Вы понимаете, она умирает!
Вот и пусть умирает в другом месте! Здесь военный госпиталь, военный!
Залпом допив остывшую похлебку, Анаис захлопнула окно и выскочила в коридор.
Эй, Моро, а кружку помыть? вяло окрикнула её медицинская сестра.
Потом!
С главным врачом она столкнулась в коридоре, у выхода. Успела спросить коротко, что случилось, и получила в ответ брезгливое: «Бродяги какие-то Коек нет, что их, к солдатам подкладывать?».
В груди точно пылающая головня заворочалась.
Глаза у врача, у хорошего, честного человека, были перепуганные.
Стиснув зубы, Анаис сбежала по крыльцу, завернула за угол и едва успела догнать пёструю цирковую повозку до того, как та выехала на большую дорогу.
Стойте! закричала. Я врач, я аптекарь. Что случилось?
Повозка медленно остановилась. Через край перевесился худощавый мужчина средних лет с навощёнными щегольскими усиками. В петлице потёртого смокинга вместо цветка торчал монокль.
Вы правда поможете?
Не знаю, честно призналась Анаис, запрыгивая на подножку. Что случилось?
Жена В бреду, жар забормотал мужчина; он смотрел только на собственные руки, точно боялся поверить. Сын умер, теперь она Все наши в поле остались, я думал, что тут сумею
Отбросив полог, Анаис пробралась в повозку. Внутри, у стенки, действительно лежала женщина, бледная, с запавшими щеками. Одеяло её повлажнело; кислый запах болезни щекотал горло. Ни пятен на коже, ни гнойников не было, но горло отекло.
Давно она так?
Третий день
Хлопнуло окно в больнице высоко, на третьем этаже. Анаис прикусила кончик языка.
«Почему врач их не пустил? Побоялся эпидемии? Не похоже».
Мне надо сейчас вернуться на работу, наконец сказала она. А вы езжайте вниз по этой улице до хибары с проваленной крышей, оттуда налево. Упрётесь в сад, где яблони, там в глубине большой дом, с флюгером-змейкой. Там будет старая женщина, её зовут Мелош. Скажите, что это я вас прислала, она поможет Скажите, что вы от Анаис. А я приду к вечеру. И не бойтесь, улыбнулась. У нас есть лекарства.
Спасибо, ответил мужчина так тихо и проникновенно, что сердце у неё ткнулось в рёбра. Я Франк, Франк Макди.
Потом познакомимся, махнула рукой Анаис, спрыгивая с повозки. И остановилась на секунду, прежде чем бежать обратно в больницу: Только никому не говорите, что я обещала вам лекарства.
Три дня пролетели как один ни покоя, ни сна. С утра и до вечера перевязки, промывание ран, обработка ожогов, холодные коридоры и руки, почти бесчувственные от едких средств и ледяной воды. С вечера до утра бдение в изголовье, отцовские золотые весы для лекарств, тёплое питьё, выстуженные мокрые полотенца. Даже старые лекарства, сделанные по проверенным семейным рецептам, работали лучше тех, что были в госпитале, но не так уж много их осталось.
«Ты ушёл, думала Анаис, но то, что ты сотворил, до сих пор спасает жизни».
На четвёртый день госпожа Макди наконец пришла в себя и немного поела. Франк уснул прямо у её постели не иначе, от облегчения. Бабка Мелош обещала присмотреть за ними обоими.
Ничего, проворчала она, запирая дверь. Если уж в разум вошла и голодная, как волк значит, на поправку идёт. Видали мы таких. Ну, раз беда миновала, теперь и мы отдохнём.
Отпрошусь и вернусь сегодня пораньше, улыбнулась Анаис, но обещания не сдержала.
Она лишилась чувств прямо на пороге больницы.
У вас гости, верно, госпожа Моро? пожевал губу главный врач. Он не поленился спуститься вниз, и теперь нависал над кушеткой воплощением укоризны. Утомительные, наверное?
Зато у меня совесть чистая, вскинула подбородок Анаис. Точнее, попыталась сознание вновь поплыло в самый неудобный момент.
Врач ругнулся под нос, подхватывая её и аккуратно укладывая вновь на кушетку; у него были хоть и старческие руки, но по-прежнему сильные.
