Не задумываясь чеканя шаг, Лето позволил себе несколько минут созерцания нежданного дива. Затем собрался и снова заставил себя думать. Концы с концами явно не сходились.
Встреть он своего омегу, стал бы тот от него убегать? Или может омега не понял, кого встретил? Лето тут же отмёл глупую мысль. Омега именно удрал, а не просто ушёл. Не пойми он важность момента, топал бы себе не торопясь среди остальных, и тогда бы Лето нагнал его в паре шагов, но омега пустился наутёк, украв свой собственный запах из-под самого носа Лето!
У альфы не осталось сомнений, что на дороге он случайно повстречал именно Своего омегу. Впервые слово Свой прозвучало в голове по-особенному, словно ему вдруг приоткрылась сокровеннейшая из тайн, о которой он, кажется, слышал бесчисленное количество раз, но до этого момента не понимал и сотой доли её значения. Важности.
Шафран, базилик, корица, повторил Лето, позволяя себе чуть удлинить вдох, словно надеялся уловить в воздухе неповторимый запах, смешавшийся в одном-единственном человеке в той невероятной пропорции, которую он посчитал совершенной. И уже знал, что никогда и ни один аромат не станет для него столь же желанным, как этот.
Шафран, базилик, корица.
Пришлось принять горькую пилюлю истины: омега почувствовал Лето, но пожелал исчезнуть. Должно быть, на это имелась причина. Она должна была быть! И была она достаточно веская, чтобы поступить так, а не иначе, почти незаметно кивая сам себе, утверждался в собственной правоте Лето.
И всё же, сколько не ломал он голову, ответа на вопроспочему сбежал омегатак и не нашёл. Ему придётся об этом спросить, когда он отыщет омегу. В том, что он это сделает, Лето не сомневался.
Глава 2 Свободный бой
Вторую малую оружейную, временно освобождённую от доспехов, наполнял неумолкаемый гвалт голосов. Четыре писаря, занимавшие столы у южной стены, не поднимали голов с восхода, занося в списки всех желающих поучаствовать в состязаниях. Отцы, явившиеся в сопровождении чад, а иногда и всего семейства, выстроились в очередь и, за неимением лучшего занятия, чесали языки, обсуждая Барабат, развлечения, цены и, конечно, хвастались достоинствами детей, будто крепостью копыт молодых жеребят.
Сколько мальчику лет? спросил немолодой писарь-бета, не отрывая глаз от пергамента, когда к столу приблизилась очередная семья.
Так это, пять гатков, стало быть, уперев руки в бока, отвечал бородатый альфа низким басом, в попытке перекрыть царивший гул.
Пол?
Бета.
Писарь отыскал нужную секцию в заранее расчерченной таблице, спросил имя мальчика. Затем тщательно выспросил, откуда те прибыли, ни на секунду не прекращая делать пометки, как отыскать нужный дом в случае необходимости. Близким непременно приносили весточку с гонцом, когда однажды, без сомнения, храбрый воин встречал свой конец в славном бою.
Остальное не интересовало Касту. Как только ребёнок оказывался под покровительством раджанов, он получал новую семью. Родитель же, в случае успешного прохождения мальчиком состязаний, должен был вернуться на следующий день за соразмерным возрасту и полу вознаграждением и карточкой с привилегиями, которую отныне можно было демонстрировать сборщикам податей следующие десять лет. В случае же если семья отправляла в Касту не первого сына, срок и сумма увеличивались. Больше родитель и дитя не виделись.
Мало что понимающий малыш стоял, привалившись боком к ноге отца, и едва удерживал глаза открытыми. Ранний подъем дался нелегко, но к началу состязаний он уже проснётся, чтобы решить собственную судьбу: стать раджаном или вернуться в отчий дом, подгоняемый подзатыльниками и наставлениями, что в следующий раз нужно стараться сильнее. И тогда, когда настанет праздник, они снова вернутся в столицу, попытать счастья, или выберут город поменьше, где конкуренция будет не такой ожесточённой.
Сколько мальчику лет? произнёс писарь в ожидании очередного выводка.
Мне двадцать четыре, прозвучал спокойный уверенный голос, заставивший его поднять глаза.
Свободный бой? уточнил писарь для порядка, впрочем, уже понимая, каким будет ответ.
Хюрем кивнул.
В Касту принимали детей и подростков. Охотнее всего набирали младших детей. Десятилетних ребят было в два раза меньше и совсем скромным числом были представлены те, кто вскоре собирался переступить порог совершеннолетия, отмеченный шестнадцатью вёснами. Чем старше становился подопечный, тем меньше интереса он вызывал.
