В полумраке небольшой комнаты, отбрасывала на стены зловещие багровые отблески небольшая жаровня. С тихим шипением поднимались клубы дыма от сжигаемых снадобий и трав. Облаченный в длинный балахон, Феодосий, воздел сжатые кулаки вверх. Глубокий капюшон полностью скрывал лицо старого мага, но архимандриту казалось что он отчетливо видит напряженное лицо и застывший, немигающий взгляд.
Ашураздам нарзаг! донеслось из-под капюшона. Разатом притан свен. Ашураздам саворот!
Архимандрит мысленно покачал головой. Этот язык был ему незнаком. Из какой же седой древности, старый маг принес эти заклинания?
Сирагизам рот, иримат чет! Гирт Ашураздам!
Воздух в комнате сгустился, потяжелел. Тело старого мага воспарило над полом. Полы балахона развевались словно в порывах сильного ветра. Сила заклинания была такова, что Василий в какой-то момент оглох, ослеп, потерял ориентацию. Словно кто-то невидимый высасывал все магические соки из его тела. Рот распахнулся в неслышимом крике и все кончилось.
Василий бросился к рухнувшему камнем Феодосию. Откинув капюшон с морщинистого лица, с тревогой всмотрелся в потухшие старческие глаза.
Не получилось губы старца растянулись в некое подобие улыбки. Но чувствую, если объединим мощьне устоит
Кто не устоит, Старейший? с тревогой уточнил архимандрит.
Тот кто нам противостоит Я видел его миг Феодосий содрогнулся. Узнай все о маге с головой медведя.
Да, протянул оправившийся от незримой схватки Белоян. Видишь, брат, какие дела ныне творятся? Неужто ль, никогда они Русь в покое не оставят? Не могут никак понять, что талисмана им как собственных ушей.
Какого талисмана?
Долгая это история, отмахнулся волхв. Потом как-нибудь на досуге Спеши, Василий Игнатьевич. Князь и слушать не хочет о заговоре царьградцев. Пока сам не увидит, мы его не убедим. Так что, упреди заставы во что бы то ни стало! И вот еще
Маленькие глазки пристально впились в Василия. Василий невольно поежился.
Избавить тебя от власти вина, увы, мне не дано вздохнул волхв. Но кое-что в моих силах.
Волхв отвязал от пояса небольшую баклажку. Василий уж давно глаза вывернул, косясь на нее. Теплилась в душе надеждавдруг, да вино окажется, а добрый волхв глотнуть даст.
На-кось, испей, протянул баклажку Белоян. Да не трясись ты так. Не вино то
Но Василий и сам уже это понял. Жидкость в баклажке на вкус напоминала настойку из старых, не стираных онучей Пожалуй, с большой добавкой болотной жижи.
Я те выплюну! опередил порыв Василия, Белоян. Глотай, давай. Как уже сказал, от пристрастия к вину не избавлю, а вот прежнюю уверенность в своих силах, вернуть это снадобье поможет. Силушка, я смотрю, тебя не покинула, но многие пахари да кузнецы не слабже будут. А что их от богатыря отличает?
С трудом глотающий отвратительное пойло, Василий лишь мыкнул неразборчиво.
А отличает, нравоучительно продолжил волхв, уверенность в себе. Да навык воинский. Навыка-то у тебя хоть отбавляй, а вот веру в себя потерял Тут я тебе и помогу. Вновь богатырем тебя, конечно, никакое снадобье не сделает, но коли страха поменьше будет, и сам в богатыри вернешься Допил? Вот и славненько.
Василий, с трудом сдерживая рвущийся наружу желудок, молча вернул баклажку волхву.
Что ж, Белоян вздохнул. Ступай, Василий Игнатьевич. Удачи желать не буду. Коли сможешь себя перебороть, вновь сильным стать, она тебе не понадобиться. А не сможешь то и удача тебе не поможет
Что-то снадобье твое не действует, хмыкнул прислушиваясь к себе Василий.
Какой был, такой и остался
А ты, Василий Игнатьевич и не почувствуешь это. Зелье тебя уже изменило. Поймешь, когда время придет. Ступай.
Василий неловко потоптался на месте. Идти надо, но уж больно неохота вновь одному по лесу шастать. А здесь, хоть с этим медвежьемордым перемолвиться можно.
