Вы заметили? Он улыбнулся! прошептала одна добрая женщина другой прямо на ухо. Где это видано, чтобы вдовец, заслышав такие речи, улыбался? А ведь как он ее любил, эту Сакариссу! Лично я теперь ничему не удивлюсь, дорогая соседка.
И та была с нею полностью согласна.
Спустя несколько лет сир Керморван нашел себе супругудочь барона, с которым встретился на турнире в Ренне и у которого позднее гостил. Баронской дочери было пятнадцать лет, ее звали Сибильда, и у нее были совершенно золотые волосы. Сир Керморван был полностью очарован ею. Весь вечер, пока длился пир, он не сводил с девушки глаз, а наутро устроил так, чтобы задержаться еще на несколько дней. Барон ничего не имел против и даже устроил соколиную охоту, после которой и состоялся примечательный разговор.
Эрван де Керморван начал с главного и сказал прямо:
Мне весьма полюбилась ваша дочь, сир, так что я не прочь взять ее в жены.
Моя дочь? Барон чрезвычайно удивился, услышав такое. Он призвал к себе Сибильду и несколько минут пристально разглядывал ее, после чего отослал прочь и только после этого произнес:Но ведь моя дочь еще совсем маленькая девочка! Удивляюсь, как вы этого не увидели.
А я удивляюсь тому, чего не видите вы, барон: домнилла Сибильда давным-давно выросла и стала взрослой! возразил Эрван.
Давным-давно? прищурился барон. Это с какого же, позвольте узнать, времени вы отсчитываете ваше «давным-давно»?
Но сбить Эрвана с толку оказалось трудным делом.
С того часа, как я впервые увидел ее, ответил он спокойно. Я полюбил вашу дочь и, говорю вам, желаю взять ее в законные супруги. Не вижу причин отказывать мне: я знатен и нахожусь в родстве с лучшими фамилиями Бретани, а Керморванпревосходное владение.
Барон помялся немного.
Скажите, правда ли то, что говорят о вас глупые люди?
Глупые люди болтают много вздора, сказал Эрван. На то они и дуракитаково уж их предназначение на земле; а иначе дураками пришлось бы быть кому-нибудь другому, хоть бы и нам с вами.
Доходили слухи, будто из-за вас умерла молодая женщина, продолжал барон.
Удивление Эрвана при этих словах было таким глубоким и искреннима он и в самом деле даже не подозревал о той роли, которую он сыграл в судьбе Сакариссы, что всякие подозрения барона тотчас рассеялись. Повода отказать сиру Керморвану и впрямь не имелось. Что касается Сибильды, то она даже захлопала в ладоши от радости, едва лишь заслышала о сватовстве.
Она прибыла в замок Керморван за неделю до объявленной свадьбы и расположилась в отведенных ей комнатах с большим числом слуг, расставила там множество своих сундуков с приданым и вообще устроилась наилучшим образом.
Сибильда почти не виделась с женихом. Эрван де Керморван был занят приготовлениями, рассылал приглашения, принимал все новых и новых гостей, а также следил за делами на кухне, где ужасный грохот не умолкал ни на мгновение. Сир Эрван немалое значение придавал яствам и за предсвадебные дни измучил поваров придирками до полусмерти, так что один из них даже пытался покончить с собой и был остановлен только в самый последний момент.
В ночь перед самой свадьбой Сибильда наконец улучила момент и пробралась к своему нареченному. Эрван не спалперебирал письма, хмурил лоб, безмолвно жестикулировал, словом, предавался раздумьям. Услышав легкие шаги девушки, он поднял голову и немало удивился, когда перед ним предстала его невеста.
Что вам угодно? спросил он. Полагаю, вам известно, что ваш приход сюда нарушает все возможные обычаи и приличия. Подождите еще одну ночь, дорогая, и уж тогда мы с вами больше не расстанемся. Вы сможете ночевать в моей постели столько, сколько это будет любо вам и мне, то естьдо конца наших дней. А сейчас давайте-ка мне ваш лоб, чтобы я поцеловал вас, дитя мое, и отправляйтесь к себе под присмотр ваших мамушек.
Я хочу кое-что рассказать вам, сказала Сибильда, не обращая никакого внимания на благоразумные речи своего будущего супруга. Поэтому позвольте мне остаться с вами наедине хотя бы на пару часов.
