Ты поступила очаровательно мудро. Если есть что-то более очевидное, чем все остальное, в этом миреа, разумеется, что-то всегда бывает более очевидным, так это то, что некоторые вещи нельзя объяснить полисменам. Для того чтобы убедить одного за другим полисмена, инспектора, коронера, адвоката и барристера в том, что вы с Гусаром были так поглощены беседой друг с другом, что ты, не посмотрев, вошла не в тот дом, понадобится около девятнадцати лет, и ты все равно останешься на том же месте. Нет, жизнь изгнанника гораздо лучше.
Да, я думаю, это было бы сложно.
Просто невозможно. Еще одна история в семействе Фентонов приключилась со мной. Когда я был маленьким, у меня был абердинский терьер. Однажды я упустил его, и отец попросил местного полисмена сказать, если вдруг кто-нибудь найдет пса. На следующий день полисмен пришел к нам, отсалютовал и сказал: «Сэр, я должен сказать, что животное, о котором идет речь, в последний раз видели следовавшим в направлении Чорлтона-кам-Харди». Представь только, насколько нужно ничего не понимать в абердинских терьерах, чтобы сказать такую вещь, ты поймешь, как прозаична наша полиция.
Но Дженни представляла себе не абердинского терьера, следовавшего в направлении Чорлтона-кам-Харди, она пыталась вообразить Дерека маленьким мальчиком, грустившим по пропавшему другу
А теперь, произнес Дерек, к делу.
К делу? переспросила Дженни, вдруг очнувшись.
Да. Что мы собираемся делать?
Не знаю. Я думала, может быть, ты знаешь.
Тогда дай мне подумать.
Дженни дала ему подумать. Ей тоже хотелось подумать. О том, как чудесно, когда кто-то думает за тебя
Первым делом, сказал Дерек, надо непременно выяснить, что происходит в Лондоне. Поэтому сегодня ближе к вечеру можно будет увидеть, как я следую в направлении Мейдстоуна, где закуплю все утренние газеты.
Ой! вдруг воскликнула Дженни.
Что «ой!»?
Я только что вспомнила! Я же просила Нэнси написать мне на почту в Танбридж-Уэллсе.
Ой! Прекрасно, в таком случае я проследую в направлении Танбридж-Уэллса и закуплю все утренние газеты там.
И получишь мое письмо?
И получу твое письмо.
А тебе его отдадут?
Надеюсь.
Я могу с тобой поехать?
Лучше не надо. Детективы могли проследить тебя до Танбридж-Уэллса.
Я выгляжу совсем по-другому. Правда. Я хочу сказать, прическа совсем другой вид.
Дерек посмотрел на нее.
Я узнаю тебя где угодно, будь ты Дженни Уинделл, Глория Харрис, Наоми Фентон, дриадой, наядой или ореадой. Несмотря на то что ты сделала со своими волосами.
Ну, ты, протянула Дженни, словно это было совершенно естественно.
Да, я. Ты должна дать мне записку, в которой бы говорилось, что твой брат Уилбрахам Харрис из «Уилбрахам Харрис и компания», импорт консервированных фруктов, должен взять для тебя письмо. Я принесу письмо и газеты и мы проведем за ними весь вечер. Согласна?
Да, ответила Дженни.
Прекрасно. Ну, а что с Уоттерсонами? Какие бы они ни были старики, они не могли не заметить, что ты покинула Сент-Джонс-Вуд.
Да, я понимаю. Они беспокоятся.
Хорошо, значит нужно дать им знать, что ты в безопасности. Хочешь, я позвоню мистеру Уоттерсону? Анонимно?
Вдруг он тогда обратится в полицию? Он ведь поверенный, ты же знаешь. Они выяснят, откуда звонили так всегда бывает
Согласен.
Дерек задумался.
Телеграмма была бы безопаснее.
Что ты, они отслеживают телеграммы! Всегда! У них есть разрешение от министра почт!..
Сколько ты всего знаешь, Наоми! Хорошо, давай придумаем что-то другое.
Он думал. Дженни хмурилась. Разговаривая друг с другом, они, конечно, могли обвести полицию вокруг пальца
Где сейчас мистер Уоттерсон? спросил Дерек. В конторе или дома?
Он уходит на работу каждое утро.
А возвращается?
В час дня. Точно.
Ты уверена?
Мы даже шутили по поводу его точности.
Если я сейчас позвоню, кто возьмет трубку?
Кухарка. Миссис Прайс.
