Николай молчал. У него болела спина, и хотелось тишины и покоя. После летнего дождя на дороге виднелись жирные червяки. Он случайно наступил на одного и с неожиданным наслаждением раздавил его, хорошенько растянув по асфальту. Жена заметила, что Николай отстал и посмотрела ему под ноги. Брови поползли наверх, а губы исказила гримаса отвращения.
Фу! Что ты делаешь? Пошли уже скорее. Обеденный перерыв в расписании закончится, пока мы до дома дойдем!
Николай ускорил шаг, сколько мог. Спина не давала ему житья с тех пор, как он начал ходить по электричкам. Но попробуй объяснить это жене. Не поймет, не поверит, не пожалеет. Он шумно вздохнул и посмотрел по сторонам. Серебристая Чаща, умытая после дождя, благославленная высоким прозрачным небом, была смирна, словно ребенок в тихий час. Возле пруда сидел одинокий пьяный рыбак. Мама с коляской медленно шла, держа в одной руке книжку и пытаясь читать. А я вам представляю официальную версию событий. Николай с Людмилой пришли в свою квартиру. Дома никого не было. Старший сын Игорь работал грузчиком и был, соответственно, на работе в магазине. Магазин находился в ближайшем к поселку городе. До него на автобусе езды было не больше двадцати минут. Сестра проживала совместно со своим мужем, и в тот день была дома со своей трехлетней дочерью. Младший сын гулял с ребятами, двое из которых могли это подтвердить. Итак, супруги в квартире. Они должны были пообедать, передохнуть и снова отправится торговать по электричкам. Отношения с алкоголем в этой семье были достаточно спокойные. Николай мог выпить немного перед обедом, по праздникам. Свою меру он знал хорошо, и в запой никогда не уходил. При такой жене это было бы просто невозможно. К тому же Николай был крупным мужчиной, и для того, чтобы сильно напиться, ему нужно было бы принять гораздо больше, чем он обычно себе позволял. Опять же после обеда супруги всегда возвращались в электрички. Даже в праздники, особенно в праздники. Народ покупал в такие дни все подряд и помногу. Поэтому в тот день повода напиться не было никакого. Однако официальная версия следствия была такова. Супруги выпили за обедом. Старший сын сказал, что с кухни исчезла бутылка местного самогона. Потом Николай с женой крепко поругались. Кто не знал хорошо их отношения, мог бы сделать такое предположение. Конфликт перерос в драку. Сравните полутораметровую худенькую покойницу и двухметрового коренастого мужчину. На кого поставите? Во время драки Николай сжал шею жены и держал до тех пор, пока она не перестала дышать. Испугавшись содеянного, мужчина решил инсценировать самоубийство. Накинул на шею Людмилы петлю и привязал на крюк, который находился на потолке в ванной. Далее Николай лег спать, словно трехлетка в детском саду. Когда он проспался, было уже темно. Сыновей, по-прежнему, дома не было, зато в ванной висела жена. Почти трезвый к тому времени Николай вызвал Скорую помощь. Итог того дня был суров. Вернувшийся с работы Игорь и его младший брат оказались дома как раз, чтобы увидеть вынос тела матери. Ещё они увидели, как полицейские забрали отца. В одну минуту ребята осиротели. Николая осудили за убийство по неосторожности и посадили. Сестра пыталась поддержать братьев и возила им горячий суп в термосе, убирала квартиру, и все время в ее висках стучал вопрос: что же все-таки случилось в тот ужасный день.
Ходили сплетни, что убил мать один из сыновей. Младший баловался наркотиками, и деньги ему всегда были нужны. Чем не причина своровать? Мать застукала его за неблаговидным занятием и стала его жертвой. Только из дома ничего не пропало, кроме бутылки местного самогона. И пятнадцатилетний мальчишка не стал бы устраивать инсценировку с повешением. Он мог бы поднять тело, так как Людмила была лёгкой словно пёрышко, но смысла в ее убийстве не было.
