Конечно, конечно, горячо подхватил он, я отдам вам много из того, что я нашел Вы будете богаты, понимаете, вы будете страшно богаты, зачем же вы хотите убить меня Разве вы не знаете, как страшно убивать Вот только три-четыре дня тому назад я убил эту женщину, она хотела у меня лаской вырвать тайну Разве это не ужас, бить по напудренному лбу проститутки ножом Страшно, страшно, знаю Особенно, когда брызгают и пачкаются эти желтые кусочки мозга
Я чувствовал, что волосы мои буквально шевелятся на голове; я хорошо понимал, что если я не смогу выйти отсюдадолжно случиться что-то непреодолимо мучительное
Пусти меня, дико закричал я, ты сумасшедший!
И я слепо ринулся к дверям
V
В коридоре вагона послышались голоса. Наверное, это проходил контроль. Я даже вскрикнул от радости. Может быть, если я сейчас закричусюда придут люди и спасут меня от этого сумасшедшего с кровавым взглядом и безумными мыслями.
И, затопав ногами о пол вагона, стараясь заглушить шум колес, я закричал громче:
Кондуктор Идите
Не помню, что было дальше, передо мной мелькнул какой-то блестящий предмет, и я почувствовал одновременно острую, туманящую сознание боль в плече и левом виске. Потом предо мной нелепо нагнулись стенки купе, мелькнул огонек фонаря, снова какая-то острая боль в боку, как будто от падения, и я потерял сознание
VI
Очнулся я, должно быть, через несколько минут, не то от страшной, навалившейся мне на грудь тяжести, не то от резкого грохотапоезд проходил через тоннель. Когда я открыл глаза, сначала меня поразила только ужасная, непроницаемая темнота.
Огонь погас или был потушен. Я лежал на полу. По лицу у меня ползли липкие и теплые струйки кровив такой же тепловатой струйке лежала правая, придавленная чем-то рука
Навалившись на меня всем телом, лежал сумасшедший. В темноте, страшной и непроглядной, я все же видел, быть может, вернее, чувствовал его белое-белое лицо и рот, по углам которого стекала водянистая противная пена. Я не мог пошевельнуться.
Дышишь, тяжело прошептал он. Дышишь?
Пусти, тяжело простонал я. Ой Ой
Нет, с каким-то сладострастным чавканьем засмеялся он, не уйдешь, гадина Ты знаешья сейчас буду душить тебя медленно, тихо, тихо, или
Он на мгновение задумался.
Или, пожалуй, хорошо тебя дорезывать Понимаешь, взять и вдавливать в тебя нож. Тоже тихо, медленно, тихо Ага, гадина
И вот я уже чувствовал, как мокрые холодные руки медленно сжимают мое горло. Длинные сухие пальцы сдавливают кожу, впиваются глубже, глубже. Я забился, не в силах столкнуть сумасшедшего
Шли минуты. Он то сжимал, то отпускал горло, не переставая смеяться страшным, душераздирающим негромким смехом.
Я чувствовал, что я сам начинаю сходить с ума. Мне самому уже хотелось смеяться отчаянным, визгливым смехом, вцепиться ногтями в этот наклоненный ко мне рот, в губы с пеной по бокам, визжать, биться Острое сознание смерти отпалои был только один режущий ужас от этих мертвых, искаженных застывшей злобой зрачков.
Минуты складывались в длинные, безумные часы, а когда мне показалось, что сумасшедший вдруг отвернулся в сторону, чтобы сильнее налечь мне на сердце, я собрал последние силы и вырвался из-под него.
Завязалась дикая схватка. Как звери, мы катались по заплеванному полу купе; сумасшедший впился мне зубами в шею, я отталкивал его ударами кулака по глазам. Мы задыхались, кричали, бились головами об углы скамеек и вещей в последней борьбе за жизнь.
Ах, ах, бешено кричал сумасшедший, убью Загрызу
И он открывал страшный, с крепкими белыми зубами, рот.
Убью! кричал я тоже. Спасите Ой Сюда!..
Отчаянным движением я пересилил его, навалился и, сжав ему горло, ударил его головой об пол.
Он не издал ни одного звука от этого удара. Тогда я снова приподнял его голову и снова ударил Во мне не было желания убить его, но одно сознание, что он возьмет вверх и я буду беспомощно барахтаться под ним, хлынуло так бешено к мозгу, что я собрал последние силы, опять опустил эту трясущуюся голову на угол скамейки и дико сжал пальцы, обнимавшие горло.
