Тёплый ноябрьский вечер выманил раджанов на улицу. Большинство гуляющих были омегами семейств и детьми. Младенцы облюбовали руки родителей и кормильцевтёмные и рыжие шапки волос легко говорили здесь о принадлежности. Подростки, играя, носились по площади как угорелые. Некоторые из них были уже достаточно половозрелыми, чтобы озаботиться поиском подходящей партии. Хюрем подумал, что семейство Дорто, представленное сейчас омежьей половиной, скорее всего, находится где-то среди отдыхающих.
Насколько понял Хюрем, альфыотец и сынотсутствовали; один отослан с поручением, другого муштровали в казармах. Толедо мог подняться в анаку, когда объявляли праздник или свободный день, приуроченный к важному событию Касты. Причиной могла послужить и менее приятная новость, требовавшая присутствия сыновей-альф в семье. Сегодня был обычный, ничем не примечательный день, и потому омеги Дорто, ведущие уединённый образ жизни, как и многие здесь в отсутствие мужей и детей-альф, вряд ли нашли занятие лучше, чем воспользоваться возможностью и подышать свежим воздухом в преддверии подступавшей зимы.
Однако прислужник, встретивший Хюрема в передней, выслушав дело, с которым он явился, провёл его дальше, попросив обождать немного, пока он доложит господину.
Предоставленный самому себе, Хюрем осматривал стены, расписанные по побелке. В образах угадывались картины сотворения мира Великим Аумом. Вот огромная плоская твердь, отдалённо напоминающая Гешенскую возвышенность, поднялась из пучины морской. Кудрявые барашки волн разошлись соцветием, оставляя на суше божество. Другая картина изображала светоносного Аума, летящего среди тёмных небес, о чём говорила поблёкшая голубоватая краска с белыми пятнами-звёздами.
Ничего примечательно Хюрем не увидел, отметив простую обстановку жилища, соперничать с которой мог бы дом мало-мальски состоятельного гражданина столицы. Аскетизм всегда оставался неотъемлемой частью жизни раджанов.
Добрый вечер, раздался низкий голос и Хюрем обернулся, увидев перед собой хозяина дома. Меня зовут Мидарэ Дорто, омега легко кивнул, что, должно быть, означало поклон. Мне сказали, что вы с поручением от Верховного жреца.
Напряжение умело скрывали в неторопливости шага с которым омега, на вид которому было около сорока весен, подошёл к обитой скамье и опустился, жестом приглашая Хюрема расположиться напротив.
Похоже, происшествие между Лето и Толедо уже достигло ушей Мидарэ Дорто, и омега был обеспокоен тем, как это могло сказаться на договорном браке с младшим сыном.
Не совсем, ответил Хюрем с хладнокровием, приличествовавшим чистокровному, и по тому, как сморгнул Мидарэ, как чуть повёл головой, стало понятно, что он заметил.
Совсем не так держал себя Хюрем с Карафой, общаясь проще и грубее, как и подобало пришлому с задворок империи.
Меня зовут Хюрем, тем временем продолжал омега, я подручный Лето Лиадро. Я явился по поводу досадного недоразумения, возникшего между молодыми людьми.
Сдержанная улыбка обозначилась на губах Мидарэ говорившая, что он понимает и ожидает дальнейших слов.
Дело в том, что Лето хотел принести свои искренние сожаления за то, что умудрился испортить настроение вам и своему отцу, уже имевшему разговор с сыном.
Плечи омеги едва заметно ослабли.
Жаль, что Лето сам не заглянул к нам. Мы так редко видим его, произнёс омега, спрашивая, почему вместо себя жених прислал подручного.
Лето захворал, и чтобы избавить собственные уши от пустых причитаний, добавил: Желудок, ничего серьёзного. Однако ещё вчера было условлено, что этот скромный дар, Хюрем протянул шкатулку хозяину дома, должен найти своего обладателя не позднее сегодняшнего дня. Лето просит принять извинения за то, что они с Толедо погорячились, и надеется на благосклонность Виро.
Мидарэ выглядел успокоенным. Всем имуществом владел и распоряжался Верховный жрец, который был скромно упомянут в качестве отца нерадивого сына. Это означало, что, как и сам Мидарэ, Лиадро Годрео знал о случившемся и имел на этот счёт однозначное мнение, о котором красноречиво говорил присланный подарок.
