Он улыбался мне чуть робко, но искренне и подоброму.
«А ведь Ричарднамного приятней всех своих гостей, бесцеремоннонаглых, мордастых, пьющих его виски и бьющих его стаканы, матерящихся и орущих» вдруг подумал я«Зачем ему все это нужно? В Манхэттене десятки гейклубов, где емуделикатному, миломубыли бы ой как рады!..»
Привет, Ричардя пожал его тонкие длинные пальцыВсе великолепно. Как всегда. А музыка так просто волшебная
Что толку, если ты сразу уходишь? грустно вздохнул онИ не пил ничего Ли, конечно, вообще не пришел?
Он работает.
«Или трахает сразу двух волшебной красоты девочекчерную и белую» хотел добавить я, но постеснялся. Грустный англичанин мог подумать, что я грублю, а мне бы этого не хотелось. Грубиянов в его салоне хватало и без меня.
Да, Ли у нас теперьпрямо живой классик! широко улыбнулся МиллсАмериканский Микеланжело! Когданибудь нам не поверят, что мы с ним за руку здоровались, верно? Кстатион чуть замялсямногие до сих пор думают, что вылюбовники
Ну и что!? я искренне развеселилсяИ не думай разубеждать!.. Это даже прикольно! И потом, слово «любовник» ведь происходит от слова «любовь», а я люблю Ли, как родного. Так что все правильно
Как ты хорошо сказал«от слова «любовь» уголки глаз у Ричарда опустились еще больше, сделав его окончательно похожим на грустного щенка.
Мне не терпелось уйтипредчувствие доброго колдовства носилось по сердцу горячим комкомно Миллс все стоял рядом, словно был здесь не хозяином, а таким же гостем, как и я. К тому же, у меня возникло странное ощущение, что он хочет сказать мне что-то, но никак не решается. Так и оказалось.
Стивен, дорогой опустив щенячьи глаза, выдохнул РичардТы же не обидишься, если я скажу, что коечто знаю о твоих твоих проблемах?
Проблемах? переспросил я.
Я о работеангличанину явно было неловкоВидишь ли, у меня есть хороший друг в телевизионных кругах Он уже немолод и очень богат
«Понятно» сформулировал я про себя«Типичный старый пидор».
И вот я Одним словом, я поговорил с ним о тебе. Без твоего разрешения, извини Ричард забубнил быстрее, словно опасаясь, что я его не дослушаю или ударюТак вот, ему очень нравится все, что ты делал!.. Он так и сказал, а мне он не врал бы!.. Он готов встретиться с тобой для серьезного разговора. Оночень влиятельный человек на ТВ, правда Этосерьезно. И ещеОн сказал, что уладить вопрос с Поломне проблема»
Вопрос с Полом
Пол Фуксман по кличке «Полдиванчик» сука, сволочь! был моим боссом, моим проклятием, моим рабовладельцем. Он заслонял мне солнце, он лил яд в мой утренний кофе, он омрачал мои оргазмы!..
И вдруг«вопрос с Поломне проблема». Вот так просто.
«Пидарасы правят миром» любит повторять мой друг Ли. Похоже, он прав.
Так как? Встретишься с ним? Миллс смотрел на меня так, словно просил о чем-то, а не пытался оказать сумасшедшую услугу.
Всетаки, сказать, что жизньстранная штука, значитне сказать ничего. Два часа назад то, что предложил мне белобрысый английский гей Ричард Миллс, было бы для меня самым большим счастьем за последние четыре года. Было бы спасением, чудом из чудес, чемто невероятным и потрясающим. Но в этот миг во мне властно и нетерпеливо пульсировало только «Ханна из Висл-Роуд таун, Ханна из Висл-Роуд таун» Абсолютная, слепая вера в чудо в чистом виде, по сравнению с которой все слова Ричарда казались пустым офисным трепом двух секретарш.
Мне же не обязательно отвечать прямо сейчас, да, Ричард? я положил ладонь на его худое, как у недоразвитого подростка, плечоЕще поговорим об этом, окей? Но все равно спасибо. Тыудивительный, замечательный человек!..
«Хоть и англичанин» обязательно добавил бы Ли.
Но я, конечно, ничего добавлять не стал. А просто улыбнулся на прощание и шагнул к выходуроскошной дубовой двери, стекло которой огни никогда не спящего города превращали в ослепительный разноцветный витраж.
