Печально, но сейчас мне придется описывать этот малознакомый предмет. Увы! Дело в том, что жизнь редакции я представляю слабо и в основном по чудному фильму «Голубые горы»; к этому можно прибавить и кое-какой личный опытвесьма скудный, как я уже признала. И все же вышло так, что одно из самых острых переживаний в моей жизни я испытала как раз в редакции литературного журнала. Это произошло в самом начале марта (примерно через месяц после описанной встречи Глеба Таратайко с благодарными читателями).
В этот отвратительный мартовский день, точнеенескончаемый вечер я испытала, по-моему, чересчур много чувств, но главным образом я испугалась Я буквально оцепенела от страха, потому что попалась в ловушку. А ловушка оказалась с секретом, со спрятанным в кустах роялем вот только спрятан был вовсе не рояль
Попробую, однако, восстановить порядок грустных событий (конечно, грустныхно скорее, странных, почти маловероятных).
Накануне своего Приключения я села на первый автобус (в 6 часов 15 минут утра), чтобы покинуть маленький город и через четыре часа оказаться в большом.
Я уже упоминала, что стоял мартвозможно, самое отвратительное в наших краях время года. Автобус шел медленно, на обочине дороги лежали нетронутые груды снега. Эти грязные подтаявшие горы сопровождали нас почти до областного центранеофициальной столицы нашего края. Книга, которую я прихватила с собой, лежала на дне моей сумки (это был роман французских писателей Буало и Нарсежака, действие там происходило в туманных парижских пригородахуф! Дело было году в 58, и возможно, тогда в Париже жилось так же неуютно, как мне в те паршивые мартовские дни?).
Но читать я все равно не могла. Во-первых, было довольно темно, ну а во-вторых во-вторых, я все думала о своих неустроенных делах (я рассчитывала, что эта поездка их поправит).
Несколько дней назад мне позвонил Дима Смольянинов, зав. отделом прозы. От него-то я и узнала неприятную новость: моя очередная повесть, которая должна была выйти в ближайшем номере, в последнюю, можно сказать, минуту была изъята из набора; о причинах Дима по телефону говорить отказался, но я и сама знала, что за причины, вернеечто за причина: Таратайко, выразитель народных чаяний, вот в чем было дело
Выслушав печальную весть, я вздохнула и сообщила Диме, что с удовольствием навещу редакцию и что мне, конечно, хотелось бы услышать его, Димы, точку зрения по этому удивительному делу. Дима Смольянинов растерянно согласился, и вот теперь я ехала в автобусе и слушала шуршание шин по мокрому снегу Как говорится, в Москву! В Москву!
Через четыре часа я приехала на место; не в Москву, конечно, а в крупный северный город, заставленный по периметру черными заводскими трубами; вышла из автобуса, вдохнула копоть и запах мокрого снега, купила жареный пирожок с печенью и через какие-нибудь полчаса уже поднималась на четвертый этаж серого каменного здания. Четвертый этаж занимала редакция. Я приехала.