Пол, сказал инспектор без большой надежды в голосе.
В таком случае область синяка была бы более обширна. Более того, отсутствие каких-либо ушибов коленей
Хорошо-хорошо, сказал инспектор. Но ведь тогда дело выглядит так, что она могла быть соучастницей, верно? Занимать убитую беседой, пока убийца
Доктор Уиллоби Хатч пожал плечами. Его интересовали факты, а не выводы.
Или, разумеется, не соучастницей, сказал инспектор, стремясь быть справедливым. Как вы говорите, мы рассматриваем дело со всех сторон.
Доктор, который не говорил ничего подобного, встал.
Дознание завтра, сказал инспектор. Он просмотрел свои записи. Что ж, мы продвинулись.
Они действительно продвинулись. Подробное описание мисс Дженни в костюме для прогулки и широкополой шляпе появилось во всех вечерних газетах. Это описание, снабженное еще одной фотографией инспектора Меригольда и кабинетной фотографией мисс Уинделл в вечернем платье без шляпы, фотографией, демонстрировавшей, как восхитительно лежат локоны. Однако, по какому-то джентльменскому соглашению между редакторами, фамилия «Уинделл» нигде не упоминалась, как не имеющая значения, и публику просили искать просто Дженни, и если кто-нибудь увидит Дженни, немедленно сообщить об этом в Скотланд-Ярд или в ближайший полицейский участок.
ГДЕ ДЖЕННИ?
задавал вопрос один плакат, а другой объявлял:
ЛИЧНОСТЬ ДЖЕННИ УСТАНОВЛЕНА. ГДЕ ЖЕ ОНА?
Третий плакат содержал прямой призыв, обращенный к прохожим:
ВЫ НЕ ВИДЕЛИ ДЖЕННИ?
Теперь уже не было подозрений относительно того, что Дженни могла быть соучастницей убийства. Ни один джентльмен не мог позволить себе сказать ничего подобного по поводу подопечной Уоттерсона, Уоттерсона и Хинчоу. Дженни, по всеобщему мнению, была другой жертвой, и сейчас, наверное, находилась на пути в Аргентину. Весьма известный доктор с Харли-стрит высказывал свои соображения относительно того, можно ли накачать наркотиками (и увезти в Аргентину) девушку телосложения Дженни и, судя по всему, считал, что, если ее не ввели в заблуждение, будто кто-то из дорогих ей людей внезапно заболел в Аргентине и призывает ее, невозможно переправить ее с одного корабля на другой без какого-то содействия с ее стороны. С другой стороны, известная романистка в статье «Могут ли наши девушки без риска ходить по улицам?» приводила пару удивительных примеров того, что едва не случилось с дочерьми ее друзей, когда они, прогуливаясь по Риджент-стрит, поравнялись с больничной медсестрой. Становилось ясно, что, если убийца переодевается медсестрой, может произойти все, что угодно.
При таких обстоятельствах отрадно сознавать, что все морские порты охраняются
Нэнси читала все это в кафе в Блумсбери. Она пробыла на работе несколько дольше обычного, чтобы не пропустить мистера Фентона, потому что мистер Арчибальд Фентон должен был вернуться не просто из клуба, но и от ростовщика, с деньгами для старшей сестры Джойс. В пять часов она решила больше не ждать. В любом случае она не может послать деньги в Танбридж-Уэллс, не получив весточки от Дженни. Оказавшись на улице, она купила газеты и стала читать их за чашкой чая с батской булочкой.
Она представила себе, что ищет Дженни по описанию и фотографии. Безнадежно опознать настоящую Дженни, не имея никаких других сведений. Фотограф снял мисс Уинделл в один из тех неудачных моментов, когда бываешь в вечернем платье и смотришь на очень некрасивого маленького человечка с огромным галстуком-бабочкой. Нэнси была уверена, что слишком многих девушек успевали застигнуть именно в такой позе, чтобы какая-либо из них могла привлечь особое внимание. А потом, читая про все эти ужасы, которые не случились с Дженни, она вдруг подумала: ведь, наверное, мистер и миссис Уоттерсон беспокоятся?
