Кирил Бонфильоли - Гамбит Маккабрея стр 7.

 Слушай,  сказал он.  Если тебе этого мало, то тебе не ружье надо, а, бъять, зенитку.

Тут я уже по-честному начал дуться, и он это мгновенно ощутил; именно такое шестое чувство служит отличную службу армянским торговцам коврами. Он улизнул и вернулся с тонким элегантным кожаным футляром, который и свалил мне на то, что мне по-прежнему нравится называть «коленями». Внутри содержалось: «манлихер» в трех легко собираемых частях, снайперский прицел, навесной фонарик для отстрела крокодилов или любовниц в ночное время и двести фунтов довольно свежих 7,65-мм патронов, не говоря уже о шомполе розового дерева, серебряной масленке, серебряной коробочке для сэндвичей с гербом, рулончике фланелета 4x2 дюйма и комплекте инструментов, включавшем штукенцию для выковыривания бойскаутов из трусиков герлскаутов. Это было очень красиво; я возжаждал им завладеть.

 У антикварщика ты бы за него озолотился,  зевнул я.  Но моему другу нужно то, чем можно в кого-то стрелять. А такими игрушками никто не играет с тех пор, как Геринг бродил по первобытным топям.

 Двести семьдесят пять,  ответил он.  И это мое крайнее слово.

Двадцать минут, два всплеска раздражения и полбутылки скотча спустя я вышел оттуда владельцем ружья, уплатив двести фунтов,  что, как мы оба знали с самого начала, я и собирался заплатить.

 И зачем нам этот металлолом?  угрюмо поинтересовался Джок, когда я принес снаряжение домой.

 Им мы и выполним работу.

 Можете сами. Я нет,  сказал он.

 Джок!

 Я британец. Кстати, у меня сегодня вечером выходной, нет? И я пошел играть в домино. В холодильнике свинина. Мадам нетусказала, ушла в какой-то паб, называется «Дом Кларенса».

Я отослал его взмахом ледяной руки. Дела и так не ахти, чтоб еще препираться с чванными слугами, которым недостает преданности поддержать своих потворствующих хозяев в такой традиционной английской забаве, как порцайка цареубийства.

Свинина в холодильнике увядала по краям; мы с нею обменялись взглядами взаимного презрения, как две дамы в одинаковых шляпках на Королевской трибуне в Аскоте. Я переоблачился в костюмчик поизящнее и отправился к «Исоу», где съел больше, чем мне полезно. У «Исоу» всегда так, но оно того стоит.

На покой я отправился ранов узкую кровать у себя в будуаре, ибо мне потребно было переварить, истово поразмыслить и спланировать. Я слышал, как Иоанна приоткрыла дверь, и незамедлительно воспроизвел убедительный аккомпанемент крепкого сна; она уползла восвояси. До меня донесся легчайший лязг и звяк уроненной в шкатулку с драгоценностями тиары, далеетишина.

Я продолжал размысливать и планировать. К тому мгновенью, как я заснул, у меня выработался трехчастный план:

(1) Добыть непроницаемый камуфляж.

(2) Избрать снайперскую позицию.

(3) Подготовить путь отхода.

Предприняв что-то и свершив, я отдых заслужил, и ночное отдохновение я получил; нарушали его лишь удовлетворенные шумы пищеварительного тракта, знакомые всем, кто столовался у «Исоу». Что ж, гадкие сны мне тоже снились, но я всегда утверждал, что пересказывать сновидениятретье величайшее занудство, на которое способен человек. Не мне вам говорить, каковы первые два.

8Маккабрей макает перепуганный пальчик в кишащие акулами воды цареубийства

КОСТЮМ БЫЛ ГНУСЕН, просто гнусен. Его явно пошили в 1940-х годах на румынского сутенера-дальтоника, а то и жиголо. Шашечки сине-оранжевого узора, должно признать, были немногим крупнее обычной пачки сигарет: вероятно, сутенер либо жиголо не желал сильно бросаться в глаза. Непристойных открыток в карманах не оказалосьравно как и отбракованных на фабрике «французских писулек»; меня это убедило в том, что, по крайней мере, в химчистке наряд побывал. Я приобрел его в заведении под названием «ГОСПОДСКИЕ ГАРДЕРОБЫ, СКУПКА», и в самом деле: складки пиджака ниспадали с моих плеч в манере, свойственной фанерным гардеробам. «ГОСПОДСКИЕ ГАРДЕРОБЫ, СКУПКА» также продала мне пару обуви под стать, хотя своим бело-коричневым великолепием ботинки эти, похоже, выдавали происхождение подревнее: в них мог щеголять мелкий дворянчик, выйдя промышлять себе состояние где-нибудь в монте-карлианском «салоне-привэ» году этак в 1936-м.

На себя в зеркало их примерочной я глянул лишь единожды. Под дубинкой костюма я мог поморщиться, но, клянусь, в голос не закричал.

Ресурсы «ГОСПОДСКИХ Г. С.» казались неистощимыми.