Пара часов? вскричал Эрван. Да вам хоть известно, как это долго? За пару часов всполошится вся ваша прислуга, и в конце концов вас обнаружат здесь, сидящей на моей постели!
Правда? удивилась Сибильда. В таком случае, это действительно очень долго!
Она задумалась, покусывая кончик пальца, а потом перевела взгляд на Эрвана, и он понял, что она в большом затруднении.
Но что же мне делать? Если я не открою вам всего сейчас, после вы сможете узнать об этом от чужих людей, и это будет то, чего я желаю меньше всего на свете!
Сир де Керморван был, когда это требовалось, человеком весьма решительным, и потому он сказал:
Коли дело обстоит так серьезно, то оставайтесь и рассказывайте!
Сибильда помолчала, собираясь с духом, и наконец выпалила:
До восьми лет у меня были черные волосы!
На лице Эрвана отразилось такое облегчение, что Сибильда почувствовала себя обиженной и стала приставать к нему с вопросами:
Почему вы молчите, мой господин? Неужели вам нечего на это сказать? И вы не почувствовали ни страха, ни отвращения?
Но перед чем я должен, по-вашему, испытывать страх? удивился Эрван. Мне доводилось видеть вещи и пострашнее, чем черноволосая девочка восьми лет от роду! К тому же вам сейчас вдвое больше, и волосы у вас светлые
Вот именно! вскричала дочь барона. Бывали случаи, когда дитя рождается с белыми волосами, которые со временем как бы наливаются краской и темнеют. Но кто и когда слыхал о таком, чтобы у ребенка волосы были черные, как ночь, а начиная с восьми лет начали светлеть и к шестнадцати превратились в чистое золото?
Стало быть, теперь и о таком услышат, добродушно проговорил Эрван. Ему хотелось, чтобы Сибильда поскорее ушла. Ее присутствие сильно волновало его, но он был тверд в своем намерении хранить чистоту невесты до свадьбы.
Но Сибильда и не думала уходить. Напротив, она придвинулась к своему будущему мужу плотнее и продолжала:
А все случилось из-за моей няньки. Так и отец мой думает, и многие другие, кто знает историю.
«Недосуг мне слушать по старых нянек, подумал Эрван с большой досадой в сердце. Но, кажется, так просто она не уйдет. Лучше уж пусть выскажется».
Он встал и принялся расхаживать по комнате. Сибильда следила за ним взглядом и говорила:
Нянька моя была молода, но безобразна, и особенно нехороша была одна бородавка у нее на кончике носа. Тем не менее в замке все любили ееможет быть, за веселый нрав, а можетза то, что она никогда не отказывала мужчинам.
Клянусь ногой! закричал Эрван, теряя терпение. Да откуда было восьмилетней девочке знать такие вещи?
Она сама мне рассказывала, призналась Сибильда. Я еще подумала тогда: «Хорошо не отказывать мужчинам! За это они будут любить тебя». Но когда я сказала моей няньке об этом, она всполошилась и стала объяснять: мол, для меня это будет нехорошо. Но я все равно решила не отказывать и целый месяц была со всеми мила и любезна: приносила питье и сладости с кухни, когда меня об этом просили мужчины, даже и простые воины из замка. Я улыбалась и «переставала кукситься», если мой отец высказывал подобное пожелание. А еще во всем слушалась нашего кюре, так что все были мною довольны.
И когда мой отец похвалил меня за благонравие, я ответила: «Это все потому, что я положила для себя за правилони в чем не отказывать мужчинам». Мой отец нахмурился и спросил, кто научил меня такому. Я ответила: «Моя нянюшка».
Отец призвал мою бедную няню и долго бранил ее. Но выгнали ее из замка вовсе не за глупую науку.
А за что? полюбопытствовал Эрван. Он чувствовал, что давно пора задать какой-нибудь вопрос, чтобы не вышло, будто он равнодушен к рассказу своей невесты.
За то, что она танцевала и пела, когда была совсем одна, объяснила Сибильда. Потому что так поступают только корриганы, которые живут в полых холмах. Люди поют только если у них есть слушатели, и ни один человек не станет танцевать в одиночку, если у него нет пары или если он не в хороводе. Лишь корриганы так сильно любят песни и пляски, что не выдерживают без этого и дня.