Поиски продолжались. Все неопознанные трупы в области фотографировались, и нам немедленно доставлялись их фотокарточки.
Неопознанные трупы по городу Кривому Рогу мы осматривали с участием Стефы.
Опознание труповвещь довольно неприятная. Вначале мы надеялись, что это в какой-то мере повлияет на Стефу и она дрогнет. Не тут-то было.
Заходя в мрачную покойницкую, Стефа вздрагивала, бледнела, однако признаваться не спешила.
Нет, нет. Не он, с трудом проговаривала сквозь стиснутые зубы.
Время шло, а мы все топтались на месте.
Я решил посетить школу, в которой училась Валя. Побывал в ее классе, в учительской, поговорил с учителями и уже хотел было уходить, как вдруг ко мне подошла сторож школы Любовь Петровна, женщина лет сорока, очень полная, с маленькими мышиными глазками.
Вы следователь? Я должна вам кое-что сообщить, нерешительно сказала она. Идемте в сторожку.
Закрыв за собой дверь, она выглянула в окно, проверилане подслушивают ли нас, а уж потом заговорила:
Когда это было, я не запомнила, кажется, на той неделе. Утром рано приходила сюда Стефа, приводила дочку. Я хорошо запомнила: у нее в руке была красноватого цвета авоська, а в ней что-то завернутое в белое. Видать, тяжелое. Она зашла в школьный туалет. Через несколько минут вышла. В руках авоськи уже не было. Тут-то я и смекнула, может?..
Последние слова Любовь Петровна сказала совсем тихо, еле слышно.
О сообщении сторожа я рассказал прокурору. Было принято решениеза ночь очистить туалет.
Всю ночь работали ассенизаторы, а под утро на самом дне выгребной ямы нашли связанные телефонным шнуром топор без топорища и столовый нож.
Эта находка нас не обрадовала, так как авоськи, о которой сообщила Любовь Петровна, в туалете не оказалось.
Что касается извлеченных из ямы ножа и топора, то говорить об их принадлежности к нашему делу было еще рано.
Пришли ответы из Ровенской и Волынской областейпрежнего местожительства Оленко и его родственников. Из них явствовало, что он в тех местах в последнее время не появлялся. Ответы из других областей не поступили.
Дело, по существу, оставалось в тупике.
Надежда была на результаты осмотра построек на усадьбе Оленко.
Туда я выехал со Смагой. Пригласили понятых и зашли во двор.
Увидев нас, Стефа кинулась навстречу.
Нашли уже?
Нет, ответил Смага.
Вы же знаете, где он, подскажите! вырвалось у меня.
Как вам не стыдно такое говорить? А еще представители власти Вам-то положено разобраться.
Да, да, покажите! поддержал меня Смага.
Стефа побледнела. У нее задрожали губы и перекосилось лицо.
Подумайте! Как я могла поднять руки на отца троих детей! Соображать надо! Следователи
Осмотрим ваши хоромы, перебил ее Смага. Может, прояснится.
Стефа выбежала вперед, стала в дверях, раскинув руки.
Не пущу в дом. Пусть присылают других следователей. Вам я не доверяю! крикнула.
Но потом, убедившись в нашей настойчивости, отступила.
Извините, погорячилась. Не выдержали нервы
Мы зашли в дом. Сразу бросилась в глаза свежая побелка в коридоре.
Я достал лупу и начал рассматривать одну из досок потолка, искоса наблюдая за хозяйкой. Она не на шутку встревожилась, заерзала на диване и уставилась на меня полным горечи взглядом. «Здесь, именно здесь разгадка», решил я.
Подошел Смага и, будто прочитав мои мысли, обратился к Стефе:
Побелили? По какому случаю?
К праздникам готовлюсь, как-то неуверенно, дрожащим голосом ответила она. Октябрьские вот-вот
Праздники? Да ведь сейчас только сентябрь! вмешался я.
Стефа промолчала.
Ай, ай, как неаккуратно стены побелили, а потолок оставили как был? не успокаивался Смага.
Стефа продолжала молчать, кусая губы.
Когда мы начали осмотр потолка, она побледнела и тяжело опустилась на диван, но глаз с нас не спускала.
Потолок был деревянный. Доски пригнаны плотно, промаслены олифой. Когда я передвинулся ближе к входной двери, то обнаружил мелкие точечные брызги буроватого цвета.
«Кровь?»застучало в висках.
Я обмакнул спичку в перекись водорода и нанес жидкость на бурое пятнышко. Оно вспенилось: «Кровь!»
