О том же говорило и лицо юноши. Приятные черты ещё не заострились, трескаясь морщинами невзгод и потерь по краям. Высокий крутой лоб переходил в нос чуть с горбинкой, подчёркивавший как по-кошачьи широко посажены у мальчишки глаза. Мягкие губы не истерзаны ветром. Влекущие. Омегам такие нравятся. Чуть угловатый и выдающийся вперёд подбородок. Парень, должно быть, был упрямцем.
Альфа смотрел на Хюрема.
* * *
Город гудел предпраздничной суетой, и Лето с трудом удерживал внимание на мелких убористых строчках. Учителя легко угадывали настроение молодого альфы и потому отвешивали не слишком тяжёлые подзатыльники, стоило ему зависнуть над пергаментом дольше обычного.
Старший субедар был менее понимающим. Как только он замечал, что Лето смотрит в сторону города, вместо того, чтобы сосредоточиться на поединке, подзатыльником было не обойтись. То, что Лето одерживал верх над соперником и без должной доли концентрации не имело никакого значения. Вставать приходилось раньше, чтобы отбегать дополнительные круги вокруг анаки, отжаться, подтянуться, снова почистить прожигающий блеском щит, поразмахивать мечом у чучела и успеть выполнить другие наказания за промахи до начала нового дня, когда он получит очередной нагоняй.
Лето не унывал и не роптал, дожидаясь заветного дня с нетерпением. В Барабате, пусть и таком огромном, было иногда смертельно скучно. Время, заполненное однообразной рутиной, тянулось бесконечно долго, но вот, в начале первого осеннего месяца в город начинали стягиваться люди, привозя с собой сплетни, заморские товары и, конечно, новобранцев. С прибытием новичков анака будто стряхивала с себя ненадолго привычную пыль сдержанности и размеренности сурового быта, а вместе с тем избавляла от сплина тех, кто ещё не разучился радоваться жизни.
В день праздника все, кроме караульных и стражи, были вольны покинуть казармы и провести время по собственному усмотрению. Ограничения налагались исключительно на крепкие напитки. Никому из раджанов, впрочем, не требовалось объяснять, что даже не подпирая стену с оружием в руках, каждый из них оставался избранным воином, и не существовало на свете таких обстоятельств, которые бы позволили им позабыть о долге. Это означало только то, что любой раджан, увидевший непотребства на улицах города, должен был разобраться с таковыми собственными силами или помочь братьям справиться с бедой, как если бы он сам нёс службу.
Для Лето же праздник означал целый день без понуканий старшего субедара, от которого он собирался оказаться так далеко, как только возможно при первом же удобном случае. Каково же было его удивление, когда накануне Сувир позвал Лето на вечерний обход! Побродить по шумевшему городу было всем, о чём мог мечтать альфа. Всё же Лето, хоть и успел насчитать всего только шестнадцать вёсен за спиной, дураком не был, сразу поняв, от кого на самом деле исходил приказ о включении его в группу Сувира. Взял бы его альфа просто так, по собственному желанию.
Младший субедар Сувир был неплохим мужиком, но прямым, как палка. До зубовного скрежета повернутым на порядке, дисциплине и уставе, чётко прописывающем всю его жизнь вплоть до гробовой доски. От того-то у Лето, время от времени, и возникало недопонимание с младшим субедаром.
Решив не гневить альфу, явно и так не слишком довольного неожиданным пополнением в собственных рядах, Лето спокойно ступал позади старших воинов, не собираясь сбегать, как непременно бы поступил в другое время. Он был благодарен уже за то, что может свободно глазеть по сторонам, прислушиваясь к торговцам, бойко зазывавшим гостей в лавки, да к продажным омегам, щедро рассыпающим неприличные обещания.
Повсюду пахло жареным мясом и густым ароматом специй. Оставляя бочки, шипело пенившееся пиво, журча переливами, тянулось непрерывной струёй вино. Факиры собирали зевак, дыша огнём, будто драконы. Костюмы сверкали чешуёй серебристых искр, когда их гибкие тела извивались под музыку цимбал, свирелей и бубнов. Голоса, тонкие и звучные, низкие и мощные, звучали над крышами Барабата, наполняя пространство плотным духом лености и праздности.
