Еще час спустя замкнутое пространство начал заполнять запах пота, который, несмотря на усилия без всякой меры вылитого на платья и кителя парфюма, только густел. Ровный ряд хромовых сапог у входной двери превратился в бесформенную груду, а перешептывания офицеров об женской половине стихли.
Но теперь начались бурные выяснения служебных отношений, что привычно в офицерских компаниях. Вероятною причиной столь качественных изменений поведениянеосмотрительно малый запас водки, который был съеден уже спустя час, как прозвучал первый тост. Шампанское, которого было в достатке, в счёт не бралось, потому как употреблялось исключительно дамами и со свойственным им небрежением, когда в помещении невыносимо душно.
Замена водке нашлась скоро и в изобилии; сейфы инженеров полка связи едва справлялись с нашествием наполненных техническим спиртом канистр, банок и прочих всевозможных емкостей. И благодаря воздействию «жидкого доллара» гульбище потекло по тому обычному руслу, когда предугадать грядущие события невозможно, а служебное рвение вояк затмевает их сознание.
Ещё одна ранее упомянутая, молоденькая особа, по виду смазливая скромница и по положению жена замполита полка, неотрывно и с нескрываемой надеждою на такой удобный случай смотрела на капитана Снеговского, который напропалую и недвусмысленно уже более как месяц волочился за нею.
Молодая женщина была красива. Очень красива. Капля азиатской крови дала её природе настолько нужный оттенок, что это явление можно было сравнить с редкостной гармонией акцента и тембра голоса Анны Герман. У неё уже была дочурка трех лет, но присущие рожавшим женщинам округлости форм только чуть тронули гибкое девичье тело, придав изящности. И это было так мило, что не остановить восхищенного взора на ней было совершенно невозможно. По всему назначенный для неё гормональный всплеск слегка задержался и теперь вихрем нагонял потерянное время.
Кроме того хрупкая фемина, подбирала украшения тонко, со вкусом, хоть они были недорогие, была ухожена и очень правильно угадала подводку векам, изобретя оригинальную стрелку. А бледность вкупе с румянцем, которые теперь наложили на неё ожидания, что вот-вот случиться роковое предложение от Снеговского делали в эти минуты её прекрасной.
Забегая вперёд, скажу, что вопреки ставкам волнующего малышку чувства в этот вечер ничего не случилось. Снеговской не воспользовался почти смертельным опьянением замполита. И уже к рассвету, в своей спальне молодой женщине пришлось уступить себя мало что соображающему мужу. Ей было неприятно, даже противно, но мысли о Снеговском так горячили её воображение, что неожиданно её подхватило и понесло такое наслаждение, что на пике из её груди самопроизвольно вырвался доселе неведомой ей, неподвластный, особенный своею глубиною крик, а после показалось, будто она и вовсе умерла на некоторое время. От внезапного потрясения прелестница долго не могла прийти в себя. Она маялась, стараясь разобраться в новых ощущениях, самой себе. Терзала дурными мыслями воспаленное сознание. Истязала себя страхом за вырвавшийся неконтролируемый крик, который наверняка был слышен через стены
Наглость, с которой Снеговской склонял бедное создание к адюльтеру, подлавливая ее в самых неудобных местах, и беспардонный принуждением долгий поцелуй на неосвещенной площадке подъезда три вечера тому назад, наконец, сломили сопротивление застенчивой прелестницы. Снеговской знал о своей победе, но, наслаждаясь ею в эти часы, намеренно оставался равнодушен к неожиданной готовности женщины на все. Веющий от ухажера холод и показное равнодушие вводили Ниночку, так звали несчастную, в заблуждение. Она переживала, теряясь в догадках и, к тому, сильно боялась насмешки над своей слабостью и ещё более огласки грехопадения. От этого её пухленькие щёчки покрывал нездоровый румянец, виски бисером усыпал проступивший от волнения пот, а у подмышек проявились пятна. Женщина нервничала, испытывая то состояние, когда кажется, что тебя обнажённым выставили напоказ перед толпою.
