Переломать бы все кости этому уроду! Всем им! Все мои задания. Я теперь час буду разбираться, что где, а вызовут меня первой, никаких поблажек. Ненавижу людей!
Фиама знала, что ничего не сможет поделать с таким отношением. Стоит ей косо взглянуть на кого-нибудь, как её отведут под конвоем к Декану и выпрут из Академии. За что? За причинение морального вреда адепту. За необоснованную агрессию, направленную на невинного человека. За злой умысел в адрес сокурсника. Да мало ли за что ещё? Придумают! Придумывать люди мастера.
Фиама собрала все свои листы с записями, поднялась и вновь поравнялась с обидчикомсветловолосым гадом, который поставил подножку. На этот раз она не сдержалась и наградила его долгим злобным взглядом, провожая его до двери. Адепт не собирался уступать полукровке и уставился на неё в ответ. Он не смотрел куда шёл, а буравил взглядом Баньши. Не заметив дверной косяк, юноша на всём ходу влетел в него лбом.
Настала очередь Фиамы смеяться, но, чтобы не привлечь ненужного внимания, она порадовалась мысленно, на лице сохранив отрешённое выражение. Сев на место, дочь ашуры принялась лихорадочно разбирать листы с заданиями. Если она не успеет разобраться, какие записи брать к доске, то хоть разложит их для удобного чтения небесным взором.
Преподаватели поражались упрямству полукровки. Каждый раз, когда она замирала и не могла сказать ничего более, а наставник хотел поругать за невыученный материал, дочь ашуры брала и отвечала, правильно отвечала, так что невозможно было подловить её на незнании. Фиама рассказывала ответы на дополнительные к дополнительным вопросам, всё то, что даже не проходили в Академии, то чего, возможно, и в библиотеке-то не сыскать, или оно лежало под огромным слоем пыли. После ответов полукровки преподаватели терялись и не знали, что можно спросить ещё, чтобы завалить её.
В отличие от других Лелулиан не питал ненависти к дочери ашуры, его поведение оставалось одинаково отстранённо-уважительным в общении со всеми. Фиама любила посещать его занятия, демонстрировать свои успехи и получать похвалы от наставника. Лелулиан, как и Ингела, не пытался подлизаться к одним адептам и опустить других. Он одинаково делал замечания и Фиаме, и Сиэлю, несмотря на разницу в сословии и расе, когда они не могли удивить его своим небесным взором. Так у полукровки появился стимул изучить заклинание как можно лучше, чтобы не ей делал замечания Лелулиан, а ненавистному Сиэлю.
Пару раз случилось так, что ответа на вопрос не оказалось в конспектах Фиамы, ни в раскрытых книгах адептов, ни даже на столе преподавателя. Тогда дочь ашуры тянула время и мысленно молила Ветра о помощи. И помощь приходила, точнее прилетала: то сквозняк разметал по полу бумаги со столов преподавателя и адептов, и все принимались собирать их, а потом забывали, что спрашивали; то сильный порыв ветра распахивал окно, и пока преподаватель закрывал его, занятие заканчивалось. Бывало так, что преподаватель отвлекался на вид за окном и терял нить диалога. Фиама молилась на такие внезапные сюрпризы судьбы и подозревала, что Ветер ей помогал.
Так не без везения, бессонных ночей, и упорных тренировок заклинания небесный взор, полу ашура пережила свою первую сессию в Академии магии Воздуха. Позже, вспоминая неделю семинаров, Фиама порадуется опыту, полученному благодаря стремлениям везению и упорству.
* * *
Я поспрашивал друзей, но никто ничего не знает, сказал Джадан, вычерчивая пентакли. Все сейчас погружены в учёбу. Преподы словно взбесились.
У неё нет друзей, да и откуда им взяться. Её КуратораЭрвитоже не было в ту ночь, он вернулся незадолго до её пробуждения. Вряд ли это он. Более того, я смог просчитать его маршрут, и он вообще не видел зачарованный остров, отчитался Маркус. Угол наклона его птицы Рух не позволял
Да мы поняли, перебил блондина Джадан. Не сбивай своими наклонами мои углы.
Маркус скривился и погрузился в книгу по языковедению.
Это плохо, покачала головой Селена. Раз друзей нет, мы не сможем её проучить. Да и, она хотела напомнить, что грязнокровка откопалась, и раз ей не помогали, значит это действительно магия или ещё хуже помощники из другого мирамира Духов или, что ещё хуже, Ада. В любом случае, мы сделали всё, что смогли, Сиэль. Ребята по моей просьбе даже следили за малявкой и ничего. Кстати у неё какие-то проблемы с библиотекарем, Лаурус сказал, девчонка ругается с портретом через слово.
