- Да и, по правде говоря, откуда ему взять деньги, если у него их нет? Со всеми этими закладными надо
ангельское терпение иметь. Земля быстро забирает денежки, а отдавать не торопится.
- Слушай, Бигель, - отвечал Поланецкий, - с тех пор, как ты спать стал после обеда и толстеть, с тобой тоже терпение нужно ангельское.
- А ты скажи по совести, - продолжал невозмутимо Бигель, - так уж тебе необходимы эти деньги? Разве нет у тебя суммы для уговоренного между
нами пая?
- Интересно, а какое это имеет касательство к тебе или Плавицкому? Он должен, значит, пусть возвращает, и все тут!
Спор прекратило появление пани Бигель со стайкой детишек. Это была еще молодая, голубоглазая и темноволосая женщина, очень добрая и вечно
занятая детьми, которых было шестеро и которых Поланецкий очень любил. За это она платила ему искренней дружбой, связывавшей ее и с Эмилией
Хвастовской. Обе женщины знали и любили Марыню Плавицкую, порешив между собой женить на ней Поланецкого и настойчиво уговаривая его съездить в
Кшемень. И теперь пани Бигель не терпелось узнать о его впечатлениях.
Но разговаривать не давали дети. Ясь, младший из умевших ходить, обхватив Поланецкого за ногу, тянул его к себе, крича: “Пам! Пам!”, что на
его языке означало: “Пан! Пан!”; девчушки, Эва и Иоася, без церемоний взобрались ему на колени, а Эдя с Юзей подступили к нему с серьезным
разговором. Они прочли “Завоевание Мексики” и теперь в него играли. И Эдя, подняв брови и разводя руками, с жаром объяснял:
- Хорошо! Кортесом буду я, Юзя - конным конвоиром, но как быть, если ни Эвка, ни Иоася не хотят быть Монтесумой? Так ведь нельзя играть,
правда? Кто-то же должен Монтесумой быть, иначе у мексиканцев не будет предводителя.
- А где у вас мексиканцы? - спросил Поланецкий.
- Вот эти стулья - мексиканцы, а те - испанцы, - отвечал Юзя.
- Ну, держитесь! Я буду Монтесумой, ну-ка, попробуйте теперь Мексику завоевать!
Поднялась невообразимая возня. Живой и непосредственный Поланецкий мгновенно обратился в ребенка и стал так отчаянно сопротивляться
Кортесу, что тот запротестовал, заявив, и не без основания, что это противоречит истории: раз Монтесума был побежден, значит, пусть даст себя
победить. Но Монтесума отвечал, что это его не касается, и продолжал сражаться. Игра затягивалась.
И пани Бигель спросила мужа, не дожидаясь конца:
- Ну, как визит в Кшемень?
- Он там проделал в точности, что и сейчас, - флегматично отозвался Бигель. - Перевернул все вверх дном и уехал.
- О ней он что-нибудь рассказывал?
- Про Марыню я не успел расспросить, а с Плавицким расстался - хуже не придумаешь. Хочет продать закладную, а это, само собой, приведет к
полному разрыву.
- Жалко, - промолвила пани Бигель и за чаем, когда дети пошли спать, прямо спросила Поланецкого про Марыню.
- Красива или нет, не знаю, - отвечал тот. - Я не задумывался над этим.
- Неправда! - возразила пани Бигель.
- Ну и пускай неправда. Ну и пускай мила, хороша собой и все что хотите. Да, можно влюбиться, да, можно жениться, но только ноги моей
больше не будет в этом доме. Догадываюсь, зачем вы меня туда посылали. Надо было только предупредить заранее, что за птица ее отец; наверняка
она характером в него, а раз так, благодарю покорно.