 Кте,  спросил я со своим лучшим миттель-европ-акцентом,кте я моку приопрести топротный, крепкий, мусикально-инструментальный сакфояш тля моефо мусикально-инструмента? Мне потрепуется фот такой капарит.  Пока я очерчивал размер, подлый костюм нещадно вспарывал мне подмышки.  Такой, ф каких шикакские канкстеры раньше носили окнострельные афтоматы, ха ха!

 Ну и в нужное же место вы зашли же!  шумно просиял мистер Г.Г.С.  Ступайте же сюда, сэр, и осторожно жеступенька. Мы же отчасти специализируемся на влагалищах для музыкальных инструментов. Вот тут, я же уверен, вы же отыщете футляр своей мечтысреди этой небольшой коллекции!

Я подозрительно сощурился на него, ибо всем известно, что библейское «влагалище» ныне толкуется несколько игривее, но он, судя по всему, за отросток меня не водил. Передо мной действительно раскинулся превеликий ассортимент на совесть сработанных конурок для музыкальных инструментовзрелище редкое и причудливое. Пред моим мысленным взором расстилались пропорции «манлихера» (любой хоть чего-то стоящий торговец искусством может с первого взгляда на раму определить, подойдет ли она какой-нибудь картине из его запасников, а также можно или нельзя ее подогнать под размер оных, не жертвуя красотой резьбы), и я вскоре выбрал футляриначе «влагалище»извращенной формы, разработанное, вне всяких сомнений, под баритон-саксофон. Пререкался я насчет него ровно столько, чтобы не возбудить подозрений в груди мистера Г.Г.С.

После чего запихал свой противный господский гардероб и со-ответные ему ботинки в футляр и медлительной стопой повлекся хмуро в шалаш спокойный свой, усталый, как любой селянин из Сток-Поджис, помедлив только в «Лиллиуайте», дабы приобрести клетчатую кепку для гольфа той разновидности, кою до сих пор я полагал существующей лишь в сочинениях П.Г. Вудхауса. В «Лиллиуайте» я воспользовался своим йоркширским акцентом, дабы сбить их, видите ли, со следа. Плащ тайного агента уже окутывал мне плечи так уютно, что я чувствовал себя плющом увитой башней. Я не возбудил, смею надеяться, никаких подозрений; даже без акцента меня бы приняли за джентльмена с Севераникто другой не стал бы покупать такую кепку.

По моем прибытии в квартиру Джок моргнул на инструментальный футляр злобным глазом. Второй глаз, незлобный, стеклянный, был устремлен в эмпиреи либо к потолку так, что, умей он говорить, явно сказал бы: «Иже еси».

 Будь добр, водрузи этот гроб для банджо в гардероб моей гардеробной,  промолвил я величавым хозяйским голосом,  и попрошу тебя внутрь взглядов не бросать, ибо содержимое шокирует даже меня. И воздействие оного на честного кашцехлёба, подобного тебе

 Вы имеете в виду«хлебопашца», мистер Чарли.

 Быть может, может быть. Как бы там ни было, немедля мне поведай без экивоков и своими словами, не упуская самых незначительных примет,что у нас сегодня на обед?

 Мадам нету,  чопорно отвечал он.  Играет в бридж.

 И?  высокомерно вопросил я.  Уж не пытаешься ли ты мне сообщить, что я должен посылать илибоже упасивыходить за обедом? В кладовой ничего? Ты сам, Джок, кормишься хлебами и сырами? Мне трудно в это поверить, ибо кто, как не ты, всегда питался не по чину?

Взоры его опаляли: одинпол, другойкарниз под потолком: опять же, не по чину, с его-то статью и общественным статусом.

 Я только собрался чутка перекусить,  прогугнявил он насколько мог культурно.

 Да-да?  мягко просуфлировал я.

 Ну, эта парочку «блинцов» с икоркой внутри и сметанкой сверхуэто я остатки наскреб, немножко филеев лососинки, выдержанных в вине, которое я купил из своего собственного кармана и могу это доказать; потом всего-то ничеготоненький бифштексик на скорую руку, чего добру пропадать, а в него завернуть уж мою собственную стряпнюкуриную печеночку. Ну и все.

 Ты хочешь мне сказать,  ровно осведомился я,  что там едва хватит тебе одному?

Джок лояльно поразмыслил.

 Икры, наверно, маловато,  наконец отозвался он.

Я протянул ему свои ключи.

 Десять минут ничего, мистер Чарли?

 Ты имеешь в виду десять минут после того, как ты предъявишь мне поднос с напитками?

 Еще б.

 Ну стало быть, Джок.

 Ну, мистер Чарли.

Когда Иоанна возвратилась, я уже пребывал в постели с душеспасительной книгой св. Франциска Сальскогоили, быть может, маркиза де Сада, не помню,  и недостаточно проворно щелкнул ночником. Она выиграла в бриджона всегда выигрывает; это ее воодушевляет. Она сияла. Танцуя по комнате, она еще и пела, разбрасывая одежды там и сям.

