена? Черт. Могу назвать тебе сразу не менее пятидесяти твоих и моих соотечественников. У тебя волосы встанут дыбом от того, что знаю я и что должны знать люди. Но в целях самосохранения сильные мира сего держат этих деток под крышкой, с небольшим нажимом, с обещаниями то того, то другого. Так обдумай все. Ты знала об этом и раньше. По крайней мере, мы чертовски одарены в своем роде и делаем такие вещи, которые никто делать не может. Мы не страдаем излишней утонченностью, не боимся потерять работу и нас не очень беспокоит, что думают по поводу нас другие.
Рондина выслушала меня все с тем же выражением лица.
«Возраст, подумал я, ей надо было бы побывать там во время войны. Она была слишком молода в то время, чтобы понять, что в действительности значат убийство и работа агента, а не испытав на себе, не сможешь этого по-настоящему узнать. Ты должен оценить значение смерти и встречаться с ней время от времени, пока не станешь бессердечным. Ты должен держать смерть в руках и умертвить противника, чтобы остаться живым самому С каждым разом становится легче, и ты начинаешь разбираться в путях этого сумасшедшего мира. Ты превращаешься в опасного противника и можешь действовать в экстремальных обстоятельствах независимо от того, чего это тебе стоит».
Ничего этого я не сказал вслух, но Рондина почувствовала и поняла все без слов. Ее глаза, казалось, что-то искали в моих, и найденное удовлетворило ее. Постепенно ее лицо расслабилось и вновь стало классически красивым. Я снова ощутил теплую волну, поднявшуюся в моем желудке.
Извини, сказала она просто.
Забудь об этом. Я усмехнулся. Это для тебя новая игра, а я старый солдат.
Она улыбнулась, блеснув белоснежными зубами.
Ты забываешь, Тайгер. У меня тоже есть опыт. Дважды до этого
Да, я помнил слепящий взрыв выражение ее лица В последний раз рядом со мной она участвовала в смертельной игре.
Забудь и это.
Я должна?
Я внимательно посмотрел в ее лицо, прищурил глаза и сказал:
Нет может, и лучше, что ты помнишь, в конце концов. Это поможет тебе быть собранной.
Мейсон ожидал меня в аэропорту Ньюарка в самолете Ф-51, заправленном и с работающими двигателями. Пока он выруливал на взлетную полосу, я поудобней устроился на заднем сиденье, а чемодан поставил на место, предназначавшееся для пулемета 50-го калибра. Десятью минутами позже мы поднялись в небо и взяли курс на юг на высоте восемь тысяч метров над равниной Нью-Джерси. Мы сели для заправки в Южной Каролине, и через двадцать минут снова были в небе. Через час десять минут наш самолет приземлился немного южнее О-Галли и был отведен в транзитный ангар.
Меня ожидал заранее заказанный мной автомобиль. Я сел в него, сказав Мейсону, чтобы он был наготове в любое время. Он ухмыльнулся, кивнул головой и отправился на поиски холодного пива. Я не спрашивал дорогу в мотель, где для меня был заказан номер, доехал до города, нашел его недалеко от пляжа и зарегистрировался как Т. Марвин из Нью-Йорка. Кроме Ньюаркского контрольного центра и Эрни Бентли никто не знал, где я остановился, и мне хотелось, чтобы так было как можно дольше.
В восемь пятнадцать я принял душ и переоделся, немного перекусил в ресторане и направился в автомобиле на Медоу Лайн. Под номером 37 значился дом из красного кирпича, похожий на ранчо. Он находился в отдалении от дороги, окруженный кустами с огромными красными цветами, источавшими сладкий аромат; над ними вились голубые бабочки. Я въехал в ворота, припарковался за новым «шевроле» и выключил мотор.
Стучаться не пришлось. Дверь открылась, как только я ступил на каменное крыльцо, и полный, небольшого роста человек с широкой доброжелательной улыбкой приветствовал меня.
Хелло, хелло! Я Винсент Смолл. Чем могу быть полезен?
Мы пожали друг другу руки, его рука почти пропала в моей ладони.
Моя фамилия Менн, мистер Смолл. Я ищу своего друга, и если бы я мог побеспокоить вас несколько минут, наверное, вы помогли бы мне.
Конечно, конечно. Проходите. Рад помочь вам.
Он впустил меня в дом, закрыл дверь и провел в гостиную. Вдоль двух стен стояли полки, плотно заполненные книгами.
Приготовить что-нибудь выпить?
С удовольствием. Что-нибудь на ваш вкус.
Я предпочитаю пиво.
Вполне подойдет и мне.
Он открыл две банки пива, одну подал мне и уселся на расшатанный стул напротив меня.
Итак, сказал он, в чем заключается ваша проблема?
Вы знали Луи Агронски, не так ли?
Лу? Конечно. Он тот, кого вы ищете?
Я сделал большой глоток пива и поставил банку на пол сзади себя.
Угу.
Он озадаченно улыбнулся.
Это очень интересно.
Что?
Бедный Л у всем-то он теперь понадобился, а когда жил здесь, то был самым одиноким парнем. Никогда не видел более одинокого человека. Даже после несчастного случая, когда он не мог больше работать, никто, кроме меня и Клода Бостера, не навещал его.
Он трудно сходился с людьми, мистер Смолл. Его работа требовала секретности, и это сказалось на его образе жизни.
Смолл кивнул, соглашаясь.
Вы правы. Никогда не мог навести его на разговор о работе. Правда, особенно и не старался, добавил он. Вы, конечно, понимаете. С Клодом он всегда говорил о своем хоббитех миниатюрных электронных игрушках, в которые он играл. Когда же мы были с ним вместе, то всегда говорили о философии.
Философияэто ваше хобби? спросил я.
Слава богу, нет, засмеялся он. Это моя профессия. Учился этому в Брумвелевском университете. Лу и яего выпускники. Я был на два курса старше его, но мы стали хорошими приятелями, когда жили в одной комнате. Лу никогда не изучал философию все время занимался математикой и другими точными науками, но после нервного расстройства стал интересоваться философией и изучил ее так же глубоко, как и я. Похоже, это помогало ему расслабляться.
Я не думаю, что этот срыв был настолько серьезен.