Может оставим её пока? предложил Маркус.
Да, согласился Сиэль. Сейчас важнее учёба, а за каникулы придумаем, как ещё можно напакостить негодяйке.
Да! Тем более, что вы все согласились ехать со мной к тётке, порадовался Джадан.
Кроме меня, буркнул Маркус. Нас пригласил дядя, и мать брякнула согласие, скривился адепт. Ненавижу своего кузена.
В следующий раз проведём каникулы вместе, пообещал Сиэль. Маркус услышав его слова расцвёл, порозовел и засветился от счастья.
Сиэль надеялся за преподавателей, что безжалостно гоняли полукровку по всей программе первого полугодия. Но к величайшему разочарованию, ашура знала ответы. Будь она неладна, она знала ответы, которые не знал даже Сиэль! Он дольше искал информацию в конспектах, которые лежали перед его носом, а полукровка уже как ни в чём не бывало, бубнила ответ себе под нос. Как у неё это получалось? Сын Декана мог поклясться, что здесь не обошлось без хитрости. Но какой? Как же он хотел подловить малявку на нарушении общепринятых правил!
Сам Сиэль сдавал всё играючи. Он мог бы и совсем не отвечать, только улыбнуться преподавателю и ему ставили галочку. Но это неправильно, считал юноша. Он хотел всего добиться сам! Для этих целей он трудился всё полугодие и заставлял работать свою команду. С них он также взял клятву добиваться всего своими силами. Маркус и Селена старались, Джадан пытался отлынивать, но всё же взял пример с товарищей. Они помогали друг другу по мере сил, но Сиэль старался не полагаться на друзей. Он не проиграет соплячке ашуре! Он добьётся уважения отца. И он сдаст экзамены сам. Своими силами.
Но с началом сессии Сиэль осознал, как тяжело делать и сдавать всё самому. Радовало лишь то, что его не валили дополнительными вопросами, как полукровку.
Середина зимы
Наступила праздничная неделя. Фиама по привычке проснулась под звон музыки ветра и пришла в столовую, где сидели за разными столами всего два адепта. Дочь ашуры улыбнулась, радуясь тишине. Ни одного знакомого лица. Насколько она знала вчера прилетал дирижабль и забрал всех вниз.
Фиама неспешно набрала себе завтрак, поела и решила прогулять по непривычно пустой Академии. Больше никто не провожал её недоброжелательным взглядом, никто не шептался рядом с ней, не косился, не угрожал, не обзывал и не ставил подножки. Пропала даже паранойя, которая мучила дочь ашуры на протяжении последних двух седмиц. Ей всюду мерещились тени, края мантий и ленты, а ощущение слежки не оставляло ни на секунду. Скорее всего всё это из-за нервов, усталости и недосыпания. За неделю выходных Фиама намеревалась поправить своё здоровье, в том числе психическое.
Бредя по пустой Академии в полном одиночестве, слушая гнетущую тишину, полукровка с тоской представляла, как хвалилась бы формой перед мамой, если бы ей было куда поехать. Она бы рассказала Макри о парящих островах и Академии, о занятиях, Эстариоле и Кураторе. Посмеялась бы над женоподобным наставником Анджи, вспомнила бы грозного тренера Шина и весёлого рыжего Оза. Но каждый воображаемый разговор в голове Фиамы заканчивался жалобами и унынием. Приехав домой, расслабившись рядом с мамкой и сестрой, дочь Шанны не захотела бы возвращаться в Академию, с её гнетущей атмосферой и жестокими людьми. Тогда полукровка отгоняла эти мысли и возвращалась к насущным делам.
Библиотека оставалась такой же покинутой всеми, как и прежде, так что Фиама проводила здесь по несколько часов, а иногда забывалась и сидела до самого обеда, а затем и ужина. Из многочисленных рам, изображённый на портретах, её ждал Эстариол, библиотекарь, который не питал к полукровке ненависти, а только озорничал и подначивал её. Дочь ашуры не спускала портрету с рук его шутки и отвечала тем же, из-за чего они часами спорили или смеялись друг над другом. Портрет был также единственным, кто постоянно отвлекал Фиама от чтения. Иногда казалось, что Эстариол в принципе не умел молчать, он постоянно что-то говорил, рассказывал, шутил, звал, спрашивал, сам же отвечал, смеялся и продолжал болтать. Фиама частенько ругалась на него и просила замолчать, провоцируя новый спор. Не находя аргументов, полукровка не выдерживала и, сказав на прощание портрету что-нибудь весомое, отправлялась в свою комнату, разбирать древние записи в одиночестве.