Вера нащупала в плаще пачку курева. Дрожащими пальцами она вытянула сигарету, закурила. Затянулась слишком сильнокашель скрутил горло.
Жанна критично наблюдала за ее судорогами.
Оградите детей от табачного дыма,ехидно сказала она.Это тебе не варенье бомбить, деточка. Забирай деньги и делай с ними что хочешь. Можешь на ниточку навязать и в небо запустить. Можешь алкашам раздать. Или в детдом по почте отправитьпредставляешь, некоторые ловят в этом особый кайф, как будто в детдоме их не разворуют. Но послушай меня, Вера, и поступи правильно.Глаза «подательницы сего» отвердели и разрезали Веру пополам.Дядька в очередиэто так, мелкий гном. За ним компания поопаснее и посолиднее. Мой тебе советубегай. С этой секунды. Не ходи домой: закон пакости работает, как часы, не забывай. Позвони хозяйкеона вынесет документы. Что тебе надобно? Паспорт, банковскую карточку, страховое медицинское свидетельство, загранпаспорт. Все. Купишь сумку. Хламида на тебе вполне стерпит, если ты выйдешь в ней на дорогу и поднимешь руку. Уезжай скорее, начни жизнь заново. Этих денег достаточно для рождения новой жизни. Впрочем, воля твоя, решай.Жанна выдохлась и откинулась на спинку лавочки.У всякого счастья свой кузнец.
Спасибо тебе,пробормотала Вера.
Пустяк,отмахнулась Жанна.Ежедневно ваша. Мы уже знаем, с чего начинается Родина, пришло время узнать, на чем она кончается. Прощай, коллега, мы с тобой никогда не увидимся.Освобожденная от гнета тяжелых женских романов, Жанна легко поднялась и протянула руку.
Вера пожала.
А у самой какие планы?
Жанна улыбнулась и надела очки.
Жить буду. Нишу искать. Свирепо размножаться. И трястись по ночам, не без этого.Жанна украдкой покосилась по сторонам, задерживаясь взглядом на каком-то странном существе, моющем руки в сухом, как пустыня, фонтане,Вовсе не факт,пробормотала она,что, отправив к праотцам Веру Владимировну, Фирма не захочет лично выразить мне свою признательность. С последующим освобождением от бремени.
Жанна исчезла, как сон в момент верещания будильника. Оставшаяся на лавочке женщина словно очнулась. В смятении закрутила головой. Где она? С кем? Под коленом захрустело. Она схватила пакет за ручки и перевела дыхание. Кто она с этой минуты?
Эти двое прибыли в Брышковец на рейсовом автобусе. Сутками ранее прошерстили пражский аэропорт, подключили троих из местных (двоебывшие «менты», третий служил в охране последнего президента-коммуниста). Насилу выцепили шофера, признавшего мадам по фото. Не из портовских работник, у беглянки хватило ума не брать такси в черте аэровокзала. «Очень приветливая,похвалил пассажирку водила.Ну да, дня три, как тому. Обменять валюту не успела, расплатилась долларами. А мне какая разница? Сто американских за полчасада до Брышковца сорок километров работы, хоть в объезд вези... Как выглядела, говоришь? Да хреново выглядела. По манерам приветливая, а глазенки бегают. И лицо какое-то... То ли тошно ей, то ли душно. То ли помирать собралась... А волосья на ней другиечего вы мне подсовываете? Ваша темная, а та была блондинкасущий пергидроль... Хорошо ли говорила по-чешски?ой, не могу, уморили... Ну. В общем, да, говорила. Слов двадцать знает. Да нам и ни к чемумы, славяне, без языка друг дружку поймем...»
По словам водилы, он высадил ее на площади Преображения. Где и простился со славянкой. Никаких гостиниц в районе площади отродясь не бывало. На такое поведение мадам гости города и рассчитывали. На то и «преображение». Они бродили по кривым мощеным улочкам, планомерно прочесывая городишко с запада на восток. Оба не видные, не броские. Не родня, не клопы, но до чего похожие... Вроде люди, а спустя минуту уже не помнишь, кто такие и были ли вообще.
На улице темнело. У гостиницы «Белый олень» двое разделились. Один перебежал проезжую часть, выстланную белым известняком, вошел в галантерейную лавку, другой, сверстав почтительную улыбку, отворил дверь.
Портье оказалась женщиной. Не молодой, не старой. С бледноватым привлекательным лицом и типичной для этих мест учтивостью.