Мистер Уоттерсон, разумеется, был Опекуном и Поверенным, и таким образом принадлежал к тем двум категориям, которые известны тем, что не проявляют беспокойства, когда их подопечный, с чьими деньгами они имеют дело, пропадает. Кроме того, ему было восемьдесят лет, и девятнадцатилетней Нэнси казалосьединственное, что должно беспокоить джентльмена восьмидесяти лет, это условия и перспективы в мире ином. Но несмотря на это и даже на то, что мистер и миссис Уоттерсон не были связаны с Дженни узами родства, они могли беспокоиться о ней. Разве она не должна постараться успокоить их?
Но каким образом? Написать анонимное письмо измененным почерком? Это безопаснее, чем напечатать на машинке, потому что детективы всегда обнаруживают неправильно стоящее в пишущей машинке «е» и принимаются искать по всему Лондону, пока не найдут. Она не может опустить письмо в Челси, но может купить открытку в ближайшем почтовом отделении и тут же отправить ее.
Написанное левой рукой, большими буквами, послание гласило:
ВАША ПЛИМЯНИЦА ЖЕВА И ЗДАРОВА НЕ МОГУ
СОБЩИТЬ БОЛШЕ ОБУТА В РЕНТОНФРЕРЗ. ДРУГ
Нэнси и в этот раз осталась довольна тем, как у нее получаются письма. Во-первых, племянница. Никто из читателей газет не мог предположить, что Дженни племянница мистера Уоттерсона, но тот, кто встречался с Дженни и слышал, как она говорит о «дядюшке Хьюберте», мог сделать именно такую ошибку. Затем ботинки. Ботинки Дженни, купленные у «Рентон-Фрерз», теперь находились в квартирке Нэнси. Мистер Уоттерсон мог бы посчитать письмо шуткой какого-нибудь полоумного, но упоминание ботинок определенной фирмы, что могут подтвердить слуги, в сочетании с ошибкой относительно племянницы, делали письмо убедительно подлинным. Она опустила открытку в почтовый ящик и отправилась домой. В омнибусе она раздумывала о ДРУГЕ, и решила, что это капитан баржи, которая сейчас медленно ползет к Ньюкаслу.
II
Элис сказала:
Как это я могла забыть про ее часы!
Кухарка рассказывала им о своем знакомом по имени Альфред Труби, которому отрезало большой палец циркулярной пилой.
Как это выглядело, миссис Прайс? спросила Хильда. Какой чай горячий, пожаловалась она, наливая чай в блюдце и дуя на него.
Да уж ничего хорошего, ответила кухарка, качая головой. Просто страшно. И вот, я вам говорю, никогда не знаешь, что может с тобой случиться. За пять минут до того, как это произошло, он нипочем бы не подумал, что лишится пальца, а через пять минут большого пальца как не бывало, и хоть бы все лучшие хирурги собрались, никто бы не приставил его обратно.
Неужели пила отреза́ла ему палец целых десять минут? спросила Хильда, которая только что открыла самый удачный способ дуть на чай, так что получалась рябь. Я думала, в один момент. Посмотри-ка, Элис. Она подула еще. Как маленькие волны.
Элис сказала:
Как же это я забыла про ее часы. Прямо на меня не похоже.
Часы? переспросила кухарка, готовая сменить тему.
Вы рассказывали про пилу, и тут меня как осенило. Часы мисс Дженни.
Посмотри-ка, Элис, сказала Хильда.
Ты про часы, которые она носила?
Ну да. Все в бриллиантах и все такое прочее. Я ничего не говорила о них мистеру Меригольду.
Ну же, Элис, посмотри! Как красиво!
Ерунда это, Хильда, резко сказала кухарка. Тут есть вещи поважнее. Ее часы, Элис? Ну как же ты так сглупила!
Мне в голову не пришло.
Кому нужны эти дурацкие старые часы? спросила Хильда, раздраженная, как всякий художник, посторонним вмешательством как раз в тот момент, когда совершенство было достигнуто.
Ну как же, нужны.
Если бы меня спросили, я бы сказала, что, если уж ее не нашли по платью и шляпе, то вряд ли найдут, если будут спрашивать время, чтобы взглянуть, какие часы.
Да не в этом дело, Хильда, возразила Элис. Как раз часы, если что-то если бедная мисс Дженни если ее Она всхлипнула и предоставила дальнейшие объяснения кухарке.
Первым делом они, сказала кухарка выразительно, обращаясь к Хильде, продадут часы. За такие часы можно много получить. Бриллианты ведь настоящие, Элис?
Элис кивнула.
Ну вот. А полиция обойдет всех
Скупщиков краденого, перебила Элис, почерпнувшая сведения об этом из книжек Дженни.