Вы сейчас поспите час, госпожа Моро, а потом вернётесь домой. И чтобы я вас потом два дня здесь не видел, ясно? слегка повысил он голос, а потом добавил совсем тихо: Я не только за себя отвечаю, глупая вы женщина. Легко быть милосердным, когда ты один как перст. И попробуй-ка, когда под твоей рукой пятьдесят человек ходят
Анаис хотела сказать, что у неё тоже есть те, за кого она отвечает, но осеклась. Господин главный врач избегал смотреть в глаза, и веки у него подрагивали. Сложно не узнать страх, когда он рядом но что, если это страх не за себя?
Простите, выдохнула она, откидываясь на кушетку и смыкая ресницы. Но я не могу по-другому.
Отдыхайте, госпожа Моро, устало ответил старик врач. И, совсем тихо добавил, как если бы это послышалось: Хорошо, что вы не можете.
Анаис хотела только немного подремать, но очнулась только поздним вечером, когда стемнело. Город был тих; не верилось ни в войну, ни в горе. И, как в другой жизни семь ли, десять лет назад? леденцово блестел на лужах тонкий ледок, земля от инея казалась седой. Небо опустилось ниже и побледнело, и даже в сумерках не казалось больше бездонным не пропасть, а стеклянная крышка.
Только фейерверков не хватает, пробормотала Анис, погуще наматывая шаль на шею. Крупные пушистые снежинки летели словно из ниоткуда вразнобой, по одиночке. Ветер, морозный и сладкий, пробирался под одежду, понукая идти быстрее. И ярмарки. Как же я соскучилась
Шаги за спиной она услышала, когда подходила к дому оставалось только за поворот шмыгнуть и по улице пройти. И, как прежде ещё не сброшенную бомбу, почувствовала нутром порох и дурную злость.
Эй, ты! Ты, беленькая, поди сюда!
В первое мгновение Анаис больше всего испугалась не чужого пьяного солдата, а того, что она позовёт на помощь и что откликнется не человек, а пожар. Грудную клетку изнутри обожгло, снежинки на плечах свернулись каплями.
Эй, беленькая, отдай платок!
Грубые пальцы рванули шерстяное кружево старое, ещё материно, памятное, тёплое, дорогое. Воздух застрял в горле. Как, когда чужак успел догнать? Почему ноги не двигались?
«Почему он заметил меня?»
Анаис считала себя сильной, но от тощего, озлобленного человека даже заслониться толком не смогла. И, кажется, в какой-то момент закричала то ли когда воротник затрещал, то ли когда нога подвернулась. Молотила кулаками наугад, заехала в челюсть лбом и схлопотала оплеуху. А потом чужак вдруг обмяк и кулём повалился на землю.
Ты в порядке?
Она вздрогнула, не сразу узнав голос брата, потом кивнула дёрганно и кое-как поднялась на ноги.
Да, он только ворот порвал начала было и вдруг осеклась.
Дени был без куртки, в одной рубашке видимо, выскочил на улицу второпях. А в правой руке он сжимал топорик для щепок, маленький, но тяжёлый. Кровь капала на землю, дымная, тёмная, оставляя лунки в серебристой изморози; всё явственней ощущался тяжёлый металлический запах. А на плечах у мёртвого чужака виднелись знаки отличия незнакомые, но у простых солдат таких не водилось.
Вот тут-то Анаис испугалась по-настоящему.
Где-то хлопнули ставни не в её доме.
Кто-то видел, произнесла она, леденея.
Дени пожал плечами и отёр топорик об одежду умершего: Да двое смотрели. Непонятно, почему только смотрели, а не вышли на помощь Эй, Анаис, ты чего?
Ничего. Слушай, его, наверно, убрать надо
А толку? очень по-взрослому вздохнул Дени маленький для своих четырнадцати лет, щуплый, но так похожий на отца. Знаешь, ты иди домой, а я тут разберусь. Не хватало тебя вмешивать. Иди, иди, я скоро тоже подойду, обещаю. Ну?
И Анаис впервые безропотно послушалась младшего брата.
Дени вернулся спустя час. К тому времени о беде знала не только бабка Мелош, но и циркачи. Подвергать их опасности, оставляя в доме убийцы, было совестно, а выставить, ни слова не сказав невозможно.
Когда узнают расстреляют, невесело подытожил Франк, одной рукой обнимая жену, бледную и сосредоточенную, и дёрнул себя за ус. Или повесят. Уж на это я нагляделся. Говоришь, вас видели?
Соседи, буркнул Дени и отхлебнул травяного чая. Зубы звякнули о край кружки. Свои. Может, промолчат.
Не промолчат, качнул головой Франк. Люди Они, когда боятся, совсем другие. А сейчас все боятся.