Я сказал терпеливо:
У меня нет простатита. Я просто не умею ездить верхом.
Чушь! Прыгай в седло, я тебя обучу!
Прыгай в седло? Легко сказать. Я-то прыгну, и даже, возможно, перепрыгну, но отбитые ребраэто то, чего не могу позволить сегодня.
С превеликой радостью, Атли, я приму от тебя уроки верховой езды. Но не сегодня. Боюсь, если мы начнем обучение сегодня, мы не успеем к вечеру в порт. Мы поедем в карете.
Она произнесла что-то на степном наречии, покачала головой, закатила глаза. Человек, не способный держаться в седле, был подобен для нее инвалиду.
Больше она не держала меня за руку. Мы приблизились к конюшням порознь.
У главных ворот комплекса конюшендлинных одноэтажных бараков из красного кирпичатолпились придворные крысы, и я не придал этому значения, привык, что они кучкуются то здесь, то там, занятые пожиранием падали. Но толпа была изрядная, человек сто или более, и это должно было меня насторожить.
Не насторожило.
Из толпы стремительно выдвинулся мужчина, одетый с вызывающей роскошьюпозолоченный багровый плащ, такой же камзол с голубой лентой через грудь, простроченные серебряными нитями штаны, пряжки на сапогах золотые.
По тому, как среагировал мой авангард, я понял, что мужчинане последнее лицо в империи. Ему не заслонили путь к моей персоне, даже чуть-чуть отстранились. Мужчина приблизился, шпага на его боку колыхалась, нервно постукивая по замшевым голенищам сапог. Еще одна имперская регалия? Что-то вроде польского Щербеца или французского Жуаезазнатных мечей своего времени?
Блоджетт позади заквохтал, и я понял, что дело пахнет керосином, но не успел среагировать. Мужчина, приблизившись на два метра, швырнул мне под ноги перчатку и возвестил благородным басом:
Я Хэвилфрай, единокровный брат принца Мармедиона, которого ты оскорбил прилюдно! Он слаб и не способен отстоять свою честь! Я сделаю это за него. Я объявляю тебя, Аран Торнхелл, жалким трусом и негодяем и вызываю на бой. Здесь и сейчас!
И по выражению его тяжелого, исчерканного шрамами лица, и по деланно возмущенному голосу, и по неимоверно пафосной речи я понялплевать он хотел на младшенького, полудурочного принца, его оскорбление лишь повод, чтобы вызвать меня на дуэль и пришить. Мои врагисовершенно неугомонны, ну просто спасу от них нет.
Принц Хэвилфрай ждал, положив руку на эфес шпаги.
Ситуация
Они все подготовили как надо, мои недруги. Масса глаз, идеальный вызов на поединок, отказаться от которого в нынешней ситуацииневозможно. Если я сейчас дам принцу в челюсть и откажусь от поединкаменя не поймут. Вот простоперестанут уважать и боятся. Я превращусь в труса и посмешище Третий раз дворянин, архканцлер убегает от поединка чести, да это же смешно! Вдобавок, меня перестанет уважать Атли. Она отошла, отстранилась, смотрит прищурено, вот прямо сейчас оценивает смелость серого волка! Своего мужчины.
Я наступил на принцеву перчатку носком левого ботинка, и медленно, со вкусом вытер об нее подошву правого: вперед-назад, и так несколько раз, до тех пор, пока замшевая тонкая перчатка не превратилась в смятую пыльную тряпку.
Хэвилфрай смотрел на это, расширив глаза. Губы немо шевелились. Лет принцу было около тридцати, и, судя по резким чертам и шрамам, он обладал характером не в пример более крепким, чем Мармедион.
Тишина Слышно только конское ржание. Все взгляды придворныхна мне, пока еще живом архканцлере несчастном.
Блоджетт промолвил над ухом вкрадчиво, голосом, из которого вдруг испарилось старческое дребезжание:
Ваше сиятельство Уклоняться не советую, ваше сиятельство. Не поймут. Если вы и теперь уклонитесьэто отразится на вашей репутации самым решительным и скверным образом.
Я понимал это слишком хорошо. А если я не уклонюсь, меня зарежут как барана. И даже если я протащу через Коронный совет указ о запрете дуэлей, меня не поймут и нарекут трусом, и моя репутация рухнет.
Думай, Торнхелл, думай! Наверняка есть лазейка, в которую можно юркнуть Вот, хотя быотсрочить дуэль?
Знакомы с дуэльным кодексом, Блоджетт?
