Ты уверен?
Чувствую, он пожал плечами, никто не любит вспоминать о себе правду, особенно здесь. Но правдатакая сволочная штука, что лезет из тебя против твоей воли. Эта семейка смердит.
Пожалуй, он все-таки неплохо ко мне относился. От кого-то другого сказанное сейчас равнялось бы утверждению «Не суйся!» Но когда это я слушал предупреждения.
Давно видел кого-нибудь из наших? спросил я.
Недавно и неохотно, сказал он. Я же отщепенец. Забавнопроклятье, привязалось оно ко мне, что ли!
Попробуй «потрясающе».
Иди на Флегры с такими советами. Ты никогда не думал, как жалко мы выглядим? Остальным не легче, признаю, но мы-то помним, кем были. А сейчас ничего не осталось: ни сил, ни ихора. А мы тужимся. Ладноони, мы с тобой давно всех послали. Война нежизни с несмертью.
Я знал, что в таком состоянии его не заткнуть, просто сидел и слушал. Знакомые темы. Про войну («первый раз в жизни повел себя как честный дурак: увязался с вами. А ведь я был отличным снабженцем! Кто еще вам столько тушенки выбил бы?»). Про Семью («Убил бы. Всех»). Про будущее («Нет его. Мы заперты здесь и не выберемся ни-ко-гда»). Наконец он затих и усмехнулся.
Вот так, лейтенант. А ты как развлекаешься в свободное время?
Кроссворды разгадываю. В редакцию взяли нового кроссвордиста, по полдня сижу над его задачками.
Например?
«Самая бесполезная добродетель»?
Он посмотрел на меня совершенно трезвым и усталым взглядом.
Верность, Веспер. Самое бесполезное, что можно здесь представить.
Когда я уходил, он спал на столе, подложив руку под голову.
* * *
Элиана Голдберг сама открыла дверь.
Никого нет, сказала она. Мама вернется после обеда.
Она выглядела уже не такой напряженной. Может быть, из-за того, что была на своей территории.
Это случилось в кабинете. Раньше он принадлежал отцу, потом мама стала решать дела там. Полиция сказала, все можно убрать, и, тут она остановилась и глубоко вздохнула, точно воздух закончился на середине фразы, и ковер уже вынесли. Но больше мы ничего не трогали. Мама тоже туда не заходит, предпочитает все делать в офисе.
Кабинет не казался комнатой, которую завели потому, что в каждом доме, стоящем больше миллиона, должен быть кабинет. Здесь действительно работали.
Чего-нибудь не хватает? Вещи не на своем месте? спросил я Элиану.
Нет, она осмотрелась и подошла к столу. Подняла лежащую изображением вниз фотографию в серебряной рамке. Наверное, упала, когда все случилось.
Я подошел поближе, чтобы взглянуть. На черно-белом фото стояла счастливая семья. Маленькая девочка в оборках и бантахЭлиана, младенец Оскар на руках у молодой миссис Голдберг, мужчина в формепокойный мистер Голдберг.
Никакого озарения при взгляде на него не случилось. Я не знал этого человека, он был одним из многих.
У нас есть большой портрет, сказала Элиана, висит в комнате Оскара.
Вашему брату, должно быть, не хватало отца.
Да. Он, наверно, идеализирует его, но отец и правда был хорошим человеком. И те, кто с ним служил, и рабочиевсе о нем говорили с уважением. Оскар знает о нем больше, чем я, хотя я-то еще помню, каким он был.
Можно взглянуть на его комнату? Раз большой портрет там.
Пойдемте.
* * *
Как странно, сказала она, оглядывая комнату, он всегда висел здесь, над столом.
Комната Оскара Голдберга наводила на мысли о казарме: ничего лишнего, военная чистота, разве что кровать смята. Мой сержант за такую заправленную койку заставил бы драить сортиры неделю. Я закашлялся.
Можно воды?
Сейчас принесу.
Пока ее не было, я успел заглянуть под кровать и в мусорную корзину. Попинал осколки стекла на полу. Потом выпил воду, которую она принесла, и попытался распрощаться.
Что вы собираетесь делать дальше? отставать она не собиралась.
Ждать.
Чего?
Например, вечера.
Она сдвинула брови и стала в этот момент очень похожа на мать.
Мистер Веспер, вы же помните, что договор, который мы заключили, налагает взаимные обязательства?