Она сообразительная? Умная?
Не очень, улыбнулась Дженни. Да, еще может подойти Хильда, горничная.
Ты уверена, что не миссис Уоттерсон?
Сначала берут трубку в кухне, а затем наверху, в комнатах. Кроме того, она обычно уезжает на прогулку в одиннадцать.
Прекрасно.
Он взглянул на часы.
Половина одиннадцатого. Мистер Уоттерсон ушел?
Да, конечно. Он в десять уже бывает в конторе.
Тогда, я думаю, все безопасно. Послушай. Мы вернемся в дом через четверть часа, а в пять минут двенадцатого ты позвонишь.
Я?
Ты. Ответит кухарка или Хильда. Ты узнаешь их голоса по телефону?
Конечно, без труда.
Как ты называешь мистера Уоттерсона?
Дядя Хьюберт.
Хорошо. Тогда ты спросишь: «Алло, это миссис Прайс?» или Хильда, или кто угодно. Не называй себя, но дай ей узнать твой голос, и если она скажет «Да неужто это мисс Дженни?», ты ответишь «Да». Но вот что ты непременно должна будешь сказать: «Передайте дяде Хьюберту, когда он вернется, что я в полной безопасности». А потом быстро положишь трубку. А когда дядя Хьюберт часа через два получит это сообщение, ни один министр почт в мире не сумеет проследить, откуда звонили. Во всяком случае, не дальше Танбридж-Уэллса. Ну как?
Великолепно, восхищенно ответила Дженни. Дерек не так высоко оценил придуманное, но решил, что лучше им ничего не изобрести.
До сих пор единственной любовью в жизни Дженни был Гусар. Но, как у многих взрослых религиозные чувства устремлены на материальные воплощения своего бога, так и маленькая Дженни изливала свое обожание Гусара на очередную гувернантку. Обожание это выражалось в различных довольно странных проявлениях, одним из которых было точное подражание почерку любимого существа. Письмо на почту в Танбридже было написано почерком четвертой гувернантки.
Пожалуйста, отдайте предъявившему эту записку письма, адресованные мисс Глории Харрис, до востребования, Танбридж-Уэллс. Глория Н. Харрис.
Четвертая гувернантка не имела диплома. В сущности, она не отличалась большими познаниями. Для нее не существовало современной манеры письма и грамотного единообразного стиля. Она писала своим родным, в дом священника, округлым почерком с викторианскими женственными закруглениями и с росчерками, повествуя о том, что у нее спальня на верхнем этаже, которая выглядит совсем как дома теперь, когда расставлены все фотографии; что Дженни очень забавная малышка, очень хорошенькая, и что они будут большими друзьями. Дженни очень ее любила и в ожидании дня, когда она вытащит свою дорогую мисс Уитерс из-под колес автомобиля, а саму ее отвезут в больницу Святого Георгия, и жизнь ее будет висеть на волоске, а еще более преданная, чем всегда, мисс Уитерс будет потихоньку ее выхаживать и позволит Дженни называть себя по имениГрейс, так вот, в ожидании этого дня Дженни занималась тем, что перенимала у Грейс Уитерс все, что было ей доступно: движения, речь, почерк.
Ты всегда так пишешь? спросил Дерек.
Нет, ответила Дженни, смотри.
И снова написала записку, на этот раз своим обычным почерком. Дерек сравнил написанное.
Нет ничего, что бы ты не умела. Чудесно. Нам в самом деле следует вдвоем убить Арчибальда. Мы легко провернем это.
Дерек поехал в Танбридж-Уэллс в своем двухместном автомобиле и поставил машину напротив церкви уэслианских методистов. В дверях почты он столкнулся с молодой женщиной в очках с серьезным выражением лица. Они извинились друг перед другом и обменялись улыбками. На какой-то момент ему показалось, что он узнает ее, но, возможно, только потому, что ей на какой-то момент показалось, что она узнает его. Затем она вышла, а он вошел. Сочетание Глории Харрис с Грейс Уитерс вполне убедило служащего, и письмо было отдано. Когда Дерек собрался уходить, то скорее почувствовал, чем увидел, ту же молодую женщину, которая снова оказалась на почте, она писала у телеграфной стойки. Он вышел и отправился на вокзал за газетами. Плакат рядом с газетным киоском гласил:
ГДЕ ДЖЕННИ?
ПОТРЯСАЮЩИЕ СОБЫТИЯ
«Вот как обстоят дела, сказал себе Дерек. Ну, мы повеселимся».