Разум и тело малыша более податливы для нужд раджанов. Из такой глины проще обжечь крепкое тело; легче обучить правилам боя и стратегии, если в том есть нужда, и заставить беспрекословно выполнять приказы. Увы, дети росли медленнее, чем гибли воины в сражениях, и потому приходилось возиться и с теми, кто был постарше. Правда, успехами эти ребята могли похвастаться редко. Взрослые же и вовсе не интересовали Касту; время, чтобы подготовить хорошего воина, было безвозвратно упущено.
И всё же, имелось одно-единственное исключениеСвободный бой.
Каста существовала испокон веков и за свою историю пережила немало потрясений. Как оказалось, случалось всякое, и иногда в ряды раджанов желали вступить доблестные воины, прибывшие из далёких земель. Пращуры, понимая всю тонкость вопроса, справились с затруднением раз и навсегда, внеся в регламент состязаний Свободный бой.
Поучаствовать в бою мог любой желающий, вышедший из детской поры. Однако всё было не так просто, как могло показаться на первый взгляд. Победителем, с не определённым до самого последнего момента количеством участниковкто же знал, сколько сорвиголов явится в тот или иной годмог стать только один воин. Единственного счастливчика, выстоявшего на ногах, когда все остальные не могли подняться, принимали в Касту.
Одержавший победу мог ранить соперника или вовсе убить, по собственной воле или воле случая; важное обстоятельство, над которым следовало хорошенько поразмыслить, прежде чем соваться на состязание без веской причины. Риск был огромным и мало кто этого не понимал. Отваживались на бой только отчаянные, мастера и те, кто жаждал стать раджаном или, в случае неудачи, распрощаться с жизнью.
Преимуществом такой жестокости являлось отсутствие необходимости собирать высшие чины Касты для обсуждения каждого отдельного случая, когда половозрелый мужчина ходатайствовал о вступлении в ряды раджанов. Люди были вольны решать сами, как провести остаток отмеренных им дней, и потому, должно быть, число участников Свободного боя редко переваливало за двадцать человек.
Писарь, тем временем, хмурился.
Ты ведь омега.
Да, спокойно согласился Хюрем.
Омеги не принимают участие в состязаниях.
Что мог предложить раджанам омега? Конечно, в Касте были чистокровные представители слабого пола, ведущие свои родословные из глубины столетий. Они вступали в браки с себе подобными, давая рождение узкому кругу избранных. Но, в остальном, омеги были не нужны.
В правилах этого не сказано, произнёс Хюрем, глядя на писаря не моргая.
Немолодой, лысеющий бета скосил взгляд, задумавшись. Хюрему не составило никакого труда прочесть мысли по его лицу. Писарь, без сомнения, знал Устав Касты назубок и теперь размышлял о том, какое именно положение, при некоторой доле превратного истолкования, не допустило бы участие омеги в Свободном бою. Скрипнув зубами и бросив на Хюрема мрачный взгляд, он завозился, извлекая из внутреннего отделения стола толстый фолиант.
Выделанная кожа с золочёным оттиском привлекла внимание тех, кто стоял неподалёку. Шум вокруг немного поутих, пока писарь отыскивал нужную страницу. У верхней кромки показалась витиеватая алая надпись. Бета свёл брови и ниже склонился над строчками.
Пока чиновник перечитывал уложение, касавшееся Свободного боя, Хюрем терпеливо ждал. Он знал, что в этих строчках нет ни единого слова, не позволявшего емуомеге! участвовать в состязании. Как знал и то, что противясь, писарь просто опасается за свою шкуру, не зная, что произойдёт, включи он омегу участником.
Бета продолжал скользить взглядом по строчкам, одновременно раздумывая над тем, как бы избавиться от омеги, а вокруг тем временем становилось всё тише. Кое-кто, кажется, разобрался в происходящем, и теперь весть о небывалом случае расползалась вдоль вереницы людей. Когда в комнате летучей мышью над потолком повисла шуршащая шёпотками тишина, писарь наконец понял, что промедлением только загнал себя в уголзамять дело, не привлекая внимания, не получится. Придётся либо гнать омегу, прямо нарушая положение о том, что биться может «любой желающий, достигший совершеннолетия», либо соврать, вписывая свои собственные слова на страницы Устава Касты. Ни того, ни другого писарь сделать не мог, выбрав из трёх зол наименьшее.