Тебя следует повесить за нападения на наследника тэна в его владениях, холодно сообщил мне юноша. А за то, что ты сотворила со мной сжечь на костре. Что скажешь, Лика, дочь ветров?
Убей! попросила я, не пытаясь даже шевельнуться. Убей сам, своей рукой, и утоли моей кровью жажду мести. Убей!
Ты не боишься смерти? удивился человек и отвёл кинжал от моего горла. Даже тогда я не стала подниматься: по закону человек, напавший на тэна или на его наследника, принадлежал пострадавшему до тех пор, пока тот не определял наказание. Что мне за дело до земных законов? Я не знала и сама, но между тем лежала на земле, терпеливо ожидая решения своей участи. Ах, да. Я забыл. Ты боишься только огня. И поэтому просишь убить тебя железом?
Нет, ответила я, прямо глядя человеку в глаза. Если ты убьёшь меня своей рукой это будет справедливо. Отдав меня на муку, ты нарушишь законы мира.
Сумасшедшая! воскликнул маг и убрал в ножны кинжал. Я не буду тебя убивать, и даже не буду преследовать. Иди своей дорогой, коли хочешь. Твои страдания не вернут мне утраченного.
Ты отпускаешь меня, Рейнеке-маг? изумилась я, поднимаясь с земли. Нашарила выпавший из моей руки нож он снова уменьшился в размерах, и теперь тихонько пел человек не слышал наслаждаясь долгожданным угощением. Волшебник не знал, что может творить магию голосом, а то и ногами (если сумеет, конечно): я не убила её в нём, только перерезала пути, по которым волшебная сила стекала в руки.
Отпускаю. Проваливай, грубо ответил человек, и я склонила голову перед его гневом. Нет, постой. Пока ты ещё здесь. Я хочу знать.
Спрашивай, Рейнеке-маг, улыбнулась я.
Не называй меня так! сорвался на крик волшебник. Успеет ли солнце взойти, прежде чем маг окончательно убедит себя в том, что сделался по моей вине неизлечимым калекой?
Спрашивай, предложила я. Или позволь, я угадаю. Ты хочешь спросить, как решается моя загадка?
Да, просто ответил маг. Что я должен был сделать?
Попросить, тихо произнесла я.
И всё?! не поверил маг. Я молча кивнула. Но кого мне просить?
Сильфов, ещё тише сказала я, чувствуя, что искренняя жажда знаний заслуживает честного ответа даже если он опасен для меня и моих близких.
Их же не существует, пробормотал человек и неуверенно оглянулся на липу. Колдовские сети, поймавшие моих собратьев, сделались видимыми и осязаемыми, и сейчас валялись под деревом.
Думай как хочешь, Рейнеке-маг, поклонилась я и повернулась, чтобы идти. И поступай как знаешь.
Я отошла не более чем на десяток выпадов, когда за моей спиной голос Рейнеке произнёс:
Духи воздуха, невидимые смертным! Я не вижу вас, и не знаю, видите ли вы меня. Но я слышал вашу музыку, и хотел бы услышать ещё раз. По незнанию я пытался пленить вас простите. И сыграйте для меня, если будет на то ваша воля.
Это было самое нелепое воззвание к сильфам, которое только можно себе представить. Очень похоже на смертного, который даже в попытках познать стремится сначала подчинить, раздавить, а потом только выяснять истину. Но почему он так легко простил меня? Так просто смирился со своей утратой? Пожав плечами, я зашагала в сторону ложи серого ордена. Мне следовало исчезнуть оттуда быстрее, чем старший братец пронюхает о моём вероломстве, а бросать вещи всё-таки не хотелось. В этом, наверное, проклятие смертного тела ему столько всего нужно, что я волей-неволей оказалась привязана к земным предметам. Ещё несколько шагов, и порыв ветра пронёсся мимо меня, ласково взъерошив мне волосы. А после я услышала тихую нежную музыку. Моя мать заиграла на арфе. Рейнеке выполнил поставленное условие.
Небо едва окрасилось алым на востоке, когда маг вышел из ворот замка. Там я ждала его сильфы тоже умеют держать своё слово. Волшебник кивнул мне, и зашагал по дороге, не сказав мне ни одного слова. Я тоже молчала. В воздухе разносился звон колокольчиков и тихие переборы струн. Мать провожала нас в дорогу.
