Здесь в преддверии гномьих владений, триаллис ударил по моему носу со всего размаху, заставив откликнуться свежие воспоминания. Задаться вопросом.
Простым.
Почему в владениях рода Закугги пахнет так же, как пах Лтакт? Огромный, тесный, невероятно оживленный мегаполис Внутреннего Мира?
Многорасовый город?
Автоматом хмыкая на посулы и рассказы гнома, я продолжал задумчиво принюхиваться. Никаких сомнений не былов воздухе, насыщенном парами триаллиса, отчетливо мелькали нотки запахов, присущих людям, эльфам, полуросликам, оркам Только в отличие от того же Лтакта, к этому сонму запахов так же примешивались самые разнообразные оттенки ароматов крови, пота, испражнений
Страданий.
Для случайного гостя в этом зале царил бы просто тяжелый дух обжитого подземельятриаллис печально славился своим острым, щекочущим ноздри и носоглотку эффектом.
Но для того, кто буквально только что выбрался из куда более глубоких подземелий, для того, кто почти привык разобраться было легко.
Род Закугга определенно торговал рабами. Шансы на то, что добрые гномы, столь хорошо и тепло встречаемые в преступных сообществах, просто по доброте душевной прячут у себя беженцев-нелюдей, я посчитал смехотворными. Мой нос, морщащийся под капюшоном от запахов свежей и застарелой крови, определенно был согласен с доводами разума.
Только вот что мне делать с этими доводами?
Глубоко вдохнув еще раз не самую приятную смесь запахов, я решил спросить напрямую. Как в аптеке.
Я чую дух других разумных, Коэн, рубанул я правду-матку, не меняя своего расслабленного положения на стуле, И, если у тебя дома не самый большой клуб садомазохизма на континенте, значитвы занимаетесь рабами. Верно?
Гном помолчал пару минут, сверля меня неожиданно посерьезневшим взглядом.
Ну если и так, то что с того? наконец произнес он, Я тебя спрашивал, как и к кому ты относишься. Ты ответил, что тебе все по барабану.
Ну пришлось медленно тянуть, чтобы сформулировать фразу. Я пощелкал пальцами, Понятно было бы, если бы вы людьми торговали. Враги там и всё такое. А других нечеловеков, да еще и на Колисе, за что так?
Гном издал горький смешок.
Тебе повторить историю, в которой Закугга бросает родной дом, чтобы не быть уничтоженным соплеменниками? осведомился он, тут же рявкнув, Выживаниеэто не моча собачья, Бесс! Оглянись, вспомни, где мы! Колис! Чертов Колис! Континент, на котором не было ни шиша, кроме Вашрута и его столицы, Города Неудачников! Страны, государствавсе они были лишь жалкими попрошайками под стенами Эйнура! Мы выживали как могли!
Ты чего разорался-то? спокойно спросил я новоявленного главу рода. Пара заглянувших в зал вооруженных гномов продублировала мой вопрос своими взглядами, Я тебя спросилза что вы их в колодки посажали, а ты орать. Я не осуждаю, а любопытствую.
Коэн рявкнул приказ, в котором прозвучали слова про «пиво», про «много» и про «быстро», а затем замолчал, насупившись. Сохранял тишину он, пока не притащили желаемое, сменив ее затем на сердитое, но жизнеутверждающее бульканье. Гном пил жадно, явно топя в пиве нечто своё, исконное. Несколько его подбородков, густо поросших не такой уж длинной и окладистой бородой, бодро шевелились, сигнализируя о переходе напитка из одной тары в другую, конечную.
Понимаешь, пробурчал он, тяжело дыша после пивопойного процесса, Тут и так жизнь не сахар. Для всех. Смертные ничем не отличаются от Бессовэльфам плевать на гномов, полурослики вообще заблудились на дороге жизни, орки ну ты видел этих орков? Видел? Да они буквально вымерли без войн! Какие уж тут набеги, когда пара ваших, бессмертных, могут просто весь клан пустить на колбасу? Агрессоры, ж, етить-колотить! А нам что делать было? Сидеть тихо, грибочками торговать? Ты современные летательные корабли видел? Один такой прилетел бы, да поставил весь род в любую удобную ему позу. Захотел быперебил бы всех, захотели в рабы бы увел.
Ты как будто оправдываешься, хмыкнул я, продолжая удерживать маску безразличия.