Лето приходилось напоминать себе о том, что ему не следует отставать. Кроме вялого желания угодить субедару, он знал и другую причину, почему ему надлежит держаться в стороне от необдуманных поступков. Они, пятеро, шагали вдоль улиц, начиная от самых ворот верхней анаки, вниз, через казармы, сейчас сквозь среднюю часть города, а уже скоро должны были спуститься ещё ниже и обойти улочки до самой внешней стены, чтобы показать, как все раджаны, без исключения, исправно несут службу, когда другим было позволено беззаботно кутить и наслаждаться дарами жизни.
Альфа сделал ещё один шаги поймал взгляд случайного прохожего. На нём был капюшон, и разглядеть Лето сумел только заострённый подбородок, сухую полоску губ, потрескавшихся и обескровленных, да пару клочков тёмных волос, торчавших из-за ушей.
Шафран, базилик, корица тронули обоняние.
Глаза незнакомца напротив блеснули парой мелких белых отсветов, поймав, должно быть, блики горевших повсюду лампад и бумажных фонариков, и погасли. Резко шагнув в поток людских тел, незнакомец растворился.
Лето понадобился нескончаемо долгий миг, чтобы осознать, что только что произошло, и
Подожди! обернулся и крикнул он.
Лето позабыл о чём размышлял мгновенье назад, не вспомнил о том, что был не один, не думал, что делал. Лето затопило непреодолимое желание отыскать незнакомца. Сейчас! Немедленно! Но когда он пришёл в себя достаточно для того, чтобы броситься в погоню, того и след простыл!
Что случилось? у плеча возник субедар Сувир и остальные. Карманник?
Не уверен, буркнул Лето, отмахнувшись, и ринулся сквозь толпу, стремясь зацепиться за запах.
Шафран, базилик и корица, без умолку крутилось в голове. Шафран, базилик и корица!
Альфа жадно ловил ноздрями таявший, будто одна-единственная снежинка, пойманная тёплым лучом солнца, запах, пока тот не исчез. Альфа замер, как вкопанный, посреди улицы и напряжённо огляделся.
Упустил?
Раздосадованный, Лето не смог ответить сразу.
Упустил, с горечью и раздражением наконец бросил он.
По плечу хлопнула рука.
Бывает. В следующий раз смотри в оба.
Группа перестроилась, пока встревоженный народ пытался успокоиться, оглядываясь по сторонам в поисках неведомой опасности, которую ещё мгновение назад преследовали раджаны.
Лето не мог вспомнить, когда в последний раз он ощущал, будто из-под ног у него выбили почву.
Лето! окликнул Сувир, хмурясь, и альфа, поборов желание выкинуть глупость, встал позади товарищей и снова двинулся вдоль заполненных улиц, не замечая больше ничего вокруг.
Если бы в этот самый момент его увидел старший субедар, не сносить Лето головы. Он настолько плохо владел собой, что захоти кто-нибудь напасть на него, задача оказалась бы проще пареной репы. Мысли неслись ураганом, но Лето так и не мог отыскать верных решений. Наконец он сделал мысленное усилие, повторил простое четверостишие раджанов, призванное в минуту беспокойства унять мятежный дух, и глубоко задышал, возвращая себе способность ясно мыслить.
Может быть, случившееся ему приснилось? Нет, не приснилось, конечно, но почудилось?
Лето продолжал двигаться, но внутри всё застыло, когда он поставил перед собой чёткий немой вопрос и теперь старательно прислушивался к ответу.
Это был Он? напряженно спросил себя альфа.
Всё его существо нашёптывало, что Лето не померещилось. Потерял бы он голову, пройдя мимо самого обычного омеги, такого, каких он видел тысячи, десятки тысяч? Его ведь словно заворожило! Запах ударил по носу так, словно Лето впервые открылся дар обоняния, сметавший сокрушительной волной.
«Шафран, базилик, корица», снова пронеслось в голове заветное заклинание того самого запаха. Запаха Его омеги. Его! Того, кого определила ему сама жизнь, позволив им столкнуться на улицах Барабата.
Лето тут же отмотал катушку воспоминаний назад. Омега. Его роста. Белая в свете луны кожа и несколько черт, в точности которых можно было бы усомниться, так скоро они растворились в ночи, если бы эта картина не осталась гранитным оттиском в памяти Лето.