Ради бога, пани, попрошу меня извинить,невзрачный тип преобразился в джентльмена и направился к стойке.Я ищу одну женщину. Одну русскую пани. Она должна была остановиться в этом городе. Мы, к сожалению, разминулись, произошло досадное недоразумение. Я прибыл из Брно, она из России... Вы не знаете ее, пани? Поверьте, это очень важно, она мне очень небезразлична...
Этот текст с незначительными вариациями он произносил в двадцатый раз. И фотография, предъявляемая гражданам, изрядно поизносилась.
«Как странно,подумала портье.Эта женщина рассказывала, что у нее однажды в Чехословакии была большая любовь. Но не помню, чтобы она собиралась вновь с ней встретиться».
Эта женщина ей понравилась. В ней было что-то трогательное. И несчастноено вовсе не тоска по человеку, с которым случайно разминулась.
Она оторвала глаза от фотографии:
Очень сожалею, пан, но я вижу эту пани впервые. В нашей гостинице такая пани не живет.
Весьма огорчительно,печально улыбнулся господин.Простите, что отнял у вас время. Всего вам доброго.
Подождите...Женщина за стойкой засомневалась.
Да, я вас слушаю,человек с готовностью обернулся.
Вы... м-м, можете оставить свою визитку с телефоном. Если я вдруг где-нибудь увижу эту женщину, то попрошу ее позвонить.
«А вот это интересно,подумал мужчина.Если женщина не живет в гостинице, где она собирается ее увидеть?»
Безусловно, пани, безусловно.Мужчина извлек из внутреннего кармана зеленоватую визитку и положил на стойку.Грегор Крауф, специалист по интерьеру. По этому телефону нужно звонить вечером. Честь имею, пани.
Он учтиво склонил голову и удалился. А портье задумчиво смотрела ему вслед, гадая, что же она сделала не так.
Ее звали Ева. Бывшая советская гражданка. Не еврейка, не немка. Прадедчех Ежи Богушувернулся от удара красной шашки и по окончании Гражданской войны осел в России. В советское время отец с матерью, урвав путевку в Чехословакию, наткнулись на родню под Прагой. Но оба служили мелкими функционерами в обкоме, так что не стали рекламировать «родственников за рубежом», дабы не портить анкету. В девяностых, выйдя замуж за производителя денег из воздуха, Ева пару раз съездила в Чехию. Потом начались проблемы. Налоговая, Уголовный кодекс, партнеры по бизнесу. Рассчитаться с долгами муж не смог. В один прекрасный день Ева обнаружила его лежащим поперек подъезда с многочисленными повреждениями жизненно важных органов. Едва отметили девять дней, взялись за жену. Но о пропавших мужниных деньгах она ничего не знала. Пришлось смыться: из князида в грязи. Уже восемь лет Ева в Брышковце, родня помогла оформиться, обрести гражданство, все нормально. Только какие-то они, эти новые сограждане... Трусоватые, что ли. Или слишком правильные. В общем, скучно. На контакт с постоялицей она пошла первой, безошибочно угадав в ней россиянку. Обитательница 208-го номера в экстаз при виде соотечественницы не впала, но держалась, в общем-то, дружелюбно. Пару раз попили у нее в номере, поболтали. Она вела себя как-то странно. Похоже, все ее существо одолевала одна навязчивая идея. Не сказать, что радостная. Иногда она как бы приходила в себя, шутила, отвечала на вопросы, но тут же могла замкнуться, на глазах побелеть и уйти глубоко в себя. Понаблюдав за постоялицей, Ева сделала вывод, что у этой приятной женщины проблемы личного характера. Она не лезла в чужую душу, за что и получила несколько сдержанных улыбок плюс вечерок в компании с бутылочкой вина и с воспоминаниями о далекой земле предков. Особу звали Анной Шварц. Представилась журналисткой одной дальневосточной газеты. На вид ей было не меньше сорока. Но выглядела приличнокожа не дряблая, рукиосновной определитель возраста женщиныгладкие и ухоженные. Единственное, что сбивало с толку,перманентная бледность.
Почему эта дама так импонировала Еветолько ли по причине общей родины?Ева затруднилась бы ответить. Есть люди, которые располагают с первой минуты знакомства.
Она проводила глазами спину посетителя, после чего пару минут пребывала в раздумье. За это время мужчина успел выйти из «Белого оленя» и сказать несколько слов напарнику. Тот уже покинул лавку галантерейщика и стоял на углу, подпирая вход в арку. Понятливо кивнув, напарник исчез в проходном дворе.