- Будьте любезны подождать.
И указал на переполненную приемную.
Тут были важные, сановитые господа, увешанные орденами, и бедно одетые люди в застегнутых доверху сюртуках, тщательно закрывавших сорочку и усеянных пятнами, которые своими очертаниями напоминали материки и моря на географических картах. Среди ожидающих находились три дамы. Одна из них, хорошенькая, улыбающаяся, нарядная, имела вид кокотки. В ее соседке, женщине с морщинистым трагическим лицом, одетой скромно, хотя и столь же нарядно, было что-то от бывшей актрисы, что-то искусственное, изжитое, пахнувшее прогорклой любовью, поддельной, линялою молодостью. Третья женщина, носившая траур, в позе неутешной вдовы сидела в углу. Дюруа решил, что она явилась просить пособия.
Прием все еще не начинался, хотя прошло больше двадцати минут.
Дюруа вдруг осенило, и он опять подошел к швейцару.
- Господин Вальтер назначил мне прийти в три часа, - сказал он. - Посмотрите на всякий случай, нет ли тут моего друга Форестье.
Его сейчас же провели по длинному коридору в большой зал, где четыре господина что-то писали, расположившись за широким зеленым столом. Форестье, стоя у камина, курил папиросу и играл в бильбоке. Играл он отлично и каждый раз насаживал громадный шар из желтого букса на маленький деревянный гвоздик.
- Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, - считал он.
- Двадцать шесть, - сказал Дюруа.
Форестье, не прерывая размеренных взмахов руки, взглянул на него.
- А, это ты? Вчера я выбил пятьдесят семь подряд. После Сен-Потена я здесь самый сильный игрок. Ты видел патрона? Нет ничего уморительнее этой старой крысы Норбера, когда он играет в бильбоке. Он так разевает рот, словно хочет проглотить шар.
Один из сотрудников обратился к нему:
- Слушай, Форестье, я знаю, где продается великолепное бильбоке черного дерева. Говорят, оно принадлежало испанской королеве. Просят шестьдесят франков. Это недорого.
- Где это? - спросил Форестье.
Промахнувшись на тридцать седьмом ударе, он открыл шкаф, и в этом шкафу Дюруа увидел штук двадцать изумительных бильбоке, перенумерованных, расставленных в строгом порядке, словно диковинные безделушки в какой-нибудь коллекции. Форестье поставил свое бильбоке на место и еще раз спросил:
- Где же обретается эта драгоценность?
- У барышника, который продает билеты в Водевиль, - ответил журналист. - Могу тебе завтра принести, если хочешь.
- Принеси. Если хорошее - я возьму; лишнее бильбоке никогда не помешает.
Затем он обратился к Дюруа:
- Пойдем со мной, я проведу тебя к патрону, а то проторчишь тут до семи вечера.
В приемной все сидели на прежних местах. Увидев Форестье, молодая женщина и старая актриса поспешно встали и подошли к нему.
Форестье по очереди отводил их к окну, и хотя все трое старались говорить тихо, Дюруа заметил, что он и той и другой говорил "ты".
Наконец Форестье и Дюруа вошли в кабинет издателя, куда вела двойная обитая дверь.
Под видом совещания Вальтер и кое-кто из тех господ в цилиндрах с плоскими полями, которых Дюруа видел накануне, уже целый час играли в экарте.
Напряженное внимание, с каким издатель рассматривал свои карты, и вкрадчивость его движений составляли контраст с той ловкостью, гибкостью, грацией опытного игрока, с какою бил, сдавал, манипулировал легкими цветными листиками картона его партнер.