Красиво, произнёс он, раскрыв небольшую инкрустированную шкатулку и разглядывая пару жемчужных серёг.
Пусть раджаны предпочитали простоту, омегам, особенно юным, не отказывали в маленьких удовольствиях. Чем моложе был омега, тем сильнее было желание украсить себя побрякушками. Взрослея, подарки, подобные переданному Хюремом, прятали в сундуках, оставляя для особых случаев среди домашних или для очень личных вечеров с альфами.
Могу я передать, что извинения приняты?
Да, соблаговолил Мидарэ, и голос его наполняло уже неподдельное спокойствие: омега снова ощутил опору под ногами. Передавайте Лето наше почтение и пожелание скорейшего выздоровления. Если желудок продолжит беспокоить, Лето всегда может воспользоваться услугами нашего травника. И, конечно, Виро благодарит за подарок.
Хозяин дома поднялся, за ним последовал Хюрем.
За какой подарок? в комнату, запыхавшись и чуть подволакивая за собой правую ногу, влетел подросток-омега лет четырнадцати.
Доставили подарок от Лето, ответил Мидарэ.
А где же он сам? омега, юный и смазливый, с огромными голубыми глазами и впалыми щеками, выглядевший будто ел слишком мало или только что перенёс болезнь, огляделся, но не увидел никого кроме незнакомца.
Он неважно себя чувствует, но ничего серьёзного. Я потом тебе расскажу. После того, как ты выпьешь лекарство, оставленное Шиторо в твоей комнате. Он не стал мешать вам с друзьями. Поторапливайся, а я пока провожу нашего гостя.
Мидарэ ловко обошёл вниманием Хюрема, ни разу не упомянув его имя в присутствии сына, что, впрочем, могло с лёгкостью объясняться незначительностью омеги. Но, несмотря на происхождение, простаком Хюрем не был, и понял, что родитель осторожничает намеренно. Вероятнее всего, в этом доме знали о том, что происходит в жизни Лето, коль скоро он был названым женихом. Появление рядом с альфой постороннего омеги могло расстроить юного Виро.
Что с ногой? прямо спросил Хюрем, как только подросток, неуклюже переваливаясь, скрылся в переходах.
Несчастный случай три года назад. Виро всегда был чрезмерно подвижным ребёнком и однажды умудрился свалиться с утёса. Ничего серьёзного за исключением повреждённого колена. Теперь он вынужден пить отвары, чтобы унять боль, Мидарэ с досадой закусил губу. Однако эскулапы подтвердили, что это не помешает ему дать здоровое потомство. Лиадро, как и Лето, не отказались от брака после несчастья, твёрдо закончил омега, выше поднимая подбородок и глядя на Хюрема свысока.
Глава 11 Лис
Собственное дыхание оглушалосбившееся, полное напряжения, надрыва. Рассмотреть, что вокруг, не было ни единой возможности. Перед глазами мелькали ветви, хлестали по щекам, пока Лето нёсся, не разбирая дороги, совершенно не видя, куда ступает впотьмах, грозя переломать себе ноги.
Лето не видел, кто гнался за ним, но чувствовал намертво прилипший к затылку взгляд, скуливший нетерпением вонзить зубы в сочное мясо, разорвать на части когтями, напиться крови И ещё долго обгладывать белые кости, пока не прискучит, чтобы переломить их одним мощным нажимом челюсти и проглотить, словно Лето никогда не существовал.
Холодная испарина облизывала голодным языком. Ужас заглушал мысли, превратив сознание в спасавшегося бегством зайца; но как бы отчаянно ни бежал Лето, изо всех сил ударяя пятками оземь, сколько бы ни работал локтями, он уже знал, что всё бесполезно. Чудовище играло с ним, наслаждаясь погоней, у которой мог быть только один исход.
Зверь давно подстерегал свою жертву; принюхивался, изучал повадки. Таился целую вечность ради этого броска. Одного-единственного. Ещё миг, одно жалкое мгновеньеи преследование оборвётся визгом, боль вопьётся в тело и начнет безжалостно истязать плоть, пока агония не сожрёт остатки разума нестерпимой мукой и Лето станет молить о смерти
Он резко распахнул глаза и сел. Спрятал лицо в ладонях, глубоко потянул носом воздух, заставляя себя успокоиться усилием воли. Беспокойное сновидение одолевало всё настойчивее.