Бригада, к которой они прибились, вдруг резко отвернула от дроги и направилась к большому недостроенному дому. Оттуда доносился шум и грохот, работал башенный кран. Судя по всему, незавершенное здание разбирали обратно с целью получения строительных материалов. Эту догадку подтвердила колонна из пяти самосвалов, выехавшая из ворот огораживающего стройку забора и груженая битым кирпичом.
Едва их группа вошла на строительную площадку, как очам Цента открылась отвратительная картина самоотверженного бесплатного труда. Люди пахали на износ, не жалея здоровья и сил. Огромными кувалдами они разбивали куски стен, таскали тяжести, грузили в самосвалы битый кирпич и обломки плит. При этом сразу было видно, что на объекте попрано священное право на перекур, да никто и не стремился реализовать его. Хуже того, не было лентяев, имитирующих кипучую деятельность, а, в действительности, бьющих баклуши. В каждого из работников будто вселился бес Стаханова, и те неистовой самоотверженной пахотой буквально вгоняли себя в могилы.
Нет участи печальнее на свете, чем труд физический за низкую зарплату, содрогнувшись от наблюдаемых ужасов, произнес Цент.
Это ужасно, произнесла Инга. А ведь и мы могли бы быть на их месте. Представляю это, и становится не по себе.
Здесь я с тобой полностью согласен, сказал Цент. Мне тоже становится не по себе, когда я представляю себя самоотверженным тружеником. Физический труд сам по себе отвратителен, а если выполнять его даром, то он превращается в крестную муку.
Если никто не будет работать, человечество скатится в неолит, заметила девушка.
Обо всех речи не было. Свои философские воззрения я применяю исключительно к себе и иным крутым перцам. Согласно учению центизма-крутинизма всякий труд является уделом лохов, их, не побоюсь этого слова, святой обязанностью. Крутым же положено наслаждаться жизнью и не осквернять себя работой.
Что такое центизм-крутинизм? спросила Инга.
Научный центизм-крутинизм, поправил ее Цент. Ибо учение это не только гениально, но и обосновано научными аргументами.
Я о таком учении прежде не слышала. Оно новое?
Центизм-крутинизм фрагментарно проявлялся на всем протяжении человеческой истории, но потребовался гений величины неимоверной, чтобы сформулировать его суть. Немало часов я провел в напряженных размышлениях о сути бытия. Лежа на диване и поедая шашлык, я пытался постичь суть социальных противоречий, вечно возникающих в любом человеческом обществе. Является ли их причиной классовое неравенство? Или зависть бедных к богатым? Величайшие умы человечества безуспешно бились над этим вопросом, ответ на который означает рецепт построения вечно стабильного и счастливого общества. Но понадобился воистину титанический ум, чтобы решить этот вопрос. Я помню, как это было. Все случилось ночью. Мне не спалосьграндиозные мысли роились в моей талантливой голове. Изнуренный напряженными думами о судьбах вселенной, я отправился на кухню, дабы подкрепить силы. Там мною был обнаружен печеный гусь, столь огромный, что в полумраке был принят мною за страуса. И вот, пожирая гуся, а он, признаюсь, был весьма недурен, запивая мясо пивом, и одновременно прикидывая, не сходить ли в кладовую за сосисками, я вдруг со всей ясностью осознал, что на меня снизошло озарение. В один миг я все понял. О, сколь слепы были мудрецы прошлого! Сколь далеки от понимания сути проблемы. Мне же все стало ясно, как день. Центизм-крутинизм предстал предо мной во всем своем блеске и великолепии, такой простой и ясный, и, в то же время, невыносимо гениальный. Там, в кухне, стоя над костями съеденного гуся, я, как наяву, увидел будущее человечества, прекрасное будущее, где крутые блаженствуют, а лохи вкалывают, и каждый из них счастлив, ибо пребывает на своем месте.