У старшего сына, казалось бы, также не имелось очевидных причин для убийства матери. Впрочем, если копнуть глубже, то повод все же был. Игорь всегда жалел отца, так как сам был по характеру таким же тихим и молчаливым. Он никогда не перечил матери, если дело касалось его самого. Сказала мать: иди, огород вскапывай вместо дискотек своих этихон покорно шел. Но если мать налетала на Николая, то Игорь всегда вставал на его защиту, прикрывал его и брал вину на себя. Возможно, Игорь снова стал невольным свидетелем супружеской ссоры и на этот раз не выдержал и задушил мать. Кто знает, что на душе у этих молчаливых тихонь? Тогда понятно, почему Николай безропотно сдался властям. Он прикрывал сына и дал ему скрыться с места преступления. Однако остаётся неясным показание Игоря по поводу пропажи бутылки самогона. Не для кого в Серебристой Чаще не было секретом, кто, где и когда варил самогон и торговал им. Иногда случались казусы у доморощенных химиков, и самогоном травились или на несколько часов лишались разума. Но такого побочного эффекта, как смертоубийство, ещё не наблюдалось. Естественно, после того, как стали известны показания Игоря, самогонные аппаратчики затаились и стали отрицать факт продажи своего пойла. Куда исчезла бутылка из-под самогона следователь вычислить не смог, так же как и, вообще, ее существование на кухне в доме убитой.
На следующий день после убийства жители Серебристой Чащи стали высказывать самые разные предположения. Я тоже слышала о трагических событиях, но как-то не вдавалась в подробности. Думаю, это от того, что моя мать всегда избегала мрачных вестей и особенно их обсуждения в кругу семьи. А кроме, как от мамы мне негде было выяснить, что случилось в соседнем подъезде. Я по-прежнему ни с кем в Серебристой Чаще не общалась. Слишком многое меня отвратило от жителей посёлка. Тот, кто меня не задирал, все равно казался мне молчаливым свидетелем моего позора. Я рада была тому, что так и осталась чужаком в Серебристой Чаще. Со временем я и вовсе перестала приезжать в поселок после работы. Я долгое время жила в близлежащем городке, где был тот самый магазин, в котором работал Игорь. Когда я бывала в Серебристой Чаще, то иногда наталкивалась на учительницу, которая преподавала русский язык и литературу и на уроки которой я ходила с удовольствием. Учительница жила прямо под нами, и я всегда остро осознавала, когда ее видела, какие мы беспокойные соседи. Естественно, что у женщины было имя, Маргарита Васильевна, но мы ее называли простоучительница. Я думала, должно быть приятно иметь мать, которая читала всю мировую классику, но, очевидно, что ее сын так не думал. Пока он не вошёл в нежный возраст гормональных бурь, особенно никто его и не замечал. Ну, сын и сын. Даже у учителей есть дети, что тут удивительного. Но потом мальчишка попробовал наркотик, и его жизнь стала предрешена. Не только из-за пагубного влияния наркотика на здоровье, а ещё и потому, что его родители будут до конца отрицать порок сына. Нет порока, нет позора, но нет и помощи. Маргарита Васильевна со своим супругом делали все возможное, чтобы беда не стала очевидной для жителей посёлка. Естественно, что солидные взрослые не подозревали ни о чем, а вот подростки знали всё. К великому счастью для меня в мои подростковые годы моды на наркотики не было. Мы могли напиться вина, пива, того же самогона, накуриться до рвоты. С этого несложно соскочить при желании. Но как только мой опасный возраст перевалил за экватор, и я поступила в институт на заочное, стала работать, наркотик плотно вошёл в Серебристую Рощу. Он разрушил многие семьи, многие жизни. Словно эпидемия тогда охватила ребят. Родители были по-прежнему заняты выживанием в постперестроечной смуте, и, если они худо-бедно понимали, как распознать, что отпрыск попробовал вина, то распознать действие наркотика ещё не могли. Запаха нет. "А-ну, дыхни!" больше не работало. Поведение странное? Ну, так это подросток. Они всегда такие. Наркотик хлынул в поселок широкой рекой, и утонуло в ней немало. Родители не были подготовлены к такой беде.
Никто не был и подготовлен к тому, что случилось в семье Людмилы и Николая.
Люди тогда многое говорили, а я представлю свою версию событий.
Начало ужасной трагедии следует искать в прошлом. Причем не в прошлом Людмилы, а в прошлом учительницы. Маргоша росла умной и амбициозной. Иначе и быть не могло, если твой папа профессор, а мама строгая, вечно сидящая на диетах домохозяйка с холеными руками. Когда Маргоша стала взрослеть, то мать поняла: девочка будет полной, если не предпринять никаких мер. Маргошу тоже посадили на диету, которую соблюдать было невыносимо тяжело. Ведь мама готовила божественно, любила печь пироги, а потом с затаенной глубоко злостью смотрела, как муж-профессор со своими друзьями наслаждается ее стряпней.