* * *
Существует минимум десять тысяч причин прожить жизнь в НьюЙорке. И одна из нихосень. Та самая НьюЙоркская осень, когда лето уходит, забрав с собой жару, но забыв выключить тепло, и огромный город нежится, проносясь под медленно опадающими листьями столетних деревьев. И люди, и дома, и машины знают, что это блаженство пришло не навсегдаласковое время скоро закончится, сменившись слякотью, короткими и буйными снегопадами, а затемпронизывающим ледяным ветром, зло дующим с океана до самой весны.
Но эта временность не убивает чуда осени. Наоборотдобавляет в него кислосладкую ягоду грусти, делая все вокруг еще более прекрасным и нежным.
С моего старого железного балконая, кажется, еще не хвасталсявиден Сентралпарк. Не весь, конечно, лишь узкий кусок, в который упирается 86-я Вест улица. Но и этого достаточно, чтобы утром, выйдя на него с первым кофе, любоваться огромным ржавым лоскутом листвы, среди которого то тут, то там горят пятна чистого золота или другие, пронзительнокровавые, как бусинки граната
Правда, темнеет рано, и красота прячется до утра, но зато становится сильней запах прелой травы и сухих листьев. Осеннее вино моего Города
Даже сейчас, выйдя из салона Миллса, я не почувствовал прохлады. Просто тепло было особенным, вечерним, и я решил не брать такси, а пройтись пешком, хоть и понимал, что идти придется долго, несколько часов. Последние дни я вообще часто выходил на улицу без причины. Просто чтобы ощутить себя частичкой чуда по имени осень.
В эти дни не казались грозными даже копы. Словно они были привычными призраками Манхэттена, оберегающими теплую осень, пропитанную запахом прелых листьев и вечности.
Проходя мимо дома Ли, я поднял глаза. Окна мутно светились. Он работал, конечно же, работал, так что я не обманул доброго рыжего Ричарда Миллса. На секунду меня охватило сомнение, до жути захотелось прийти к Ли и все ему рассказать, но я тут же одернул себя. К таким друзьям, как Ли, нужно приходить с готовым чудом, а не с полуфабрикатом
«Так Висл-Роуд таун, зовут Ханна» на всякий случай еще раз повторил я, хотя знал, что не забуду ни имени, ни названия городка, даже если захочу.
И я зашагал дальше, вспоминая этот день, который начался так обычно.
Навстречу шли людимолодые и старые, веселые и грустные, черные и белые. Но ни один из них не знал моей тайны. А попытайся я ее рассказать, меня приняли бы за очередного шизофреника, которые тысячами бродят по улицам НьюЙорка. А я вовсе не был шизофреником. Я был нормальным, не особенно крупным 28-летним парнем по имени Стивен Райт, у которого сначала все было хорошо, а затем все стало плохо. Который, наверное, сдох бы в канаве или наложил на себя руки, если бы не его друг Энди Ли, потрясающий художник и лучший человек на свете. Но НьюЙоркстарая, потертая временем толстая книга, в ней таких историймиллион, и, шагая по Авеню Америкас в направлении дома, я мог сколько угодно рассказывать о случившемся лишь одному человекусамому себе.
Собственно, сегодняшний день ничем не отличался от вчерашнего и позавчерашнего. Вернее, не отличался бы, если бы меня, идущего в «мужской клуб» вдоль Сентралпарка, не окликнул Американский Геройнаша местная знаменитость, старый длинноволосый бомж с красным лицом и на удивление живым взглядом молодых синесерых глаз. Американский Герой был такой же неотъемлемой частью нашего микрорайона, как хлебный магазин на углу или газетный киоск напротив него. За последние пару лет эту сторону парка почистили, бомжей отвезли в муниципальные дома престарелых и просто разогнали, но Американский Герой никуда не делся (ходили слухи, что копы попросту боятся с ним связываться, хотя это, конечно, было полной ерундой).
Иногда Герой исчезал кудато на пару дней, но всегда возвращался, каждое утро садился у бордюра на старый ящик и внимательно рассматривал текущую мимо толпу. Изредка, выделив в ней когонибудь, он кричал:
Эй, мистер! Идика сюда, я потру тебе пуговку на удачу!..
Вместо «мистера» могла, конечно, быть и «мисс», и «мэм», но чаще он почемуто выбирал мужчин.
Незнакомые люди почти всегда проходили мимо, приняв его за обычного попрошайку.