- А теперь в награду отправлен пылиться на склад! - засмеялся Поланецкий. - Хотя этот, положим, не запылится, он так ревностно следит за
собой, вроде вас, дядюшка. Первый франт в Варшаве! Что он поделывает, спрашиваете? Воздухом дышит, то есть выходит или выезжает прогуляться в
хорошую погоду. А вообще он - порядочный оригинал, голова у него совсем по-особенному устроена. Такое замечает, на что другой внимания бы не
обратил. Встречаемся мы как-то после его возвращения из Венеции, спрашиваю, что он видел. “Видел, говорит, плывут по каналу Скьявони пол яичной
скорлупы и пол-лимона; встречаются, сталкиваются друг с дружкой, расходятся, опять сходятся, и вдруг - раз! - лимон оказался в скорлупе, и
дальше поплыли уже вместе. Видишь, что значит гармония!” Вот все его занятия, хотя человек он образованный и большой знаток искусства.
- Говорят, он не без способностей?
- Возможно, только проку от них мало. Типичный небокоптитель. И был бы при этом хоть весел, а то еще вдобавок меланхолик. Да, забыл
сказать: он в пани Эмилию влюблен.
- У Эмилии много бывает гостей? - спросила Марыня.
- Да нет. Я бываю, Васковский, Букацкий, ну, Машко еще, адвокат, - покупкой и продажей имений занимается.
- Ну да, она столько времени Литке уделяет, куда тут принимать гостей.
- Да, Литка, бедняжечка, - вздохнул Поланецкий. - Может, подлечится в Райхенгалле, дай-то бог!
И безработное лицо его омрачилось. Теперь Марыня в свой черед взглянула на него с симпатией. “Да, наверно, он добрый”, - подумала она
опять.
- Машко, Машко... - повторил, как бы про себя, Плавицкий. - Тоже за Марыней увивался. Но не понравился ей. А что до перепродажи имений, при
нынешних жалких ценах...
- По словам Машко, именно сейчас выгодно их покупать.
Между тем обед подошел к концу, и они, перешли в гостиную пить кофе. Плавицкий подшучивал над Гонтовским, что обыкновенно служило у него
признаком хорошего настроения, а молодой человек довольно терпеливо сносил насмешки ради Марыни, но с такой миной, которая ясно говорила: “Кабы
не она, ты бы у меня запел по-другому!” После кофе Плавицкий стал раскладывать пасьянс, а Марыня села за фортепьяно. Играла она не бог весть
как, но было приятно смотреть на ее миловидную головку, которая с такой спокойной грацией вырисовывалась за пюпитром. Около пяти часов Плавицкий
сказал, глянув на часы:
- Что-то Ямиши не едут.
- Приедут, - успокоила его Марыня.
Но с этой минуты он беспрестанно посматривал на часы, восклицая: “Что-то Ямиши не едут!” А около шести объявил замогильным голосом:
- Что-то случилось!
- Горе прямо с ним! - тихо сказала Марыня подошедшему к ней Поланецкому. - Ничего там не случилось, но папа весь вечер будет теперь не в
духе.
У Поланецкого чуть было не вырвалось: выспится, дескать, и завтра опять повеселеет; но, видя неподдельную заботу на лице девушки, он
сказал:
- Насколько мне помнится, это недалеко. Пошлите узнать, что там приключилось.
- Папа, может, послать кого-нибудь к Ямишам?
- Не изволь беспокоиться, - язвительно сказал Плавицкий. - Я поеду сам.
И, позвонив, велел запрягать.