Эй, ты, ять, только посмотри! воскликнул постоянно происходящий Тюльпан, открывая очередную картину. Подписана Гогленом, но это ж, ять, подделка. Видишь, как свет падает? Если это, ять, писал Гоглен, то разве что своей, ять, ногой. Скорее всего, халтура какого-нибудь евойного ученика.
Всякий раз, когда у компаньонов выдавалась свободная минутка, господин Тюльпан, рассыпая во все стороны абразивный порошок и собачьи таблетки от глистов, отправлялся в обход местных художественных галерей. И господину Кнопу ничего не оставалось делать, кроме как таскаться следом. На этом настаивал господин Тюльпан. Говорил, что это, мол, бесценный опыт. Во всяком случае, кураторы галерей таковой опыт действительно приобретали.
Господин Тюльпан был прирожденным искусствоведом, но, к сожалению, не химиком. Чихая сахарной пудрой и тальком для ног, он посещал частные галереи и разглядывал воспаленными глазками услужливо поданные подносы с миниатюрами из слоновой кости, а господин Кноп в молчаливом восхищении слушал, как его партнер красочно и подробно описывает разницу между старыми подделками, сделанными из кости, и ятскими новоделами, которые ятские гномы изготавливают из ятского рафинированного жира, мела и не менее ятского наклеинового спирта.
Потом господин Тюльпан нетвердой походкой направлялся к коврам и гобеленам, некоторое время рассуждал о способах ковроткачества, пару минут обливался слезами у пасторали, после чего заявлял, что выставленному в галерее бесценному сто-латскому гобелену тринадцатого века никак не больше ста лет, потому что не, ять, ты только глянь на эту вот лиловатость! В то время, ять, такого красителя просто быть не могло! А это что, ять, такое? Агатский котелок для бальзамирования времен династии Пги Сю? Да вас просто, ять, обобрали, господин! Это не глазурь, а полное фуфло!
Пораженный до глубины души господин Кноп даже забывал прятать в карманах небольшие, но ценные вещицы. Честно говоря, он знал о том, что господин Тюльпан увлекается искусством. Когда им доводилось поджигать чье-либо жилище, господин Тюльпан всегда старался вынести из дома действительно ценные для истории произведения искусства, пусть даже для этого приходилось тратить время на то, чтобы привязать жильцов к кроватям. Где-то глубоко в этом заращенном толстым слоем рубцовой ткани и клокочущем яростью сердце пряталась душа истинного ценителя с безупречным чувством прекрасного. Странно было обнаружить ее в теле человека, готового постоянно всасывать в свой нос ароматические соли для ванн.
Огромные двери в противоположном конце комнаты распахнулись, явив темный прямоугольник коридора.
Господин Тюльпан? окликнул господин Кноп.
Тюльпан неохотно оторвался от тщательного изучения столика (предположительно работы Топаси) с восхитительной инкрустацией, содержащей безумное количество невероятно редких, ять, пород дерева.
А?
Пора на очередную встречу с боссами, сказал господин Кноп.
Вильям уже собирался навсегда покинуть свою конторку, когда кто-то вдруг постучал в дверь.
Он осторожно потянул за ручку, но внезапно дверь распахнулась от сильного толчка.
Ты совершенно, абсолютно неблагодарный тип!
Подобное не больно-то приятно услышать, тем более от девушки и тем более что гостья произнесла слово «неблагодарный» таким тоном, что, допустим, господин Тюльпан применил бы тут немного иную характеристику. Типа «ятский».
Вильяму и раньше приходилось видеть Сахариссу Резникона помогала своему отцу в крохотной мастерской, однако он никогда не обращал на нее особого внимания. Привлекательная? Нет, не очень. Но и не дурнушка. Просто девушка в переднике, которая довольно элегантно выполняет свою работу на заднем плане, например вытирает пыль или расставляет цветы. Пока у Вильяма о ней сложилось единственное впечатление: Сахарисса страдала неуместной учтивостью и ошибочно предполагала, что этикет может заменить хорошее воспитание. Она путала манерность с манерами.
