- Но ведь это же рабочие, грубый народ, - твердил он. Подумай, придется подавать в суд, тебя могут узнать, арестовать - и ты погибла. С такими людьми лучше не связываться.
Она заговорила о другом:
- Как же нам быть? Я больше сюда не приду.
- Очень просто, - ответил он, - я перееду на другую квартиру.
- Да.., - прошептала она. - Но это долго.
Внезапно у нее мелькнула какая-то мысль.
- Нет, нет, послушай, - сразу успокоившись, заговорила она, - я нашла выход, предоставь все мне, тебе ни о чем не надо заботиться. Завтра утром я пришлю тебе голубой листочек.
"Голубыми листочками" она называла городские письма-телеграммы.
Теперь она уже улыбалась, в восторге от своей затеи, которой пока не хотела делиться с Дюруа; В этот день она особенно бурно проявляла свою страсть.
Все же, когда она спускалась по лестнице, ноги у нее подкашивались от волнения, и она всей тяжестью опиралась на руку своего возлюбленного. Они никого не встретили.
Он вставал поздно и на другой день в одиннадцать часов еще лежал в постели, когда почтальон принес ему обещанный "голубой листочек".
Дюруа распечатал его и прочел:
"Свидание сегодня в пять, Константинопольская, 127. Вели отпереть квартиру, снятую госпожой Дюруа.
Целую Кло".
Ровно в пять часов он вошел в швейцарскую огромного дома, где сдавались меблированные комнаты.
- Здесь сняла квартиру госпожа Дюруа? - спросил он.
- Да, сударь.
- Будьте добры, проводите меня.
Швейцар, очевидно привыкший к щекотливым положениям, которые требовали от него сугубой осторожности, внимательно посмотрел на него и, выбирая из большой связки ключ, спросил:
- Вы и есть господин Дюруа?
- Ну да!
Через несколько секунд Дюруа переступил порог маленькой квартиры из двух комнат, в нижнем этаже, напротив швейцарской.
Гостиная, оклеенная довольно чистыми пестрыми обоями, была обставлена мебелью красного дерева, обитой зеленоватым репсом с желтыми разводами, и застелена жиденьким, вытканным цветами ковром, сквозь который легко прощупывались доски пола.
Три четверти крошечной спальни заполняла огромная кровать, эта необходимая принадлежность меблированных комнат; погребенная под красным пуховым одеялом в подозрительных пятнах, отделенная тяжелыми голубыми занавесками, тоже из репса, она стояла в глубине и занимала всю стену. Дюруа был недоволен и озабочен. "Эта квартирка будет стоить мне бешеных денег, - подумал он. - Придется опять залезать в долги. Как это глупо с ее стороны!"
Дверь отворилась, и в комнату, шурша шелками, простирая объятия, вихрем влетела Клотильда. Она ликовала.
- Уютно, правда, уютно? И не нужно никуда подниматься, - прямо с улицы, в нижнем этаже. Можно влезать и вылезать в окно, так что и швейцар не увидит. Как нам будет хорошо здесь вдвоем!
Он холодно поцеловал ее, не решаясь задать вопрос, вертевшийся у него на языке.
Клотильда положила на круглый столик, стоявший посреди комнаты, большой пакет. Развязав его, она вынула оттуда мыло, флакон с туалетной водой, губку, коробку шпилек, крючок для ботинок и маленькие щипцы для завивки волос, чтобы поправлять непослушные пряди, вечно падавшие на лоб.