За что люблю вашшшу братию, Азирафаэль, с хмурым сарказмом прошипел он, напряжённо оглядываясь, Так вот за этот вашшш талант оправдывать что угодно, когда это выгодно вашей стороне.
Кроули! обиженно вскинулся ангел и умолк. Внезапно вспомнился Гавриил, и все его слова, и то, как они радовались начавшемуся Армагеддону
Кроули тем временем, морщась, чуть прихрамывая, подошёл к обгорелому пятну на полу. Болезненно покривился, разглядывая то, что осталось от демона, с, как показалось Азирафаэлю, с искренним сожалением. Пробормотал себе под нос что-то нецензурное. Наклонился было за слабо дымящимся клинком замер, вовремя заметив всё ещё слабо дымящуюся рукоять. Азирафаэль только вздрогнул, мигом представил, что будет, если хотя бы капля святой воды сохранилась на оружии погибшего демона. Потом сообразил, что этоне та куча. Кроули взял тот меч. Меч, на котором могла быо Господи! остаться святая вода
Азирафаэль почувствовал, как его начинает мутить. Кроули на него внимания не обращалполностью погружённый в свои мысли, мрачно обдумывал что-то, глядя куда-то в пустоту. Тяжело вздохнул и, слабо прихрамывая, вернулся к брошенному им же мечу. С сарказмом посмотрел на ангела:
Сссмотри, ангел, тоже горит, совсссем как твойжалко, что мы твою железку отдали тогда, а?
И, поморщившись, неохотно поднял сейчас кажущийся совершенно обычным меч. С тяжёлым вздохом взвесив его на руке, скривился:
Лааадно, всё равно он им большшше не понадобится. И потом, я же демон, мне положено мародёрссствовать!
И сорвано, болезненно засмеялся. Азирафаэль только дёрнулся бессильно, с тянущим ощущением в груди слыша, как дребезжит надорванная струна во всегда таком насмешливом и самоуверенном голосе друга. Сейчас он отдал бы всё, что осталось от крыльев, за то, чтобы Кроули замолчал, не рвал себе душу, не смеялся такзло, горько, отчаянно.
Кроули, дорогой мой беспомощно прошептал он, не зная, чем помочь, и ненавидя себя за эту слабость. Тот только коротко дёрнул плечами. Нетерпеливо оглянулся через плечо.
Ты идёшшшь, ангел? Или так и будешь торчать здесь, пока кто-нибудь ещё не припрётся? Не хочу казаться навязчивым, но у нас впереди четыре Круга. И спорю, желающих запечь нас на барбекю после моих сегодняшних шуток стало ещё больше.
Азирафаэль безнадёжно подумал, что, пожалуй, Кроули немного преуменьшает проблему. Наверное, охотиться за ними теперь будет весь Ад А не только обиженный на Кроули Хастур. Но это были неприятные мысли, и ему самому не хотелось на них задерживаться. Он и не стал. Только с подавленной дрожью оглянулся назад, на камеру, которая почти стала его могилой. И, стараясь не смотреть на оставшиеся от двоих демонов дымящиеся пятна гари, заспешил за не ставшим дожидаться ответа Кроули.
Глава 8
Им везло.
На самом деле, им везло намного сильнее, чем можно было надеяться. Они беспрепятственно добрались до узкого, поистине крысиного (или, уместнее будет сказать, змеиного?) лаза, позволяющего попасть сразу на Шестой Круг, так что ни Леса самоубийц, ни огненных рек Азирафаэлю увидеть на довелось. К счастью. Они не столкнулись с мелкими демонами, частенько, по словам Кроули, срезающих путь этой извилистой кишкой. Они всего три раза наткнулись на охрану, и дважды Кроули учуял бывших коллег раньше, чем ониих, а в третий одинокий демон с летучей мышью вместо серьги предпочёл не связываться с ними и со злобным шипением исчез в очередной крысиной норе.
«А вот теперь придётссся бежать»задыхаясь, прошипел Кроули, и у Азирафаэля даже не было сил спросить, чем было их прежнее движение, если «побежали» онитолько сейчас?
А потом удача закончилась.
Дорогой мой, что это?!. испуганно выдохнул Азирафаэль, невольно сбиваясь с шага и непонимающе оглядываясь вокруг.
Не сссмотри! прошипел Кроули. Затормозив на миг, он грубо сцапал ангела за плечо и почти швырнул вперёд, заставляя споткнуться и вновь перейти на бег. Просссто делай вид, что ничего не замечаешшшь!
