Мне нужен человек блестящий.., лучше вас… Я делаю вам комплимент, а вы даже не замечаете этого.
— Дорогая моя! Ваши шутки неуместны.
— Да я вовсе не шучу. Вы говорили со мной о восемнадцатом веке и дали понять, что вы человек эпохи Регентства. Я ничего не забыла. И в тот день, когда мне заблагорассудится изменить свой образ жизни, вы будете, что бы вы ни делали.. Слышите? Вы будете, даже не подозревая об этом, рогаты, как и многие другие…
— О!.. Как вы можете произносить такие слова?
— Такие слова… Но ведь вы сами смеялись до упаду, когда госпожа де Жер сказала, что господин де Серви похож на рогоносца, потерявшего свои рога.
— То, что может показаться забавным в устах госпожи де Жер, режет слух, когда это говорите вы.
— Вовсе нет. Просто вы находите очень забавным слово “рогоносец”, когда речь идет о господине де Серви, и неблагозвучным, когда речь идет о вас. Все зависит от точки зрения. Впрочем, я не настаиваю на этом слове, я лишь хотела узнать, созрели вы или нет.
— Созрел?.. Для чего?
— Ну, чтобы стать им. Когда мужчина сердится, слыша это слово, значит.., он готов. А месяца через два вы первый будете смеяться, если я заговорю об.., этом украшении. Потому что.., видите ли.., когда оно появляется на голове мужчины, он никогда этого не замечает.
— Сегодня вечером с вас слетела всякая благовоспитанность. Я никогда не видел вас такой — Да, я изменилась.., к худшему. И это ваша вина.
— Полно, дорогая, поговорим серьезно. Прошу вас, умоляю: не допускайте больше, как это было сегодня, возмутительных вольностей господина Бюреля.
— Вы ревнуете. Я же говорила!
— Да нет, нет! Но я не желаю быть смешным. Понимаете? Не желаю! И если я еще раз увижу, что этот господин разговаривает с вами, чуть не касаясь ваших плеч.., или, точнее, вашей груди…
— Очевидно, он искал подходящий рупор.
— Я.., я выдеру ею за уши — Уж не влюбились ли вы в меня ненароком?
— Влюбляются и в менее красивых женщин.
— Вот оно что! Зато я разлюбила вас!
Граф встает с места. Он огибает чайный столик и, проходя мимо жены, торопливо касается губами ее обнаженных плеч. Она вскакивает и говорит, смотря ему прямо в глаза:
— Прошу вас, оставьте эти шутки! Мы разошлись. Между нами все кончено.
— Полно, не сердитесь! С некоторых пор я нахожу, что вы очаровательны
— Значит , значит , я добилась своего. Вы тоже.., находите, что я созрела.
— Я нахожу, что вы очаровательны, дорогая! Какие у вас руки, какой цвет лица! А плечи…
— Которые вполне могут понравиться господину Бюрелю…
— Вы безжалостны. Но, право.., я не знаю женщины обольстительнее вас.
— Очевидно, вы поститесь.
— Что?
— Я говорю: вы поститесь.
— Что такое?
— Когда человек постится, он голоден, а когда он голоден, он готов есть такие блюда, которые прежде были ему не по вкусу. Я как раз то блюдо.., которым вы некогда пренебрегли, но вы были бы не прочь отведать его.., сегодня вечером.
— О, Маргарита! Кто научил вас так разговаривать?
— Вы! Вспомните: после вашего разрыва с госпожой де Серви, у вас, насколько мне известно, было четыре любовницы, все четыре — кокотки, а ведь таких искусниц.., в своем деле.., поискать. Значит, чем же, как не голодной диетой, можно объяснить ваши сегодняшние.., поползновения?
— Хорошо, я буду откровенен, груб и скажу вам прямо, что снова влюбился в вас. Честное слово, и очень сильно. Так-то!
— Да неужели? И желали бы.., начать сызнова?
— Да, сударыня.
— Сегодня вечером?
— О, Маргарита!
— Ну вот, вы опять шокированы! Давайте условимся, дорогой. Теперь мы чужие друг другу, не так ли? Правда, я ваша жена, но жена, получившая полную свободу. Я хотела было заключить другой союз, но вы просите отдать предпочтение вам. Я согласна.., но за такое же вознаграждение.
— Не понимаю.
— Хорошо, я объясню.