Куда идти-то? оттягивая миг расставания спросил Василий. Я уж и заплутал почти
Иди, вон в том направлении, указал тяжелой рукой волхв. Через три дня аккурат на дорогу выйдешь. По ней и пойдешь далее. Коли что, у людей дорогу спросишь. Язык он ведь не только до Киева, а и от него завести может.
Три дня по лесу? засомневался Василий. А не заплутаю?
Не заплутаешь, уверенно сказал волхв. Я лешим словечко замолвлю. Они тебе сбиться не дадут.
Ну что ж. Коли так, то прощай, волхв. Не держи зла, если что не так. Пойду
Не дожидаясь ответа, Василий развернулся в указанную сторону. Долго еще его спина мелькала меж толстых, коричневых стволов. И все это время, Белоян пристально всматривался в эту широкую спину. Что-то предстоит вынести этому пьянице?
Но, волчья сыть! срывал злость на коне Чернобой. Шевелись, мешок с костями. Еще наддай!
Легко можно было понять его раздражение. Пьяница, за голову которого уже было получено полновесным царьградским золотом, как сквозь землю провалился. У стражей на воротах Киева удалось узнать в какую сторону он направился. Но ни в одной деревеньке, что лежали по этой дороге, никто и слыхом не слыхивал о таком. Видно, либо стражи напутали, либо не пошел пьяница по дороге. Но не через лес же А если, все-таки, через лес?
Чернобой с такой силой осадил коня, что бедное животное с жалобным ржанием встало на дыбы, и обиженно заколотило передними копытами воздух. Железная узда чуть не в кровь рвала конские губы. Рядом, с такой же поспешностью, останавливали своих коней подручные Чернобоя.
Лабута, окликнул одного из них Чернобой. Огромный, заросший до самых глаз, черной бородой мужик, мигом оказался по правую руку. Лабута, если он через лес пошел, как думаешь, где выйдет?
А чо ему через лес переться? не понял Лабута. Мало, что ноги переломать можно, так и лешие в этом лесу людев не любят
Я спросил, где выйти может? нахмурился Чернобой.
Ну поспешно начал соображать насмерть перепуганный Лабута. Не дай бог, разозлиться вожак, такое сотворит что и не вымолвишь в страхе. Ежели не заблудиться На закат идти, аккурат во владенья Охлябы выйдет.
Сколько ему идти?
Дня три, не меньше. Лес-то непролазный.
Значит три дня задумался Чернобой. А мы за сколько туда поспеем?
Мы за сколько? задумчиво переспросил Лабута. Через лес на конях и думать нечего. А в обход Не меньше седьмицы. Коням тоже отдых нужен.
Значит так, Лабута, угрожающе сдвинул брови Чернобой. Либо ты приводишь нас через пять дней к Охлябе, либо
Не дожидаясь, пока Чернобой закончит свое обещание, Лабута развернул коня, и что было сил погнал по одному ему ведомым тропкам, ведущим в обход непроходимого леса.
Глава 6
Полянка появилась так внезапно, что Василий даже растерялся. Вроде только что шел по непроходимой чаще, и вдруг лес кончился, как обрубленный острым топором. Даже не обрубленный, а точно кусок выщипнули. На полянке, точно в центре, стояла неказистая избушка. Таких по Руси тысячи. Таких-то, таких, но что-то неправильное в ней было. Долго старался Василий понять, что не так. Наконец осенилоизбушка-то стоит, но ни сарая рядом, ни баньки. Но если без сарая прожить можноне держат, знать, хозяева никакой живности, то вот без баньки русскому человеку и жизнь не жизнь. Это только степняки годами не моются. А русский человек и гостей наперед угощения банькой попотчует, и сам хворь веничком добрым прогонит.
Василий задумчиво поскреб затылок. Пройти бы мимокто знает, что в этой избушке оказаться может. Но уж больно любопытство разыгралось. Так и тянуло постучать в хлипкую дверцу. Наконец, махнул рукой на свои страхи. Авось
Громко топая, дабы не напугать хозяев, коли таковые имеются, Василий приблизился к избушке, прислушался. Рука поднятая для стука замерла на пол пути. Из-за закрытой двери до его слуха донеслось негромкое женское пение. Невольно заслушался Василий, взгрустнул. Именно эту песню пела и его мать, когда долгими зимними вечерами пряла пряжу. Услужливое воображение мигом нарисовало картину сидящей за прялкой немолодой женщины. Так ясно это представилось, что даже неловко стало за свою недавнюю опаску. Ободренный этой песней Василий громко постучал в дверь.