Азирафаэль испуганно кивнул. И, опустив голову, принялся смотреть себе под ноги. Только под них. По крайней мере, постарался. Но это было не так-то просто. Не замечать чудовищно меняющийся пейзаж вокруг них становилось всё сложнее. Низкие каменные своды таяли, превращаясь в такое же низкое, багрово-чёрное каменное небо, тесно смыкающиеся стены расступались, и сквозь антураж мрачного средневекового подземелья всё отчётливо просвечивало иное: бескрайняя выжженная равнина изрытая ямами, спёкшаяся от жара до состояния камня земля вспыхивающие тут и там зловещие огни
Ссссволочи, с отчаянием прошипел Кроули, скаля зубы. Они всссё-таки ссссделали это!
Что сделали? задыхаясь, отозвался Азирафаэль.
Включили госсстевой режим!
Ангел вздрогнул. И, невольно косясь по сторонам, где всё отчётливее проступал адский пейзаж, со стоном попытался прибавить шагу.
Разве не стены? [1]задыхаясь, прошептал он спустя полсотни шагов. Тёмное небо нависало, почти грозя раздавить. На грани слуха («пока что!»с ужасом осознал ангел) слышались стоны, отчаянные вопли
Это они и есссть
Азирафаэль запнулся. Выровнялся с трудом, оглянулся непонимающе И, содрогнувшись от внезапного осознания, опустил голову, стараясь больше не присматриваться даже к земле, по которой они бежали.
Рай не имел размера. Можно сказать, что он был бесконечно большим и неизмеримо малым.
Но то же самое касалось и Ада.
Данте ошибался: Дьяволу не было дела до крепостей и подземелий. Загробный мир творили сами людисвоими страхами, своей верой, своими чудовищными мифами И если правда то, что в Аду для каждого создаётся индивидуальная мучительная (в буквальном смысле) реальность, то их личная преисподняя была поистине бесконечной.
Они шли по раскалённым стенам Дита.
***
Отец Уильям никогда не считал себя приверженцем ортодоксальной религии. Можно было даже сказать, что он достаточно близок к Арианской ересихотя, разумеется, никогда не переступал границ, отделяющих широту взглядов от инакомыслия. Выпускник Оксфорда и в далёком прошлом блестящий студент-физик, он достаточно скептически относился к любым радикальным взглядам, догадываясь, что каждое учение (не обязательно, впрочем, даже относящееся к христианству) может быть лишь частью неисповедимых замыслов Господа. Возможно, именно поэтому сегодня ночью он остановился, не дочитав экзарму до конца и позволив странному демону уйти в ад прямо из склепа похороненного здесь праведника. Если Всевышний принимает каждую заблудшую душу, одумавшуюся и вернувшуюся к свету, то разве не должен он ещё больше радоваться своим первым детям, если те осмеливаются встать на путь Искупления?
Он не жалел о проявленном милосердии. Нет, только не о нём. Ошибиться и отпустить на свободу коварное порождение Адасерьёзная вина; но куда страшнееотказать страждущей душе в праве на отпущение грехов, пойдя на поводу у страха и ошибочных убеждений.
Нет, отец Уильям не сомневался в правильности своего решения.
И именно поэтому он сейчас был в таком отчаянии. Пожалуй, будь он немного моложе, он мог бы сказать, что усомнился в Боге. Но нет, всё было куда сложнее. Он уверовал окончательно. Зная, веря со всей истовостью человека, нашедшего в Христе единственное утешение и опору, сейчас он получил окончательное и неопровержимое существование Всевышнего. Одно из них, внешне почти ничем (за исключением, разумеется, крыльев и странных глаз) не отличимое от обычного человека, несколько часов назад исчезло во вспышке зелёного света, оставив отца Уильяма в смятении и мучительном ожидании неизвестно чего. Второе
Второе сейчас лежало на принесённой демоном корзине для пикника, открытое на первой странице. Недвусмысленное, абсолютное, чудовищное в своей точности подтверждение.
И старый пастор не знал, не мог понять, чего требует от него сейчас Всевышний: абсолютной верыили стойкости духа перед дьявольским искушением.
Священник со стоном прислонился к стене усыпальницы, почти беззвучно шепча молитву. Ссутулился, болезненным жестом растирая ноющую грудь. Потом, опять с опозданием вспомнив советы врача, поспешно вытащил из надетой под небрежно наброшенной сутаной рубашки блестящую конвалюту и трясущими руками выдавил таблетку. Бросил в рот, морщась от противного вкуса, а потом ещё несколько минут стоял, закрыв глаза и пытаясь успокоить хрипящее дыхание.