Карафа часто видел отчаяние, но не узнавал его на лице Хюрема. Скорее он наблюдал смирение. Было ли это смирение собственной судьбе, загнавшей омегу в такой глухой угол, что тому пришлось согласиться на Свободный бой. Или смирение это было перед лицом скорой смерти?
Вон, кивнул он на тот самый второй меч справа, заставив омегу повести взгляд в сторону. Этот возьми.
Омега посмотрел на указанный старшим субедаром меч тем же нечитаемым взглядом, что и на самого Карафу мгновение назад. Затем плотнее сжал руку, всё ещё покоившуюся на другой рукояти, и потянул к себе длинный тяжёлый клинок.
Ну дурак, с досадой на чужую глупость пробормотал альфа вслед удалявшемуся омеге, покачал головой и поспешил на трибуны, откуда собирался наблюдать бессмысленный конец четырнадцати воинов удачи, включая этого Хюрема.
* * *
Неподъёмный меч мешал двигаться. Ему приходилось изрядно напрягать мышцы руки, поднимая оружие, которое в противном случае непременно бы волочилось по земле. Недолго думая, омега закинул меч на плечо и, придерживая рукоять, последним вышел на поле.
Вокруг простиралась внушительных размеров арена. По окружности её замыкали ступенчатые ряды, ширившиеся по мере того, как сооружение набирало высоту. Несчётные тела, заполнявшие каждый пятачок свободного пространства, не замирали ни на мгновенье, напоминая причудливую растительностьто ли кустарник, то ли дерево, густая листва которого беспокоилась буйным ветром.
Те, кто находились в комнате с Хюремом, уже разошлись на безопасное друг от друга расстояние, и теперь, примеряясь, бросали настороженные взгляды, выбирая соперника.
В Свободном бою бились как умели и как хотели. Было гораздо проще, если количество сражавшихся оказывалось равным, тогда у каждого отыскивался только один партнёр и борьба шла более или менее справедливо. В случае пятнадцати участников рассчитывать на это не приходилось.
Прикинув, что ближе подходить не стоит, Хюрем остановился на внушительном расстоянии от остальных и стал выжидать. Его, конечно же, заметили, прятаться он и не пыталсяукрыться было негде, но рассчитывал омега на другое.
Долго же собираются с духом эти герои, подумал он, когда первый вдруг ринулся на ближайшего к себе противника. Как по команде, отмерли и остальные, быстро разбиваясь на пары с одной только цельюубить друг друга.
Правил в отношении того, следовало ли оставлять побеждённого в живых или убивать, не существовало. Дозволялось рубить насмерть, как и ранить, но последнее практиковалось редко. Кто поручится, что недобитый враг не нападёт сзади, когда ты будешь в шаге от победы?
Одному из бет, тому, что стоял на краю противоположной Хюрему стороне, не повезло. К нему двинулись сразу двое. Счёт был неравен, и это должно было случиться, если, конечно, оставшийся нечётным не решил бы повести себя благородно, дожидаясь, когда число выровняется. Великодушию, однако, не нашлось места, и вот, сломив отчаянную защиту беты, один из альф достал его мечом. После, действовавшие заодно, ожесточённо схлестнулись друг с другом над ещё не испустившей дух жертвой.
На это и рассчитывал Хюрем, не став приближаться на опасное расстояние. Двое противников одновременно были ему не нужны.
Перед ним, между тем, возник альфа и, не став откладывать дело в долгий ящик, попытался полоснуть омегу по груди. Хюрем успел отклониться, когда, казалось, ничто не могло его спасти. К счастью, стоило ему начать движение, как тяжёлый меч сослужил службу, утянув лёгкое тело за собой прямо из-под удара.
Довольно быстро, один за одним, поверженные бойцы падали на песок, чтобы больше уже не подняться, пока по экстатическому гвалту тысяч голосов не стало ясно, что Свободный бой приблизился к своей кульминации. На поле осталось двое, и один из них был тот самый омега, о котором хорошенько успели погудеть ещё до начала состязаний; но мог ли тогда кто-нибудь вообразить, что этот самый омега, неуклюже размахивая мечом, сумеет дожить почти до самого конца!