Еще бы я не помнил. Здесь нельзя просто вернуть деньги, здесь с момента заключения договора за тобой начинается слежка. Если ты его нарушишь, отступишь хотя бы от одной запятой и не сможешь выкрутиться, придут уже за тобой.
Давным-давно один договор был нарушени старые условия потеряли силу. С тех пор мы живем под бледным солнцем и серым небом. Наши реки полны яда и тумана. Судьба выше богов, и все мы живем в одном аду, пытаясь не допустить пришествия другого, еще более страшного. Семья, которую поминал Проводник, имела отношение и ко мне, но наши пути давно разошлись. Не думаю, что капля родственной крови помешала бы им размазать меня по стенке.
Есть способ, сказал наконец я, не узнать имя этого бродяги, но хотя бы увидеть его лицо.
Что же вас останавливает?
Я полагаю, что после этого вряд ли все для вас будет как прежде.
Она распрямилась, словно стрела перед полетом.
Мистер Веспер, вы можете посчитать это вздором, капризом, но я действительно хочу знать правду. Мы ужасно живем. Я знаю, подло так говорить, когда вокруг столько бедняков и несчастья, но это тяжело, поверьте. Я справлюсь, что бы вы мне ни показали. Вы не имеете права отказать!
Не имею, согласился я.
Тогда скажите, что нужно сделать и куда приехать.
Сегодня вечером, Нижние Кварталы. Там, где сухая смоковница.
Она почти испугалась, но справилась и здесь.
Я приеду.
* * *
Рекаэто граница. Так было всегда, еще до нашего падения. Счастливы те, кто не помнит. На том берегу царят плотный холод и тьма. И реканастоящий показатель нашего успеха в сражениях. После отступления на прошлой неделе наш берег затопило. В Нижних Кварталах надо постараться, чтобы выйти к воде, но слышно ее отовсюду. Она журчит в трубах, сочится между камнями, медленно капает с ветвей мертвых деревьев.
Что вы хотите делать? Элиана плотнее запахнула плащ и снова передернула плечами. Было холодно, а мысль о том, что я собирался предпринять, тепла не прибавляла.
Вызвать его дух.
После такого ответа должна была бы наступить тишина, но Элиана Голдберг так просто не сдавалась.
Вы это уже делали?
Пару раз, я опустился на колени, достал из сумки саперную лопатку (еще раз вспомнив добрым словом успехи Проводника как снабженца) и принялся копать ямку между корнями плачущей смоковницы.
Зачем? По работе?
Пытался узнать, что случилось с одним человеком.
Он был вам дорог? она опустилась рядом и принялась отгребать выкопанную землю в сторону. Или это была она?
Это был мой брат, холод плохо действовал на мыслительные способности, но развязывал язык. Мы близнецы, были близнецами. Воевали вместе. А потом мне сказали, что его убили.
Вы не видели тела? Простите.
Ничего. Нет, не видел. Проводил этот обряд несколько раз, но никто так и не появился.
Здесь тонка грань между живыми и мертвецами. Я никогда не думал, что он не пришел бы, потому что обижен. Хотя мы и поссорились в тот день, перед атакой. Кастор всегда видел дальше, чем я. Боги, теперь я не вижу почти ничего, волочу ноги от одного дня к другому, словно раб за жерновами.
Сначала мед, я вытащил первую бутылку и выдернул пробку. Запахло воском и травой.
Все шутили, что нас нельзя разлучать, ведь победа идет к нам, как верная любовница. Очередная победа, очередной пригорок, политый кровью, а Тартар все не кончался. И однажды он сказал, что мы поступаем неправильно, так отсюда не выбраться.
Потом вино, вино было так себе, но пахло сильно.
Он говорил, что мы должны указывать путь, что надо что-то делать, а не вести людей на гибель. «У Тартара нет конца, тем он страшен, сказал он, а мы с тобой помогаем расширять его. Скоро он сравняется с Гадесом, потом перерастет и пожрет нас. Ты со мной, брат?»
И вода, с чистой водой было труднее всего, но я знал, где ее найти для таких случаев. После возлияний я произнес нужные слова.
Туман наползал, раздваиваясь перед нами и смыкаясь позади. Элиана ахнула и схватила меня за руку, когда из белесых полос показалась мужская фигура.