Еле мог тут находиться, но не время сбегать. Смотрел, как добивают раненых, потомкак разрушают то, что можно было разрушить, обливают горючим варом, поджигают балки и бревна. Сдвинуть камни отряду Вэй-Ши не под силу, но крепость не должна остаться невредимой.
Мог бы проверить все тщательней, но слишком хотелось исчезнуть отсюда; понадеялся, и без того злые потерей половины своих, они сами справятся.
Тела, что валялись во дворе и свисали со стен, разрубленные, иногда обгоревшие, не волновали, но воздух был переполненэти, незримые, пока не поняли, что мертвы, но потом увидят его. Они не опасны, но кому хочется слышать проклятия, пусть и немые, посмертные?
Ка-Ян пришел к нему с алой полосой на лбу, пьяный от схватки, но немного растерянный, сказал, что женщины, про которую говорил, уже нет в живых.
Хрустнула веточкаоказывается, зачем-то вертел ее в руке. Ка-Ян отшатнулся и вздрогнул, будто не веточка упала на камень двора, а факел на сухую солому.
Спросил, не хочет ли увидетьответил, что нет.
На галерее она стояла нарядная, прямая, как деревце, и от стрелправда, редкихне пряталась. Какое-то время смотрела на негопрожигая в воздухе взглядом дорожку, таким же огненным, как заря на ее платье; а потом его отвлеклиа она уже больше не повернулась. Занятый штурмом, вновь перестал следить за ней, потом понял, что ее нет на прежнем месте.
Больше к нему не подходили, и он мог бродить, где вздумается. Поднялся на галереюс другой стороны от места, где стояла Сайэнн, глянул на горы. Здесь, наверху, было немного легче, души остались внизу. А скоро тут все сгорит, дерево же. Прошелся по комнатамздесь, видно, жили командиры. Дорогая мебель, хоть и не такая роскошная, как у богачей Осорэи, приборы для письма, иногда книги. На одном из столиков лежала черно-красная флейта. Хороша была, не бесполезный тростник, на котором играть может только ветер.
Взял ее, вышел, опустился на доски возле столба галереи, щекой к его поверхности, раскрашенной в белый и красный. Повертел в пальцах тонкое полое тело, приложил к губам, вспоминая, как давно, в прошлой жизни его учили играть.
Цепочка тонких звуков полилась, замирающая, похожая на змеящуюся поземку. Души, привлеченные звуками, поднялись, закружились, не отваживаясь приблизиться. Хоть во дворе их меньше останется
Опустил флейту, испытывая непонятное смятениевпервые перестал понимать, кто он сам. Он заиграл снова, вспоминая людей, которых встречал когда-тофлейтиста, актрис, Лайэнэ, мужчин и женщин, детей и взрослых. Играть получалосьон сам это осознавалплохо, но он старался, сворачивал собственное восприятие в их узкий непонятный звукоряд, нелепый, но почему-то такой притягательный. На несколько мгновений вышло почти как надо, это был уже не свист птицы или журчанье ручья, а музыка. Но нить, на которую он сумел насадить звуки, порвалась, и все снова рассыпалось.
Умерла музыка.
И его смерть, которую смертью и нельзя называть Надежная ниточка, что вернула его в мир быстро и прежнимросток жизни в теле человеческого мальчика, все то, что он сам получал в дар много лет подряд. То, что он сам и создал.
Если этого ростка не станет, сам онощутит ли что либо? Услышит звук от разрыва? Может быть, нет и все свершилось, как он хотел. Или еще не свершилось?
Теперь уже поздно что-то возвращать.
Руки разжались, светлая стрелка флейты упала с галереи, покатилась по плитам двора.