Муж Ниночки был неплохо начитан, но по жизни довольно глуп, как все большие ревнивцы. Неотесанная грубость так и перла из него. И основания робеть создавшимся положением у застенчивой женщины были. Но поделать с собою она уже ничего не могла. Ворвавшийся в её размеренную жизнь капитан затмил собою весь мир, и Ниночка буквально растворилась в нахальстве красавца. Снеговского же удобство подвернувшегося момента волновало мало. Он упивался болезненным состоянием жертвы, зная какие муки она испытывает. Но стойко оставался непроницаемым к немым мольбам и ожиданиям Ниночки, потому как в жизни питал особую страсть ко всему самому неудобному и рискованному.
Стоит отметить, что достоинством Артура Станиславовича можно было считать умение хранить интимные тайны, что высоко ценилось его жертвами. Будучи дерзок в совращении застенчивых дам, а он выбирал именно таких, в близости Снеговской обходился с поверженной слабою половиной очень нежно и вовсе без пошлости. В чем можно было его упрекнуть, так только в том, что он не любил ни одну из них и более двух раз не использовал свое превосходство. У женщин же после него складывалось по-разному. Одни, не в силах далее бороться с угрызениями совести или терпеть мужа, уезжали к маме. Которых мужей скоро переводили в другие части, тем везло более. Эти несчастные каким-то образом перекраивали свое внутреннее я, саму жизнь, латали отношения и семьи сохраняли. Но все без исключения были благодарны ловеласу за трепет неведомых переживаний и, пусть и жестокий, но урок дозволенностирискуя всем на свете вкушать запретный плод.
Заполнивший поверх музыки пространство гомон, тонов довольно высоких и резкости непривычной, совершенно сбивал с толку. От этого разгоряченные офицеры были не в силах оформить свои мысли в более-менее приемлемую пониманию речь. Каждый раз говорящего сбивали с толку неожиданным восклицанием. Наперебой отвлекали вопросами, а порой и бесцеремонно перекрикивали. Потому служаки, под предлогом покурить, стали часто толпою выходить на лестничную площадку.
Здесь они сосредоточенно закуривали, и пару минут стояла гнетущая тишина, над которой парили клубы сигаретного дыма. Затем кто-нибудь начинал с претензии другому, или критики чьих-то деловых качеств. Визави начинал оправдываться, либо немедля переходил в наступление, указуя тем на несовершенство и самого "отличника боевой и политической подготовки".
В какой-то момент заметили и Снеговского. Претензий к нему не было, огрехов по службе за ним также не водилось, а какое и было, то не значило столько, чтобы ставить в укор. В разговоры Снеговской вступал редко, друзей не заводил, в компаниях был тих и всегда держался несколько в стороне. За это его недолюбливали. И хоть Артур Станиславович довольно хорош был, как картежник, всем казалось, что молчаливый капитан, соблюдающий дистанцию, презирает их.
А вы, капитан, отчего опять скушны? Не определением ли вашему ненастью поражение на любовном фронте, или тому иная вина? обратился Николай Сергеевич, прапорщик в годах, к стоящему через капитана и еще одного старлея Снеговскому.
Как это ни странно, но в полку офицеры общались исключительно по имени-отчеству и на "вы", что в наше время безусловно редкое явление для армии. Разгадка крылась в том, что весь без исключения полк играл. И порой так азартно, что любое самое срочное приказание свыше откладывалось до завершения "круга".
Командир части, сам заядлый картежник, беззастенчиво просаживающий полковую казну, при объяснении служивым причины невыполнения приказа, где ею указывалась игра, одобрительно кивал и тут же задавал вопрос: Что, Валерий Игнатьевич, неужто проигрались? Ох, бездельник! Ох доиграетесь вы когда-нибудь с огнем! Ну-ну, вижу-вижу В глазах потаенная печаль, на лице обида и недовольство! Колитесь, дорогуша, пока я в настроении, что и как.
И очень любил, если стервец ответствовал: В пух, товарищ командир! В чистейший пух, как есть проигрался. Полсотни, что оставались от жалованья, словно корова языком слизала. Так уж сложились козыри у противника, что столоваться мне в казарме пару недель. Посижу на казенных харчах, что уж теперьтем сходу озвучивая ниспосланное небесами наказание за невнимательность. Удовлетворенный ответом мот о двух больших звездах в погонах все же не упускал случая пожурить проказника, а, промучив разгильдяя минут двадцать, отпускал, озадачив того иным срочным заданием.