Не все мы можем себе позволить устриц и крепкий гиннесовский портер, но скажу как на духу: бывают времена, когда баночка белужьей икры за £ 20 заполняет лакуну восхитительно.

На следующий день, удостоверившись, что Джок в своей кладовке занимается полезным делом, а Иоанна в душе, я накинул на себя новое «платье» и уже собирался было ускользнуть из дому незамеченным. Иоанна застала меня за актом ускальзывания и при виде моего радужного облачения едва не рухнула на пол от хохота, будто маленькая безумица. Такой смех, как у нее,  он плещется серебристыми волнами,  вполне чарующ, если вызван кем угодно, кроме вас самого.

 Цыц!  скомандовал я.  Если меня в этом костюме увидит Джок, он немедленно подаст заявление об уходе. У него, видишь ли, есть собственная гордость.

 Но, Чарли-дорогушечка,  выдавила она между серебристыми волнами,  зачем ты оделся гробовщиком? И в этом черном внушительном ящике у тебя чтопринадлежности для бальзамирования?

 Я не вижу ничего достойного смеха,  чопорно отвечал я,  в наружности истинного бритта, готового свершить покушение на своего Монарха вопреки собственному здравому смыслу.

 Прости меня, Чарли,  опамятовалась она.  Я просто не поняла, что ты замаскировался.

 Именно это, черт подери, я и сделал,  ответил я.

Когда я проходил через кухню, моего слуха достиг приглушенный флатусслишком дискантовый, чтобы оказаться испускаемым Джоком.

 Джок,  сурово проговорил я.  У канарейки опять запор. Новый коновал меня разочаровывает. Прошу тебяпротелефонируй в Зоопарк и спроси у них совета.

 Ну, мистер Чарли,  ответил мой камердинерпосле чего, «сотто вочи», произнес нечто, прозвучавшее как: «Поглядеть на ваш новый костюми не то будет».

Я шагалнет, ускальзывалпохоже, много миль, пока не оказался вдали от тех районов Лондона, где могут проживать мои друзья, после чего остановил такси и направил его в Сити, где шанс столкнуться с моим фондовым маклером или главой моего «ллойдовского» синдиката был ничтожен. В кармане я имел карту-схему Монаршего Маршрута, которую выдрал из газеты Джокаа это именно та разновидность газет, которые читает Джок. (Флит-стрит называет их «сисько-письками», но Джок хранит верность Ширли Темпл; будучи прирожденным бриттом, он тем не менее без ума от беспристрастных фотоснимков монархов наших меньших, получающих «поджопники» от лошадей, когда «пьюсанс» выходит к судебному барьеру. Иногда к тому же он может обратить внимание на столбик шрифта в уголке, повествующем о 15 миллионах бездомных в Западном Бенгале. Его социальная совесть лишь на пару рисок выше оной у Всемирного совета церквей, но и только.) В кармане у меня, как я уже говорил, пока вы меня не перебили, лежала карта-схема Монаршего Маршрута. Моя «Таймс» в своем «Придворном циркуляре» не уточнялада и, вероятно, уточнит лишь после события,  в какой разновидности автотранспорта будет перемещаться Ее В., но, поскольку мероприятие было Государственной Важности (Прием и Ланч в Зале Хреноплетов с иностранными королевскими особами), я надеялся, что Царственное Лицо будет в Государственном Ландооткрытый верх, изволите ли видеть,  а не в одном из тех громадных тяжеловесных «даймлеров» или «роллс-ройсов», которые, как известно любому асассину-любителю, пуленепробиваемы.

Моя газетная карта-схема показывала, что Монарший Кортеж по пути в Зал Хреноплетов должен ненадолго заехать в задрипанную улочку Сити, и вот в аккурат на эту улочку я направил свой кэб, и там заставил таксиста меня декантировать, сунув ему на чай больше заслуженного ровно настолько, чтобы он не принял меня за уроженца Лондона, но не слишком много, чтобы он меня не запомнил. Те из вас, кому не повезло и кто не оказался тайными агентами или наемными убийцами, поймут, как работал мой ум.

Вверх и вниз ковылял я по задрипанной улочке, музыкальный футляр колотил меня по ляжке прежестоко, но ни единой вывески «ПОСТЕЛЬ И ЗАВТРАК» завидеть я так и не сподобился. А завидел я на третьем круге ковыляний высокое, узкоплечее и неопрятное строение с названием солиситорской фирмы в окнах цокольного этажа и целым ассортиментом грязных кружевных занавесок в тех окнах, что повыше. Худосочная неряха в бигуди мотылялась внизу у входа в подвал, апатично гоняя мусор тем, что некогда именовалось метлой.

 Топрый отро!  вскричал я, вздымая кепочку для гольфа на континентальный манер и дружелюбно ухмыляясь. Существо оторвало взгляд от «территории»; глаза у нее были как у давно вышедшей на пенсию потаскухи, коей работа никогда не приносила радости.

 Ево нету,  сразу отказала она.

 Йа хотель ототшнит

 Нету,  повторила она. Атмосфера полнилась густым ароматом давно невыплачиваемой рассрочки.