Взволнованный своим эпохальным открытием, я бросился в кладовую, где хранились запасы мясной продукции. Я ворвался внутрь, сорвал с крюка копченый свиной окорок, и яростно впился в него зубами. Больше всего на свете я боялся того, что это озарение схлынет так же внезапно, как и пришло ко мне. Дабы удержать его, я обглодал окорок, съел восемь сарделек, ударил по салу. Чем больше мясной продукции я поглощал, тем яснее становилась мне идея центизма-крутинизма. Неистово пожирая копчености, я понял, что это озарение неспроста посетило именно мою голову. То был знак. Откровение, ниспосланное свыше. Вселенная избрала меня в качестве пророка. И, значит, мне суждено вести человечество к победе центизма-крутинизма.
Когда я понял это, я расплакался от захлестнувших меня эмоций. Ну, и еще из-за того, что от переедания скрутило живот. Упав на колени, и возведя очи к низкому потолку кладовки, я понял две важные вещичто судьба избрала меня для великих дел, и что нельзя жрать по ночам в таких нечеловеческих объемах.
На этом князь закончил свое объяснение, из которого Инга поняла только одночто тот является большим любителем ночных трапез. Суть же центизма-крутинизма так и осталась для нее тайной.
В этом городе оголтелых ударников было рискованно слишком долго стоять на месте в состоянии праздности. Поскольку ни Цент, ни его спутники, не ощущали тяги к физическому труду, они решили продолжить разведку, но сделать это так, чтобы не привлекать к себе внимания. Тут князь подключил свой могучий интеллект и произвел на свет блестящую идею. Возле одного из вагончиков в большом железном корыте покоилось несколько облепленных раствором лопат. Цент подошел и взял одну из них, а вторую вручил Инге. Владик тоже потянулся за лопатой, но Цент остановил его следующими словами:
Трое, и все с лопатамиподозрительно. Возьми лучше вон тот инструмент, он так и просится к тебе в руки.
Вон тем инструментом оказался огромный лом. Владик не чувствовал, что этот пуд железа питает какую-то симпатию к его рукам, да и сам он предпочел бы что-нибудь более легкое, но Цент мягко настоял.
Бери лом, прыщавый! приказал он, свирепо округлив глаза. Иначе с тобой прямо здесь и сейчас произойдет несчастный случай на производстве.
Замаскировав себя инструментом, отважные разведчики покинули стройку и направились обратно к дороге, по которой в обоих направлениях почти непрерывно неслась техника. Достигнув ее, они пошли по обочине, отбегая в сторону, когда мимо проносились груженые самосвалы, обдающие их жаром двигателей и поднимаемой колесами пылью. На трех людей, вооруженных лопатами и ломом, никто из обитателей города внимания не обращал, и Цент начал догадываться, что в маскировке не было нужды. Судя по всему, люди эти действовали согласно заложенной в их головы программе, и ни на что иное не отвлекались. Возможно, они как-то отреагировали, если бы им попытались помешать осуществлять их деятельность, но до той поры о них можно было не волноваться. Тем не менее, лопату Цент не бросил, только отбил с нее налипший раствор, чтобы не тащить на себе лишний груз. Инга, подсмотрев за князем, последовала его примеру. Владик рад бы был присоединиться к ним и немножко разгрузиться, но лом его, что с ним ни делай, остался бы ломом, дьявольски тяжелым, уже успевшим покрыть плечи носильщика многочисленным синяками.
Можно мне взять какой-нибудь другой инструмент? взмолился программист.
Положительного ответа не ждал, и просчитался. Цент вдруг, самым неожиданным образом, пошел ему навстречу.
Как найдем другой инструмент, возьмешь его, дозволил он.
Но преждевременным было ликование Владика, излишне поспешно возрадовался он скорому избавлению от тяжкой ноши. Ибо следующим инструментом, который они обнаружили, оказалась кувалда непотребной величины.
Бросай к той-то матери этот лом, бери молоток! сказал Цент.
Владик уставился на кувалду, не веря своим глазам. Для какого гиганта изготовили сей исполинский молот? Что за титану под силу оторвать его от земли? Эта кувалда была не от мира сего. Смертные люди не смогли бы сдюжить орудие гигантов. А уж смертный программист тем более.
Я, наверное, лом оставлю, промямлил Владик. Уже привык к нему.
Цент свирепо покосился на слугу, затем на кувалду. Видимо, сам сообразил, что этот молот программист даже поколебать не сумеет, не то что поднять, и смирился.