Глава третья. Добрый народ
Сын земли, ответь мне, нарушила я молчание к исходу первой дневной стражи.
Спрашивай, дочь ветров, помедлив, отозвался Рейнеке.
Почему ты не убил меня?
А толку? пожал плечами маг. Разве это вернёт мою силу?
Когда это людей заботил смысл их мести? удивилась я.
Если бы я был мстителен, мне пришлось бы убить слишком многих, ровным голосом отозвался волшебник. Я подумала, что так беспечен может быть только человек, который ничем в жизни не дорожит и ничего не ценит. Но вслух сказала другое:
Значит, это правда, что тебя прокляла твоя мать и твой собственный учитель?
Кто это тебе сказал? Опять ветра нашептали?
На этот раз нет, невольно улыбнулась я. Мне сказал твой старший брат, серый маг. Хотел, чтобы я сняла с тебя проклятия.
А ты отказалась, прозорливо отметил волшебник, и я кивнула.
Сколько братьев у тебя, сын земли?
Шесть, ответил волшебник.
И мать прокляла их всех?
Нет, коротко ответил маг.
Тогда почему тебе повезло больше?
Меньше, ты хотела сказать? поправил меня Рейнеке. Я не ответила, и он принялся объяснять. Мать была гадательницей, и до сих поговаривают, что отца она привораживала, давая ему напиться водой, оставшейся после умывания.
И тэн женился на простолюдинке? удивилась я. И их потомство признали законным?
Мать не была простолюдинкой, возразил наследник мостов. Она прирождённая тэнни.
Тогда прости меня, наследник мостов, склонила я голову.
Не называй меня так! потребовал Рейнеке. В пути я такой же странник, как и все.
Как хочешь, сын земли.
Странное прозвание, потянул маг и вернулся к своему рассказу: После рождения каждого сына мать гадала. Дважды. Первый раз будут ли у неё ещё дети. Второй раз удастся ли ей удержать этого дома. Но для меня она ограничилась одним гаданием первым.
Ты последний из её сыновей? поняла я.
Да. Старший ушёл и поступил в белый орден. Второй ушёл и сделался мимом, натягивает между домами верёвку и ходит по ней, забавляя народ. Третий нанялся охранять какого-то бурга, да и женился на его дочери и вошёл в дело. Этих двоих отец видеть не хочет. Четвёртый и пятый братья, погодки, ушли и не вернулись вовсе. Мать гадала, сказала погибли в бою. Шестой сделался серым магом, а меня родители растили для себя, не для дороги.
Но её-то ты и выбрал в конце концов, закончила я.
Конечно. Мать грозилась, ругалась, плакала. А потом прокляла и прогнала с глаз долой. Я вышел из ворот замка ни семьи, ни друзей, один на свете, только гитара за спиной. Решил отыскать старшего брата, спросить совета. Он-то мне и сказал, и велел нигде не ночевать, ни под одной крышей, не звать беду к людям. Я попросился в белый орден, а он сказал, что проклятые им ни к чему. Тогда я пошёл к шестому брату, серому. Он повторил слова брата и тоже прогнал. Сказал, только чёрная магия может вынести проклятого.
И ты подался в чёрный орден.
Да, признал волшебник. Маг из меня вышел не слишком толковый. Я сколько-то там проучился за это время в моей келье раз десять протекал новенький, укреплённый заклинаниями потолок, один раз провалился пол и три раза без причины загорались занавески. Но мне надоело. Не вижу смысла сидеть и помешивать зелья, рассуждать о смыслах, заложенных в старинных заклинаниях и чертить на мраморе древние символы. В конце концов я встал и ушёл. Учитель был против он, видишь ли, хотел и дальше изучать моё проклятие, но я счёл, что десяти трактатов ему хватит. А он не простил, как оказалось.
Сам почувствовал или сказал кто? уточнила я.
Братья. Встретили меня на перекрёстке трёх дорог и рассказали. Мать прокляла каждую крышу, которая меня закроет от дождя и ненастья. А учитель открыл меня для предательств. Теперь всякий, кто только способен предать, предаст меня. Сам не зная, зачем.
И ты доверился братьям?! возмутилась я.
Родная кровь может предать, но не от проклятия, пояснил волшебник, не поняв вопроса. Они привели меня домой и упали к ногам матери. Мы три дня лежали на полу и молили простить.