В тот момент, когда смельчак встал перед альфой, мимолётная печаль задела сердца многих зрителей. Здорово бы было, одержи верх омега. Но при одном взгляде на его соперника становилось очевидным, что как бы лихо тот ни оседлал колесо фортуны, ему не пережить схватку. Напряжение повисло в воздухе, когда альфа напал. Трибуны затаили дыхание, готовые увидеть, как упадёт с плеч бедовая голова.
Сталь рассекала воздух, двое кружили на песке, поджидая момент, который должен был всё решить; и вот он наконец настал, но омегаомега снова уклонился невероятным чудом! И этот нелепый меч в его неумелых руках беспорядочно мельтешил где-то пониже пояса, как вдруг один неожиданный взмахи наконечник лезвия потянул тонкий брызг алых капель, выстреливших в воздух и так же внезапно опавших. И альфа замер. Замер ненадолго. Тело качнулось и осело на песок среди повисшего безмолвия.
В небо взвилось оглушительное ликование, заставляя несущих в городе службу раджанов с любопытством устремить взор туда, где, похоже, случилось небывалое. Они не сразу поверят собственным ушам, когда услышат невероятную новость, даже те, кто будет внимать почётному караулу, пребывавшему в этот момент на испытании.
Спустя несколько минут, понадобившихся на то, чтобы публика перестала исступлённо голосить, прямо над головой Хюрема возникла богато украшенная ложа. В окружении трёх десятков раджанов восседал жрец. Он поднялся только тогда, когда Хюрем замер между караульными, устремив взор наверх. Пока возносилась традиционная молитва, Хюрем смотрел на избранных, занимавших просторную ложу жрецасплошь сереброволосые, сияющие голубизной глаз, будто аквамаринами.
Среди них Хюрем разглядел того самого молодого воина, которого встретил вчера на улицах Барабата. Уже тогда омега понял, что тот принадлежит к узкому кругу чистокровных раджанов, и потому новое столкновение представлялось весьма вероятным, коль скоро он собирался вступить в Касту. Вот только Хюрем не рассчитывал увидеть его так скоро. Хюрем и порадовался бы, что тогда на нём был капюшон и разглядеть его было невозможно, но что-то в позе мальчишки, в том, как пристально он смотрел в его сторону, наводило на мысль, что тот знает, что вчера повстречался именно с ним.
Рядом с мальчишкой стоял тот самый старший субедар. Потребовалось несколько мгновений, чтобы собрать картину воедино. Мальчишка точно знал, кем является Хюрем.
* * *
Лето едва удерживал себя в руках, выслушивая наставления Карафы, твердившего об осмотрительности. Он и так всё прекрасно понимал, но старый бес не унимался, и Лето продолжал смирно стоять, благодарный за то, что наставник протянул неоценимую руку помощи в час нужды.
Пришлось дожидаться удобного момента, тоже устроенного не без участия старшего субедара, когда Лето наконец смог увидеться с омегой наедине.
Народ давно покинул деревянные помосты, оставляя в стенах амфитеатра небольшую группу раджанов, возившихся с детьми, да тех, кому надлежало убрать беспорядок. Мёртвые тела будут вывезены на погост и преданы огню, мусор убран, песок переменён, чтобы уже на следующий день воины могли использовать поле для привычных занятий.
Повсюду кипела мелкая суета, пока Хюрем, дожидаясь грядущей участи, сидел всё в той же полутёмной комнатке, но уже в одиночестве. Позади раздались шагипохоже, за ним наконец-то пришли. Обернувшись, Хюрем увидел того самого юношу.
Альфа замешкался в проходе, когда их взгляды встретились, вошёл и неспешно приблизился. Ступал осторожно, словно под ногами у него пылали раскалённые угли, но даже это ни за что бы его не остановило, ведь он наконец мог рассмотреть свою пару.
Лицо омеги было чуть продолговатым, впалые щёки с резко очерченными косточками скул и челюсти, треугольный подбородок, прямой фигурный нос, под которым вытянулась длинная полоска рта с почти отсутствовавшими губами, до того искусанными казались те, словно с малых лет парень втягивал их внутрь. Цвет был едва уловим, в отличие от черноты, ярко выделявшей глаза на бледном лице. Они были тёмно-карими, но до того густо замешали эти чернила, что омега, встав спиной к скудному свету, напоминал бесплотного духа, о природе которого говорили два чёрных провала пониже бровей.