Обеимбыло
досадно, что они не могли взять к себе Мари - она пожелала остаться с Пьером
и отцом; впрочем, они без труда общались через низенькуюперегородкукупе.
Да и весь вагон - все пять купе по десяти мест в каждом - представлялсобою
как бы единую движущуюся залу, которую можно было сразуохватитьвзглядом.
Это была настоящаябольничнаяпалата;междуголымижелтымидеревянными
перегородками, под выкрашенным белой краской потолком, царил беспорядок, как
в наскороустроенномпоходномгоспитале:из-подскамеекторчалитазы,
метелки, губки. Вещей в багаж не принимали, поэтому всюду громоздились узлы,
чемоданы, деревянные баулы, шляпные картонки, дорожные мешки - жалкий скарб,
перевязанныйверевками;намедныхкрюкахвисели,покачиваясь,пакеты,
корзины, одежда. Тяжелобольные лежали среди этой ветошинаузкихтюфяках,
занимая по нескольку месткаждый,-громыханиеколесмчавшегосяпоезда
укачивало их; те же, ктомог,сиделимертвенно-бледные,прислонившиськ
перегородкам, подложив под голову подушку. По правилам полагалось,чтобыв
каждомкупеприсутствоваладама-попечительница.ВтораясестраОбщины
успения, Клер Дезанж, находилась на другом конце вагона. Здоровыепаломники
уже вставали, и некоторые даже принялисьзаедуипитье.Одноизкупе
занимали десять женщин, - они сидели,тесноприжавшисьдругкдругу,-
молодые и старые, все одинаковобезобразныеижалкие.Оконнельзябыло
открывать из-за чахоточных больных; ввагонестояладухота;казалось,с
каждым толчком мчавшегося на всехпарахпоездазловониестановилосьвсе
более нестерпимым.
В Жювизи прочли, перебирая четки, молитву. А когда в шесть часов вихрем
промчались мимо станции Бретиньи, сестра Гиацинтаподняласьсместа.Она
руководилачтениеммолитв,ибольшинствопаломниковследилозаих
чередованием по маленькой книжке в синей обложке.
- Angelus, дети мои, - проговориласестраГиацинтасобычнойсвоей
улыбкой,исполненнойматеринскогодобродушия,которомудевичьяюность
придавала особое очарование и нежность.
Затем прочли"Ave".Когдачтениемолитвокончилось,ПьериМари
обратили внимание на двух женщин, сидевших с краю в их купе.Однаизних,
та, что поместилась в ногах у Мари, на вид мещанка, втемномплатье,была
преждевременно увядшей, худенькойблондинкой,леттридцатислишним,с
выцветшими волосами и продолговатым страдальческим лицом, на которомлежала
печать беспомощности и бесконечной тоски; она старалась заниматькакможно
меньше места и не привлекать к себевнимания.Напротивнее,наскамейке
Пьера, сидела другая женщина одних лет с первой,по-видимомумастерица,в
черном чепце, с измученным нуждою и тревогой лицом; на коленяхонадержала
девочку лет семи, такую бледненькую и крошечную, что ей едва можно было дать
четыре года.