Показал Смаге. Он согласился со мной. Да, это была кровь. Но чья? Показал брызги крови понятым и Стефе. Она вскочила.
Кровь, говорите?
Похоже на кровь.
Эх вы, специалисты! Петушиную кровь не можете отличить от стала стыдить нас Стефа. С петухом оказия произошла, продолжала она. Я ему голову отрезала, а он без нее стал летать. Понимаете?
Мы уже не спешили. Найдем брызги, сделаем отметки карандашом, сфотографируем, сделаем соскобы. В одном месте я обнаружил даже частичку мозгового вещества.
Кровь имелась также и на иконе, в зорчатом окладе, очень старой, висевшей в углу. Ее пришлось снять, чтобы сделать соскобы крови. Осматривая икону, я вынул из щели рассохшихся досок клочок бумаги, сложенный вчетверо. Развернув, начал читать:
«Пишуть твої друзі. Твій чоловік убивця. Ти була зовсім мала, як він у вашій хаті убив твого батька і матір. Як він знущався, зразу виколов очі, відрізав їм носи, потім вуха. Вирізав зірку на грудях Як ти його терпиш, цього катюгу? Його не покарали, і він, щоб скрити сліди, женився на тобі. Це тобі розкаже і чоловік, який дасть тобі пісьмо. Схаменися, Стефо, відкрий свої очі. Катюзіпо заслузі. 26 серпня. Твої друзі».
Письмо я предъявил понятым и тут же спросил Стефу:
Кто передал вам это письмо?
Потупив голову, она то и дело облизывала пересохшие губы, вся дрожала. А на виске, я заметил, как-то по-особому сильно затрепетала фиолетовая жилка. Ее самообладание таяло на глазах.
Ну, отвечайте, торопил Смага.
Не знаю, тихо сказал Стефа. Я его вижу впервые А икону мне подарили соседи, когда мы уезжали.
Мы продолжали осмотр. Помимо следов крови и письма, в золе, разбросанной по огороду, нашли две подковы и медные гвозди.
Во что был обут Сергей в тот вечер? поинтересовался Смага.
Кажется, в кирзовые сапоги, ответила она.
Подозрения в отношении Стефы были серьезными: кровь в доме, сожженные сапоги.
До конца обыска Стефа вела себя замкнуто, отвечала грубо, время от времени плакала.
Обыск и осмотр окончили в девятом часу вечера. Я уехал первым.
Но не успел расположиться в кабинете, как по настоянию прокурора привели Стефу. Я возмутился. К допросу Стефы нужно было подготовиться. Орешек она крепкий, голыми руками не возьмешь. Все выходы она уже обдумала. Сейчас бы получить заключение экспертизы о принадлежности крови, обнаруженной на потолке. Чья это кровьчеловека или животного?
Сажать ее надо, настаивали прокурор и начальник милиции. Сколько с ней цацкаться?
Арестовывать ее было нельзя. Тем более теперь, когда в деле появился неизвестный мужчина. А вдруг он-то и есть настоящий убийца? Сейчас главноенаблюдение за домом.
Все же я вынужден был допросить Стефу. Она была бледна, у нее дрожали руки, заплетался язык, на все мои вопросы она шумно вздыхала и отвечала одно и то же:
Ой, мої діти! Ой, мої діти!
Промучился я с ней более двух часов, но, вопреки настояниям прокурора и начальника милиции, арестовывать не стал, а отпустил домой, обязав явиться утром следующего дня.
Придя в гостиницу, я долго не мог уснуть. Думал о Стефе, анализировал события.
Смага тоже не спал, пришел ко мне в час ночи, присел на уголок кровати.
Ситуация, скажем, просто аховская, вздохнул он. Жаль детей, Стефу. Поспешила расправиться с ним сама, отомстила. А вообщеподлецу туда и дорога.
Но почему она не признается? Деваться-то ей некуда. Записку нашли, кровь на потолке, шнур, такой же, как и тот, которым были связан топор и нож.
Я уже мозговал над этим и пришел к выводу, продолжал Смага, что она не хочет выдавать своего соучастника, а может, и самого убийцу
Помнишь, в записке указано, «чоловік, який дасть тобі пісьмо»
Возможно, это тот мужчина, о котором говорили соседи.
Тут и другое, не выдержал Смага. Ведь она мать троих детей. Она-то понимает, что ей не поздоровится. Отвечать придется Осудят. Дети останутся, а кому они нужны? Родственникам?