Разумеется, ваше сиятельство. Дуэльный кодекс Санкструма стар, и
Это я уже слышал. Можно ли отсрочить дуэль?
Да, ваше сиятельство.
Какой максимум?
Максимумна две недели, ваше сиятельство.
И это не отразится на моей репутации? И не называй ты меня сиятельством, черт тебя дери!
Только если вы после отсрочки сбежите или откажетесь от дуэли, ва господин архканцлер.
Я сказал громко, чтобы голос мой донесся до всех:
Я принимаю вызов! Дуэль состоится через две недели, как дозволяет великий и древний кодекс Санкструма! Пока же архканцлер слаб после путешествия по стране. Очень слаб и не может сражаться со столь умелым соперником, как принц Хэфилфрай.
Увидел, как глаза принца вспыхнули, как рука сжалась на эфесе так, что пальцы побелели и расслабилась. Он знал дуэльный кодекс и не мог ему противиться.
Я поднял перчатку двумя пальцами, приблизился к принцу и, улыбаясь, затолкал ее за богато отделанный пояс. Затем улыбнулся, подмигнул Хэфилфраю, и едва сдержался, чтобы не похлопать его по щеке.
Две недели отсрочки.
Но только за две недели мне никак не научиться фехтовать.
За это время мне необходимо придумать что-то, что поможет победить в фехтовальном поединке принца Хэвилфрая.
Глава четырнадцатая
Недавно прошел дождь, и по улицам Норатора еще бежали ручейки грязи. Животы туч, казалось, были покрыты копотью, но небо уже светлело и вечернее солнце заглядывало в многочисленные прорехи, вылизывая мостовую золотыми языками. Сквозь зарешеченное оконце кареты я смотрел на городские улочки, а сердце тем временем выстукивало все убыстряющийся ритм. Я направлялся в ловушку, знал это, и ничего не мог поделать. Те, кто расставил ее, прекрасно понимали все алгоритмы моего поведения: «должен спасти», «идиотское благородство», «чувство дружбы», «своих не сдаем» и прочее. Это как в «Гамлете»ты управляешь человеком, зная клапаны его души. Они знали мои клапаны, знали, куда и как нажимать, чтобы направить меня на однозначную смерть.
В разложенный пасьянс власти Санкструма карта архканцлера не вписывалась.
Впрочем, я уже не тот сопливый пацан, что был перенесен в Санкструм Белеком Я научился убивать. И понял, что без жестокости и хитрости в этом мире я вряд ли уцелею. Но и жестокость, и хитрость я буду проявлять изредка, только тогда, когда нет у меня выбора, когда загнали в угол Как вот с предстоящей дуэлью Илис Большой имперской печатью, которую необходимо получить, если я намерен сосредоточить в своих руках всю власть в стране.
Каретая взял самую простую, без гербов и позолотывысадила нас неподалеку от порта, на маленькой площади с каменным высоким постаментом посредине. Видимо, он когда-то служил подножием статуи, но от нее не осталось и следа. Черный постамент пестрел от бумажек, частично размокших от дождя. Подле толпились люди.
Я подал руку Атли, но она громко цокнула и спрыгнула на мостовую без моей помощи. «Торнхелл, яШутейник, твой хогг! сказал ее взгляд. За каким чертом ты подаешь руку мужчине? Вы что, любовники?»
Она была в длинном темном плаще, маскировавшем клинки, и шляпе, надвинутой по самые брови. Перчатки скрывали руки, а что до лица, то в карете мы закрасили его охряным, легко смываемым гримом. Теперь она была вылитый хогг, просто не отличить.
Я тоже был в шляпе, надвинутой на лобчтобы оставаться неузнанным. Такой романтический образ, только вод незадачалоб под шляпой неудержимо потел.
Я обернулся к двум возницамзамаскированным Алым, чьи плащи заслоняли доспехи и оружие:
Ожидайте нас там, где условлено. Лошадей сменить. Завтра мне понадобится карета.
Они синхронно кивнули, все это уже было обговорено не один раз. Я объяснялся с ними уверенно, но в глубине души понималесли затея не выгорит, Алым будет некого дожидаться
Они уехали, а я содрогнулся. Все, мосты сожжены. Теперьтолько вперед.
Но не сразу
Подковки моих ботинок простучали по мостовой; я быстро, по верхам, ознакомился с содержанием налепленных на постамент бумажек.
«Трактир «Красная мельница» со всею обстановкою небитой и богатой продается по улице Серебряной кроны. В трактире никого не зарезали и ежели услышите про бойню в трактирето вранье подлое и никаких рек крови не было там!»