Да взбесило, честно признался упитанный гном, Осуждать каждый горазд. Вон те, кто сейчас у нас по клеткам сидиттоже осуждали. Презирали. Даже пытались вашего брата на нас натравить, но вы, Бессы, тоже не лыком шитызадарма ничего не делаете. И что теперь? Сидят эти презиральщики по клеткам, пайку ждут. И покупателя. А те, кто не ждутвынашивают заказы. И уж этих заказов, поверьпо самое горлышко. Так что не осуждай. Мы хотя бы выжили. Этим далеко не все похвалиться могут.
Повторюсь. Не осуждаю. Совсем. Ни капли, пробурчал я, снимая плащ. У гнома забавно округлились глаза. Он вообще весь как-то одеревенел, даже уши, похоже, сдвинулись ближе к затылку, натягивая кожу на стремительно теряющим кровь лице. Я впервые увидел, как ногти разумного ломаются о камень стола, когда этот самый разумный совершенно непроизвольно и судорожно скребет ими по поверхности, не отдавая себе отчет в действиях.
Хорошо, что высоты потолков на этот Малый Зал не пожалели. Я с наслаждением выпрямился в полный рост и с почти похабным стоном распрямил собственный хвост. Последний затёк совершенно непредставимым для других разумных способом. Вдохнув еще раз воздух, напоенный спёртым ароматом старой и свежей крови, я материализовал у себя в руках две дубинки, напоминающие кирки с четырьмя длинными, чуть изогнутыми жалами. Прекрасное оружие для небольших бронированных целей. Особенно в узких и тесных местах.
Я не судья, чтобы осуждать, Коэн, эти слова я говорил гному, но скорее для себя. Мой собеседник был в явном безмолвном шоке и для беседы не годился. Подумав, я добавил, И я даже не палач. Просто убийца. И вас я перебью не потому, что вы здесь натворили, даже не затем, чтобы освободить пленников, а в первую очередь потому, что захотел. А во вторую потому что выживать любым способомсчитаю неправильным. Но кто со мной поспорит?
Шаг. Удар.
Точно не вы
Интерлюдия
Вы очень многого хотите. Будьте благоразумнее.
Голос, которым безапелляционно была произнесена эта фраза, был хорош. Четкий и звучный тон предельно уверенного в себе и своих возможностях разумного, отвергающего выдвинутый по отношению к нему ультиматум.
Произнесший эти категоричные слова бессмертный был хорош и сам по себевысокий подтянутый человек, одетый в костюм ручной работы из фиолетового харийского бархата. Было очевидно, что он как следует поработал над своим внешним видомего одеяния, прошитые золотистыми нитями, стоили никак не менее полутысячи золотом, а видимый возраст отчетливо демонстрировал, что Бесс немало лет посвятил классовому обучению, чтобы выглядеть лет на сорок. Узкое суровое лицо, безупречная прическа, белоснежная рубашка. Стиль, строгость, суровость.
Его собеседниц эти внешние данные, как и сказанные им слова, совершенно не впечатлили.
Миниатюрная девушка, принадлежащая к человеческой расе, развязно ухмыльнулась, скрещивая руки под собственной, весьма внушительной грудью. Ее фиолетовые глаза прищурились с нескрываемым злорадством.
Даже если мы к этим требованиям присовокупим тебя, лет на сто, твои хозяева утрутся. И согласятся. Без раздумий. Поэтому, если не хочешь следующие сто лет позволять нам с девочками экономить на туалетной бумаге, то вспомни, с кем ты разговариваешь.
Три почти одинаковых на вид высоких худых эльфийки, стоявших вокруг фиолетовоглазой, согласно заухмылялись, переглядываясь между собой. Вся троица отличалась друг от друга немногимлишь цветом роскошных грив волос и радужки глаз. В остальном они напоминали тройняшек, с совершенно одинаковыми чертами лица и смуглым тоном кожи. Еще всех четырех женщин, расположившихся напротив то ли свирепеющего, толи до смерти испуганного джентльмена, объединял общий стиль одежды. На конкурсе абсолютного минимума этой самой одежды они бы заняли первые четыре месталишь нечто, крайне похожее на заплатки, едва-едва закрывало сокровенное.
Впрочем, если бы кто-то из дам снизошел бы до откровенности, то пояснил бы любопытствующему, что их «униформа» призвана совсем не возбуждать чьи-либо желания или подчеркивать всем давно известную идеальную красоту тел бессмертных. Но вот что касается провокаций и оскорбления чьих-либо чувствтут ответ был бы совершенно иного порядка. Оскорблять чужие чувства, ценности и прочую душевную ерунду, вне зависимости от того, делают ли они это с конкретным индивидуумом или же с целой странойдамы любили, умели и желали. Ремарка насчет работы живым средством гигиены так же исходила из этого скромного желания.