Зачем нужно это маленькое отверстие? вдруг произнес Аллейн.
Какое отверстие, сэр? спросил Фокс.
На передней панели над ручкой просверлено отверстие. Диаметрпримерно одна восьмая дюйма. Краешек ручки прикрывает его. Немудрено, что мы его не заметили сразу. Бэйли, посветите изнутри. Видите?
Фокс нагнулся к аппарату и басовито заворчал. Тонкий лучик света пробился сквозь переднюю панель радио.
Странно, сэр, произнес Бэйли. Не понимаю, зачем это могло понадобиться.
Аллейн снял ручку настройки.
Здесь еще одно, пробормотал он. Да. Аккуратные маленькие дырочки. Недавно просверленные. Довольно необычно для радио, надо полагать?
Вот именно, сэр. Очень необычно, отозвался Фокс.
Мэдоус, я хочу, чтобы вы ушли, сказал Аллейн.
Какого черта? возмутился доктор Мэдоус. Что это значит? Почему я должен уходить?
Ваше место рядом со скорбящими родственниками. Вы же врач, вспомните, как должен вести себя врач, когда в доме труп.
Я их уже успокоил. Что вы задумали?
Хорошо, смирился Аллейн. Можете ненадолго задержаться. Кто сейчас под подозрением? Расскажите мне об этих Тонксах. Кто они? Чем занимаются? Каким человеком был Септимус?
Если угодно знать, он был чертовски неприятным человеком.
Расскажите о нем.
Доктор Мэдоус сел и закурил сигарету.
Этот человек сам всего добился в жизни, начал он. У него был необычайно твердый характер, и он скорее был груб, чем вульгарен.
Как, к примеру, доктор Джонсон?
Вовсе нет. И не перебивайте меня. Я знаком с ним двадцать пять лет. Его жена, Изабелла Форстон, жила по соседству с нами в Дорсете. Я принимал у нее роды и, можно сказать, привел их детей в эту юдоль слез. И это не шутка, это горькая правда. Семья эта очень необычная. Последние десять лет Изабелла находилась в том состоянии, которое вызывает бурный восторг у разного рода психологов и прочих умников. Но я всего лишь отставший от жизни терапевт, поэтому скажу просто: она находится в последней стадии истерического невроза, до которого ее довел страх перед мужем.
Не понимаю, зачем просверлили эти дырки, пробормотал Фокс и покосился на Бэйли.
Продолжайте, Мэдоус, сказал Аллейн.
Полтора года назад я говорил об этом с Сепом. Я сказал ему тогда, что проблема заключается в ее мозге. Он взглянул на меня с улыбочкой и сказал: «Я удивлен, что у моей жены вообще есть мозг» Но послушайте, Аллейн, я не могу такое рассказывать о своих пациентах. Черт, и о чем только я думаю?!
Вам прекрасно известно: то, что вы расскажете мне, не узнает больше никто, если только
Если только что?
Если только в этом не будет необходимости. Прошу вас, продолжайте.
Но доктор Мэдоус поспешил спрятаться за профессиональным тактом. Он лишь добавил, что у мистера Тонкса было повышенное давление и слабое сердце, что Гай работал вместе с отцом, что Артур хотел стать художником, но ему велели изучать юриспруденцию, и что Филлипа хотела выступать на сцене, но ей велели забыть об этой бредовой идее.
Выходит, он запугивал детей, заметил Аллейн.
Разбирайтесь сами. Я ухожу. Доктор Мэдоус дошел до двери и даже взялся за ручку, но потом вернулся. Послушайте, сказал он, я вам вот что скажу. Вчера вечером здесь произошла ссора. Я попросил Хислопаон толковый пареньдать мне знать, если случится что-нибудь такое, из-за чего миссис Тонкс может расстроиться. Расстроиться действительно сильно, понимаете Я и этого не должен бы говорить, но я имею в виду, если бы он стал распускать руки. Мне ведь известно, что Изабелла и дети от него всякого натерпелись. Он сильно пил. Прошлым вечером Хислоп позвонил мне в двадцать минут одиннадцатого и сказал, что тут произошла жуткая ссора. Сеп наорал на Фипс Филлипу, ее все так называют в ее комнате. Еще он сказал, что Изабелламиссис Тонксуже спала. У меня вчера был тяжелый день, и мне не хотелось выходить из дому, поэтому я попросил его перезвонить мне через полчаса, если он не утихомирится. Я посоветовал ему не вмешиваться, оставаться в своей комнатеона находится рядом с комнатой Фипси убедиться, что с ней все в порядке, когда Сеп оттуда уберется. Хислоп тоже имел отношение к этой ссоре, но я не скажу, какое именно. Из слуг тогда дома никого не было. Я сказал, что если через полчаса он мне не перезвонит, я сам ему позвоню, и если мне никто не ответит, это будет означать, что у них все в порядке. Я им позвонил, но ответа не получил, поэтому и лег спать. На этом все. Я ухожу. Кертис знает, где меня найти. Я полагаю, что еще понадоблюсь вам для следствия. До свидания.