Однако сейчас ему представилась возможность разглядеть ее получше. Сахарисса надвигалась прямо на неготой самой слегка пьяной походкой, которая присуща человеку, идущему на неминуемую погибель, и Вильям вдруг подумал, что с точки зрения столетий девушка весьма привлекательна. Время идет, и концепция красоты все время меняется. Двести лет назад глаза Сахариссы заставили бы великого живописца Каравати перекусить пополам собственную кисть. А триста лет назад при виде ее подбородка скульптор Никудышный уронил бы долото себе на ногу. А тысячу лет назад эфебские поэты пришли бы к общему мнению, что ее нос отправил бы в путь по меньшей мере сорок кораблей. А еще у нее были хорошенькие средневековые ушки.
Рука, впрочем, была вполне современной. От сильной пощечины щека Вильяма мгновенно запылала.
Эти двадцать долларов в месяц почти все, что у нас есть!
Прости? Что?
Да, согласна, он работает не очень быстро, но в свое время он был одним из лучших граверов в городе!
О Да Э-э
Вильям вдруг почувствовал приступ вины по отношению к господину Резнику.
И ты лишил нас всего, взял и лишил!
Но я же не хотел! Просто гномы Просто так получилось!
Ты работаешь на них?
В некотором роде С ними, сказал Вильям.
Пока мы умираем с голоду?
Сахарисса тяжело дышала. У нее было в избытке и других частей тела, которые никогда не выходили из моды и радостно принимались любым столетием. Очевидно, она полагала, что строгие старомодные платья помогут эти части тела скрыть. Она ошибалась.
Послушай, я ничего не могу поделать, взмолился Вильям, стараясь не глазеть на девушку. Ну, то есть мне от этих гномов теперь никуда не деться. Лорд Витинари выразился на сей счет весьма недвусмысленно. Вдруг все стало таким запутанным
Гильдия Граверов будет очень и очень недовольна, ты это понимаешь? спросила Сахарисса.
Э Да. Внезапная, отчаянная мысль пришла в голову Вильяму и обожгла едва ли не сильнее, чем пощечина. А ведь это интересно. Слушай, ты не хотела бы сделать по такому поводу официальное заявление? Скажем: «Мы этим очень и очень недовольны», заявил представитель представительница Гильдии Граверов?
Зачем? с подозрением в голосе осведомилась Сахарисса.
Мне очень не хватает событий. Для моего следующего листка, в отчаянии объяснил Вильям. Кстати, ты не могла бы мне помочь? Я буду платить тебе по двадцать пенсов за событие, и мне нужно не меньше пяти новостей в день.
Сахарисса открыла было рот, чтобы с гневом отвергнуть предложение, но тут в мыслительный процесс вмешались расчеты.
Доллар в день? уточнила она.
И даже больше, если новости будут интересными и длинными! с жаром воскликнул Вильям.
Это для твоих писем?
Да.
Доллар?
Да.
Она смотрела на него с недоверием.
Ты же не можешь платить так много. Я думала, ты получаешь долларов тридцать в месяц. Ты рассказывал об этом дедушке.
Ситуация немного изменилась. Честно говоря, я сам ничего не понимаю
Девушка по-прежнему смотрела на него недоверчиво, но врожденный анк-морпоркский рефлекс, предчувствующий некую перспективу получения доллара, постепенно брал верх.
Ну, я постоянно кое-что слышу. То тут, то там, промолвила она. И записывать всякую всячину? Полагаю, это достойное занятие для дамы. Практически культурное.
Э По крайней мере, близко к тому.
Я не хотела бы заниматься тем, что считается недостойным.
О, я уверен, это занятие вполне достойное.
И Гильдия ничего не сможет возразить В конце концов, ты уже много лет этим занимаешься.
Послушай, яэто я, перебил Вильям. Но если Гильдия решит что-то возразить, ей придется разбираться с патрицием.
Ну Хорошо. Раз ты считаешь такую работу приемлемой для молодой дамы
Вот и здорово, кивнул Вильям. Приходи завтра в словопечатню. Думаю, мы сможем выпустить очередной новостной листок буквально через пару дней.
Это был бальный зал. Благодаря красному бархату и позолоте он все еще выглядел шикарно, но одновременно казался каким-то затхлым из-за царившего тут полумрака. Вдоль стен располагались закрытые тканью канделябры, чем-то напоминающие призраков. Свечи, горевшие в центре комнаты, тускло отражались в зеркалах. Вероятно, эти зеркала некогда оживляли помещение, но с годами они покрылись странными мутными пятнами, а потому огонь свечей напоминал тусклое подводное свечение, пробивавшееся сквозь заросли водорослей.