В темноте что-то едко и горячо брызнуло мне на лицо
Сумасшедший был мертв.
VII
Какая-то особая хитрость преступности, сразу осеняющая возбужденный мозг, особая осторожность убийцысразу подошла ко мне. Плохо соображая даже, я открыл окно и с лихорадочной быстротой стал выбрасывать вещи сумасшедшего Потом подошел к нему, неизбывно страшному, окровавленному, с запененным ртом и, чуть не крича от безысходного ужаса, стал вталкивать его в узенькое оконное отверстие
Помню, что даже сквозь шум поезда я слышал, как глухо ударилось его тело о землю Потомэта кровь на полу Я бросил на нее подушку и стал стирать ею красные пятна. Достал откуда-то из-под лавки огарок свечи, зажег его и, когда маленький желтый огонек слабо затрепыхал в купе, я ползал по полу, что-то говорил сам с собой, хватался за голову, плакал и ожесточенно стирал пятна
Вылез я на следующей станции. Было тихо, вдалеке стоял кондуктор, и, не замеченный никем, я почти вбежал на вокзал, где сейчас же бросился к вину
Я пил, пока сознание не залилось темным, мутным туманом и я не заснул тяжелым, непоборимым сном
Через несколько дней я уехал за границу. Возникло ли какое-нибудь дело, было ли расследованиене знаю Только видите вот сейчас, как дрожат у меня руки, видите этот пучок седых волос на головеэто знак памяти, страшный, несмываемый знак
С этих пор, я, интеллигентный, холодный человек, смеющийся над всяким суевериемя боюсь темноты Понимаетебоюсь Все время, если хоть минуту я останусь один в пустой темной комнате, я с ужасом жду, что вот сейчас из дальнего угла выплывет бледное окровавленное лицо с пенящимся ртом, а в горло мне вопьются чьи-то сухие костлявые пальцы
Неудачное дело
I
Обвинительный акт рассказывал приблизительно следующее.
Какой-то человек невысокого роста, в сером костюме, в мягкой шляпе, вышел из маленького одноэтажного каменного дома на одной из окраинных улицприблизительно часа в четыре утраи стал мыть руки под водосточной трубой.
Через несколько минут он увидел какого-то пошатывающегося пьяного гулякус туманных слов которого и передается эта часть фактаи, вскрикнув, бросился бежать. Закричал и пьяный. На крики прибежали полицейский и ночной караульщик.
Началась погоня. Убегавший воспользовался полутьмой ноябрьского рассвета и мгновенно скрылся в каком-то дворе.
Полицейский и караульщик вернулись к пьяному, который дремал на крыльце одноэтажного домика, а когда они пробовали разбудить его, он что-то мычал и не мог ничего ответить.
Самый конец водосточной трубы был запачкан кровью. Виднелась она и на ручке входной двери.
В восемь часов утра, взломав двери в единственную квартиру всего домика, вошла полиция. Кровать хозяина квартиры была измята, ящики столов выдвинуты, перерыты сундуки, а сам хозяин с раздробленной головой и ножевой раной в боку лежал в столовой, судорожно уцепившись за ножку большого дубового стола.
Под кроватью лежал брошенный бумажник, из которого были вынуты все деньги.
Прошло около двух днейвсе поиски не приводили ни к чему. Наконец, на третий день, в полицию были доставлены два человека, которые оба подходили к описанию убийцы.
Один был пойман в трактире, где он менял двадцатипятирублевую бумажку. Был он невысокого роста, в мягкой черной шляпе. Уверял, что утром третьего дня был дома, хотя следствием установлено, что он куда-то ушел с вечера из булочной, где служил пекарем и где ночевал всегда.
Вину свою отрицал.
Другой, сиделец винной лавки, был арестован по указанию хозяина магазина золотых вещей, которому тот хвалился, что у него теперь много денег, и у которого покупал в подарок невесте кольцо с бриллиантом. Был тоже в сером костюме и мягкой шляпе. Выяснилось, что в ночь убийства дома не был. Когда его спросили о месте пребывания, смутился и сказал, что уезжал из города; к кому, назвать отказался.
Пьяный, первым заметивший убийцу, что-нибудь подтвердить отказался, ссылаясь на то, что ничего не помнит. Полицейский и дворник видели только спину. Заставили заподозренных несколько раз прокричать, потому что все свидетели слышали крик убегавшего человека.