Когда он ушел, Аллейн принялся тщательно осматривать комнату. Фокс и Бэйли все еще возились с приемником.
Не понимаю, как этот господин умудрился получить удар от аппарата, недовольно проворчал Фокс. С ручками все в порядке. Все так, как и должно быть. Вот взгляните, сэр.
Он щелкнул выключателем на стене и покрутил ручку настройки. Какое-то время не было слышно ничего, кроме шипения, а потом радио вдруг объявило: «на этом мы завершаем наш рождественский концерт».
Хорошо звучит, одобрительно произнес Фокс.
Я кое-что нашел, сэр! неожиданно воскликнул Бэйли.
Надо полагать, опилки? произнес Аллейн.
Верно, удивленно протянул Бэйли.
Аллейн заглянул в аппарат, подсвечивая себе фонариком, и взял щепотку опилок из-под просверленных отверстий.
Улика номер один, сказал Аллейн и нагнулся к розетке. Ну-ка Двойник! Для радио и радиатора. Я думал, они запрещены. Подозрительно. Давайте еще раз взглянем на ручки.
Это были обычные бакелитовые ручки, насаженные на стальные штырьки, торчащие из передней панели радио.
Действительно, все в порядке, задумчиво произнес он. Постойте-ка. Он достал карманную лупу и, прищурившись, осмотрел через нее один из штырьков. Так-так. Скажите, Фокс, эти штуки всегда оборачивают промокательной бумагой?
Промокательной бумагой? удивился Фокс. Никто их ничем не оборачивает.
Аллейн поскреб по очереди оба штырька перочинным ножом, держа снизу конверт. Потом, кряхтя, встал, подошел к письменному столу и стал его разглядывать.
У промокашки оторван нижний уголок, произнес он через какое-то время. Бэйли, вы, кажется, сказали, что на радио отпечатков пальцев нет?
Сказал, ответил Бэйли.
На пресс-папье их тоже не окажется. Или, наоборот, будет слишком много. И все же проверьте его, Бэйли, проверьте. Аллейн стал ходить по комнате, уткнувшись взглядом в пол, пока не остановился у окна.
Фокс! воскликнул он. Вот ключ к разгадке. Причем весьма заметный.
Что там? спросил Фокс.
Клочок промокательной бумаги. Взгляд Аллейна поднялся по краю занавески вверх. Глазам не верю!
Он придвинул стул, встал на его сиденье и рукой в перчатке стянул с концов карниза набалдашники.
Полюбуйтесь. Он вернулся к радио, снял ручки и положил их рядом с теми, что снял с карниза.
Спустя десять минут инспектор Фокс постучал в дверь гостиной. Открыл ему Гай Тонкс. Филлипа уже разожгла огонь, и вся семья собралась у камина. Выглядели они так, будто долго сидели неподвижно и не общались друг с другом.
Первой с Фоксом заговорила Филлипа:
Хотите позвать кого-то из нас?
Да, мисс, ответил Фокс. Инспектор Аллейн хотел бы поговорить с мистером Гаем Тонксом, если это удобно.
Конечно, сказал Гай и направился в кабинет. У двери он остановился. А он отец все еще
Нет-нет, сэр, успокоил его Фокс. Там уже все убрано.
Подняв подбородок, Гай открыл дверь и вошел. Фокс последовал за ним. Аллейн сидел за письменным столом. Увидев Гая, он встал.
Вы хотели поговорить со мной? спросил Гай.
Да, если вы не против. Я понимаю, случившееся, конечно же, потрясло вас. Присаживайтесь.
Гай сел в дальнее от радио кресло.
Отчего умер отец? Его ударило током?
Врачи пока не определили. Придется провести postmortem.
Боже! И расследование будет?
Боюсь, что да.
Это ужасно, потрясенно произнес Гай. А что, по-вашему, случилось? Почему врачи темнят? Что его убило?
Они думают, что электрический удар.